Октябрьская страна (The October Country), 1955 - Рэй Бредбери

Он встал с кровати и на цыпочках подошел к окну, приоткрыв его. Дорожка, покрытая мраморными плитками, тускло поблескивала внизу. Эдвин размахнулся и бросил шкатулку. Она завертелась в холодном воздухе и полетела вниз. Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем она чиркнула о мраморную дорожку.

Эдвин высунулся в окошко:

– Ну! – закричал он. – Как ты? Как ты там?

Эхо замерло. Шкатулка упала куда-то в тень деревьев. Он не мог видеть, открылась ли она при ударе, выскочил ли попрыгунчик из своей жуткой тюрьмы или все также сдавлен крышкой, и Эдвину так и не удалось помочь ему вырваться. Он прислушался.

Эдвин простоял у окна целый час, но, так ничего и не дождавшись, вернулся в постель.

Утро. Из кухни доносились чьи-то голоса, и Эдвин открыл глаза. "Кто бы это мог быть? Какие-то служители Бога? А может это люди с картин Дали? Нет, Мама их ненавидит, они не придут. Молчание. И вдруг снова эти голоса, слившиеся в единый громкий голос:

– С днем рождения!

Потом они смеялись, плясали, ели поджаристые пирожки и лимонное мороженное, пили шипучий лимонад, а на именинном пироге со свечками Эдвин прочитал свое имя, написанное сахарной пудрой. Потом Мать сидела за пианино и, аккомпанируя себе, пела смешные детские песенки. Потом они ели клубнику с сахаром, опять пили лимонад и опять хохотали так, что закачалась люстра. Потом появился серебристый ключик, и они побежали открывать четырнадцатую запретную дверь.

– Готово! Смотри-ка. – Дверь скрипнула и уехала прямо в стену.

– О! – только и сказал Эдвин. К его разочарованию, четырнадцатая комната оказалась всего лишь пыльным чуланом, стены которого были покрыты коричневым пластиком. Она не шла ни в какое сравнение с теми комнатами, что открывались в его предыдущие дни рождения. На шестой год он получил класс, где теперь проходили уроки. На седьмой – комнату для игр, на восьмой – музыкальный салон, на девятый – ему открылась чудесная комната-кухня, где горел настоящий огонь! На десятый год была комната, где стоит фонограф, вызывающий голоса духов с черных дисков. На одиннадцатый – большая комната, которая называется Сад; там лежит удивительный зеленый ковер, который не нужно подметать, а только стричь.

– Не отчаивайся, иди-ка сюда, – сказала мать и втолкнула его в чулан. – Это волшебная комната. Сейчас увидишь, ну-ка закрой дверь.

Она нажала какую-то кнопку на столе.

– Не надо! – закричал Эдвин, потому что чулан вдруг задрожал и начал ползти вверх.

– Не бойся, малыш, – сказала Мать и взяла его за руку.

Мимо них уходила вниз какая-то черная стена, в которой то и дело виднелись двери. Около одной из них чулан скрипнул и остановился.

– Ну-ка! Открой!

Эдвин осторожно открыл дверь и заморгал глазами.

– Высокогорье! Это же высокогорье! Как мы попали сюда? Где же гостиная, где гостиная Мама?

Она взъерошила ему волосы:

– Я же сказала, что это волшебная комната. Мы прилетели сюда. Теперь раз в неделю ты будешь тоже летать в класс, вместо того, чтобы бегать по лестницам!

Эдвин смущенно оглядывался по сторонам, не понимая, как все это произошло.

Потом они блаженствовали в саду, растянувшись в густой траве, и потягивали яблочный напиток из большущих чашек. Мать несколько раз вздрагивала, услышав грохот выстрелов за лесом. Эдвин поцеловал ее в щеки:

– Не бойся. Я тебя защищу.

– Я знаю. Ты – защитник, – сказала она, но продолжала то и дело бросать взгляд в сторону деревьев, как бы опасаясь, что именно они являются источником хаоса, который все обратит в пыль.

Когда солнце уже начинало клониться к закату, они увидели какую-то блестящую птицу, с грохотом пролетавшую высоко над деревьями. Втянув голову в плечи, они бросились домой, ожидая, что вслед за этим грохотом грянет буря – раскаты этого близкого грома предвещали грозу. Но птица скрылась, а за окном спокойно сгущались сумерки.

Они еще немного посидели в гостиной; Мать задумчиво потягивала шампанское из высокого бокала. Затем она поцеловала Эдвина и отправила его спать.

У себя в спальне он медленно раздевался и думал о том, какую комнату он получит через год, через два года… А на что похожи чудовища, монстры? Они убили Господа… Интересно, что такое "смерть"? Наверное, это такое чувство; наверное, оно так понравилось Господу, что он никогда не вернется. Может быть "смерть" это путешествие?

Внизу раздался звон разбитого стекла. Наверное, Мать уронила бутылку шампанского. Эдвин замер от того, что его поразила странная мысль: "А какой бы звук был, если бы упала сама Мать? Если бы она разбилась на миллион осколков?"

Проснувшись утром, он почувствовал странный запах: так пахло вино. Эдвин потянулся в кровати. Он прекрасно себя чувствовал. Сегодня, как обычно, его ждет завтрак, уроки, обед, занятия музыкой, потом час или два – электрические игры, и, наконец, самое интересное – чай на мягкой зеленой траве. Вечером опять уроки – они с Учительницей будут читать книги из библиотеки, и он узнает что-нибудь новое о том нездешнем мире, который скрыт от его глаз.

– Ой, он же забыл отдать Матери записку Учительницы! Нужно сейчас же сделать это.

Эдвин быстро оделся и распахнул дверь. В доме стояла непривычная тишина.

– Мама, – позвал он. Никто не ответил. – Мама! – закричал он и бросился вниз.

Он нашел ее там же, где оставил вчера вечером в гостиной. Она лежала на полу с разбитым бокалом в руке. Рядом валялась бутылка. Она была невредима, но все вино из нее вылилось, оставив на ковре ядовитое пятно. Мать была все в том же зеленом платье. Она, наверное, очень крепко спала и не слышала шагов Эдвина. Он подошел к столу. Стол был пуст. Это поразило Эдвина: сколько он себя помнил, на этом столе по утрам его всегда ждал завтрак. Но сегодня его не было!!!

– Мама, проснись, – он обернулся к ней. – Где завтрак? Проснись! Мне идти на уроки?

Она не шевелилась.

Эдвин бросился наверх. Безмолвные коридоры и переходы летели ему навстречу. Вот и дверь класса. Тяжело дыша, он постучал. Молчание. Он стукнул сильнее, и дверь, жалобно скрипнув, приоткрылась. Класс был пустой и темный. Веселый огонь не потрескивал в камине, разгоняя тени на потолке. Кругом не было слышно ни звука.

– Учительница!

Он замер в центре безжизненной холодной комнаты.

– Учительница?!

Слабый луч света пробился через цветное стекло, когда он приподнял штору.

Эдвин мысленно приказал этому лучу зажечь огонь в камине. Он зажмурился, чтобы дать время Учительнице появиться. Затем он открыл глаза и замер, ошеломленный тем, что он увидел на ее столе. На аккуратно сложенном сером платье с капюшоном лежали ее очки и одна серая перчатка. Эдвин потрогал ее, другой перчатки не было. Рядом лежал жирный косметический карандаш. Эдвин задумчиво провел им несколько линий на ладони.