Запасной - Гарри Сассекский

Мы жили в палатке в её саду. Она сидела с нами в палатке и говорила эти нелёгкие истины, держа каждого из нас за руку. Глядя нам в глаза, она убеждала нас в том, что этот разрыв должен быть окончательным.

Не тратьте самое ценное, что есть на свете. Время.

Она была права, я знал. Как сказал сержант-майор Були: Пора.

Поэтому я заставил себя выбросить эти отношения из головы — фактически, все отношения. Займись делом, говорил я себе, улетая из Ботсваны. В то короткое время, которое осталось до отправки в Афганистан, просто займись чем-нибудь.

С этой целью я отправился с Вилли в Лесото. Мы посетили несколько школ, построенных благотворительной организацией "Sentebale". С нами был принц Сеисо, который вместе со мной основал эту благотворительную организацию в 2006 году, вскоре после того, как потерял собственную мать. (Его мать также была борцом в войне против ВИЧ). Он повёл нас на встречу с десятками детей, у каждого из которых была своя трогательная история. Средняя продолжительность жизни в Лесото в то время составляла 40 с небольшим лет, в то время как в Великобритании она составляла 79 лет для мужчин и 82 года для женщин. Быть ребенком в Лесото было все равно, что быть среднего возраста в Манчестере, и хотя на то были разные сложные причины, главной из них был ВИЧ.

Принц Сеисо

Четверть всех взрослых жителей Лесото были ВИЧ-инфицированы.

Через 2-3 дня мы отправились с принцем Сеисо в более отдалённые школы, в глушь. Далеко. В качестве подарка принц Сеисо подарил нам диких пони, на которых мы могли проехать часть пути, и племенные одеяла от холода. Мы носили их как накидки.

Нашей первой остановкой была замёрзшая деревня в облаках: Семонконг. На высоте около 7 тыс. футов над уровнем моря она лежала между заснеженными горами. Из носов лошадей вырывались струи тёплого воздуха, когда мы толкали их вверх, вверх, вверх, но когда подъём стал слишком крутым, мы пересели на грузовики.

Прибыв на место, мы сразу же отправились в школу. Мальчики-пастухи приходили сюда 2 раза в неделю, получали горячую еду и шли на занятия. Мы сидели в полутьме, возле парафиновой лампы, смотрели урок, а потом сели с дюжиной мальчиков, некоторым из которых было по 8 лет. Мы слушали, как они рассказывают о своем ежедневном походе в нашу школу. В это невозможно было поверить: после 12 часов работы по уходу за скотом и овцами они 2 часа шли пешком через горные перевалы, чтобы учиться математике, чтению и письму. Такова была их жажда учиться. Они терпели боль в ногах, лютый холод и многое другое. Они были настолько уязвимы в пути, настолько подвержены воздействию стихии, что несколько человек погибло от ударов молнии. На многих нападали бродячие собаки. Они понизили голос и рассказали нам, что многие из них также подвергались сексуальному насилию со стороны странников, кочевников и других мальчиков.

Мне стало стыдно, когда я вспомнил все свои жалобы на школу. Жалобы на что угодно.

Несмотря на то, что им пришлось пережить, мальчики оставались мальчиками. Их радость была неудержимой. Они радовались подаркам, которые мы принесли: тёплым пальто, шерстяным шапочкам. Они надевали одежду, танцевали, пели. Мы присоединились к ним.

Один мальчик держался в стороне. Его лицо было круглым, открытым, прозрачным. Очевидно, на его сердце лежала страшная ноша. Мне показалось, что будет неприлично спрашивать. Но у меня в сумке был ещё один подарок — фонарик, и я отдал его ему.

Я сказала, что надеюсь, что он будет освещать ему путь в школу каждый день. Он улыбнулся.

Я хотел сказать ему, что его улыбка будет зажигать мою. Я попытался.

Увы, я не очень хорошо говорил на сесото.

40

Вскоре после нашего возвращения в Британию Дворец объявил, что Уилли собирается жениться.

Ноябрь 2010 года.

Это что-то новое. За всё время, проведённое вместе в Лесото, он никогда не упоминал об этом.

В газетах появились пафосные статьи о том, что якобы я понял, что Уилли и Кейт хорошо подходят друг другу, что якобы я оценил глубину их любви и якобы решил подарить Уилли кольцо, доставшееся мне от мамы — легендарный сапфир. Якобы это был момент нежности между братьями, момент единения для всех нас троих. Но на самом деле всё это была абсолютная чушь: ничего этого никогда не было. Я никогда не дарил Вилли это кольцо, потому что у меня его не было. Оно уже было у него. Он попросил его после смерти мамы, и я был более чем счастлив отдать его.

Теперь, когда Вилли сосредоточился на подготовке к свадьбе, я пожелал ему всего хорошего и резко ушёл в себя. Я долго и упорно думал о своём холостом положении. Я всегда считал, что женюсь первым, потому что так сильно этого хотел. Я всегда предполагал, что буду молодым мужем, молодым отцом, потому что решил не повторять путь отца. Он был пожилым отцом, и я всегда чувствовал, что это создает проблемы, ставит барьеры между нами. В среднем возрасте он стал более малоподвижным. Ему нравилась рутина. Он не был тем отцом, который бесконечно играет в пятнашки или бросает мяч до глубокой ночи. Когда-то он был таким. Он гонялся за нами по всему Сандрингему, придумывая замечательные игры, вроде той, где он заворачивал нас в одеяла, как хот-доги, пока мы не визжали от беспомощного смеха, а потом дёргал одеяло — и мы вылетали с другого конца. Я не знаю, смеялись ли мы с Вилли когда-нибудь сильнее. Но задолго до того, как мы были готовы, он перестал принимать участие в таких забавах. У него просто не было на это желания.

Но у меня оно будет, я всегда обещал себе. Обязательно.

Теперь я задавался вопросом: Смогу ли?

Был ли это настоящий я, который дал обещание стать молодым отцом? Настоящий ли я пытался найти подходящего человека, подходящего партнера, и одновременно пытался разобраться в себе?

Почему то, чего я якобы так сильно хочу, не происходит?

А что, если это никогда не произойдёт? Что будет значить моя жизнь? Какова будет её конечная цель?

Война, подумал я. Если все остальное не сработает, как это обычно и бывало, я всё равно останусь солдатом. (Жаль только, что меня всё никак никуда не отправляли).

А после войн, думал я, всегда останется благотворительность. После