Полководцы Украины: сражения и судьбы - Дмитрий Табачник

Между тем прежде, нежели подоспело остальное наше войско, полк Зборовского, шедший впереди, выстроился в боевой порядок на правом крыле; подошел потом полк Струся, старосты Хмельницкого, который стал на левом крыле, полки Казановского и Людовика Вайгера, над коими начальствовал Самуил Дуниковский, расположились в боковых и запасных колоннах правого крыла, гетманский полк, состоявший под начальством князя Януша Порыцкого, занял позицию на левой стороне, также в боковых колоннах; в густых колоннах, на всякий случай, стояли некоторые роты, как бы в строю, гетман наблюдал повсюду Были также легко вооруженные казаки, человек до четырех сот: они назывались Погребищанами, потому что в этом отряде наиболее было людей из Погребищ, имения князей Збаражских, над коими начальствовал Пясковский. Гетман приказал казакам стоять при кустарнике, как бы возле левого крыла; пехотная гетманская хоругвь с двумя фальконетами еще не прибыла.

Когда войско таким образом уже было устроено к бою, гетман объезжал все отряды, одушевлял их, представляя, сколе затруднительно их положение и что вся надежда в мужестве, а спасение в побеге; после чего приказал барабанным боем и трубами подать знак к бою.

Неприятель уже приготовился к битве; иноземное Шведское войско, вероятно, состоявшее не более как из восьми тысяч (хотя считалось и получало деньги на 10 000 конных и пеших), расположилось по правую руку, а Московское по левую, которого, по словам самого князя Димитрия Шуйского, было более 40 000 конницы и пехоты.

Между нами, как было выше упомянуто, находился длинный плетень с небольшими промежутками, и нам, когда мы повели атаку, пришлось проходить сквозь сии промежутки. Сей плетень был для нас большим препятствием: ибо и Понтус поставил при нем же свою пехоту, которая весьма вредила нашим, как наступавшим чрез сии промежутки, так и возвращавшимся через оные назад. Битва продолжалась долго; как наши, так и неприятель, особенно же иноземцы, несколько раз возобновляли бой. Тем из наших, которые сразились с Московскими полками, было гораздо легче; ибо Москвитяне, не выдержав нападения, обратились в бегство, наши же преследовали их. В это время подоспели к нам фальконеты с небольшим числом пехоты и принесли большую пользу. Ибо пушкари выстрелили из малых пушек в Немецкую пехоту, стоявшую подле плетня, а подоспевшая наша пехота, хотя не многочисленная, но опытная и бывшая во многих сражениях, бросилась на них, и тотчас между Немцами пало несколько человек, убитых выстрелами наших малых пушек и из ружей; Немцы также выстрелили в оную пехоту и убили двоих или троих из гетманова полка, но, увидев, что наши смело к ним подступают, бросились бежать от плетня к лесу, который был неподалеку. Конница Французская и Английская, подкрепляя друг друга, сражалась с нашими ротами; но когда удалилась Немецкая пехота, которая, стоя подле плетня, была для нас большим препятствием, на эту иноземную конницу, соединившись, напали несколько наших рот, вооруженных копьями (у тех, у кого еще были): что вместе с силою мы потеряли и необходимый для гусар копья, коими вредили неприятелю, саблями и кончарами (род меча. – Авт.). Конница, не поддержанная Москвитянами и Немецкою пехотою, не могла устоять, пустилась бежать в свой стан, но и там наши на них напали и рубя гнали через собственный их стан; тогда Понтус и Горн обратились в бегство. Еще оставалось иноземцев до трех тысяч или более; они стояли на краю подле леса. Гетман начал обдумывать, каким бы образом выгнать их из сей крепкой позиции. Но они, будучи уже без начальников, помышляя о своей безопасности, послали к гетману, прося его вступить с ними в переговоры; они видели себя в необходимости решиться на сие еще и потому, что Москвитяне бежали и только немногие из них остались в деревне, обнесенной частоколом и находившейся подле лагеря князя Дмитрия, там был и сам князь Димитрий. Гетман, видя, что дело было преисполнено трудности и что не легко выбить их из упомянутого кустарника, согласился на их желание вступить в переговоры; кончилось тем, что они сдались добровольно; большая часть их обещались поступить на службу е. в. короля, все же они присягнули и утвердили присягу сперва поданием руки знатнейшими капитанами, а потом и письменно, что никогда не будут служить в Московском государстве против е. в. короля. Гетман обещался оставить им как жизнь, так и имущество; а тем, кои бы не пожелали служить, обещал исходатайствовать у е. в. короля свободный пропуск в их отечество.

Между тем как делался сей договор, князья Андрей Голицын и Данило Мезецкий, которые с поля битвы убежали в леса и, сделав объезд, так чтобы не встретиться с нашими, в числе нескольких сот явились снова в деревню, обнесенную частоколом, в коей, как было упомянуто, остался сам князь Димитрий; с ними возвратились Понтус и Горн, и видно, что Понтус готов был заключенный договор объявить недействительным, но солдаты сохраняли его настойчиво. Князь Димитрий и князь Голицын, видя (ибо это происходило пред их глазами), что иноземные воины пересылаются с гетманом, быстро побежали в лес заднею стороною деревни, через свой лагерь, который находился позади деревни, – разложив на виду в своем лагере драгоценнейшие вещи, кубки, серебряные чаши, одежды, собольи меха; хотя наши пустились в погоню, немногие однако ж преследовали неприятеля, бросившись в лагере на эту добычу, ибо Москвитяне сделали это для отклонения наших от преследования.

При нашем выступлении с нами находились только небольшие пушки и карета гетмана; а на возвратном пути повозок, колясок было числом едва ли не более нас самих; ибо Московские повозки стояли запряженные, которые наши, нагрузив добычею, увезли с собою; множество их завязло в том трудном для прохода лесе, так что коннице с трудом приходилось обходить их. Гетман, опасаясь, чтобы во время его отсутствия лагерь не подвергся какой-нибудь опасности от Волуева, спешил и возвратился в тот же день в стан.

Князь Димитрий бежал поспешно, хотя не многие его преследовали, он увязил своего коня в болоте, потерял также обувь, и босой, на тощей крестьянской кляче приехал под Можайск в монастырь. Достав там лошадь и обувь, немедленно отправился в Москву. Жителям Можайска, которые к нему пришли, приказал просить милости и пощады у победителя, ибо защищаться не было средств; и действительно жители Можайска послали к гетману, предлагая ему покорность от своего имени и от имени других городов: Борисова, Вереи и Рузы».

Потери Шуйского и Делагарди в битве при Клушине составили около 5 тысяч, Жолкевский потерял не более 400 (а по другим данным, вообще около 200). Но значение сражения этим не исчерпывалось – результатом поражения русско-шведского войска стало свержение «боярского царя» Василия IV Шуйского. После чего, благодаря помощи знатнейших бояр-изменников, Жолкевский беспрепятственно вошел в Москву, а на русский престол был призван королевич Владислав.