Квартира - Павел Астахов

Громила поднялся навстречу Павлову и внимательно вгляделся в его лицо. Узнал в этом растрепанном припозднившемся визитере адвоката, хорошо ему известного по бесконечным судебным сериалам, которые приходилось смотреть на долгих дежурствах, и улыбнулся.

— Здравия желаю! — И тут же пояснил: — Вот, дежурим.

— Ух ты! В честь чего? Наш дом стал не только памятником, но и особо охраняемым объектом? — попытался иронизировать Артем.

— Не-е-е. Режима нет. Начальство распорядилось. Сегодня пост и организовали. Наш шеф теперь ваш сосед, — понизив голос, поделился часовой и характерно указал сперва наверх в потолок, а затем скосил глаза по направлению лестницы, ведущей в квартиры.

— Вот как? А я-то, наивный… — усмехнулся Павлов. Оказывается, после выдержанной им и Варварой Штольц осады дом стал интересен не только им, в прямом смысле оставшимся в живых, жильцам. — А кто еще ожидается? Министры? Президент? — сострил он.

Охранник растерянно раскрыл глаза:

— Не-е-е. Президент не будет. А министр культуры завтра точно заезжает. Соседом будет с нашим шефом. И еще его два зама.

Артем тяжело сглотнул. Он больше не желал ни шутить, ни язвить, ни иронизировать. Он только сейчас почувствовал, как устал. Единственным желанием было доползти до кровати и уснуть. Лучше бы проспать до конца света, чтобы не видеть той мерзости, в которую все больше и больше погружался окружающий мир. На смену одним квартирным рейдерам пришли другие — в образе спасителей. Отыграли свою роль спасителей и пожали все материальные плоды.

— Господи помилуй! — только и выдавил адвокат, махнул рукой охраннику и поплелся вверх по лестнице.

Розыск

— Михалыч? Привет, родной! На дежурстве? Ну-ну. Как обстановка? Спокойно? Ну, слава богу. Да, вот задержался. Есть вопрос.

Онаньев пододвинул к себе исписанный листок.

— Посмотри, не выезжал ли из страны в последние сутки человечек один. Диктую. Константин. Николай. Ы. Ну, Ы как Ы. Буква такая между мягким и твердым знаком. Знаешь? Так. И последнее. Шарик. Что получилось? Нет! Неправильно! Никакой он не КНЫТШ! А просто КНЫШ. «Тэ» убери. Четыре буквы. Правильно. Звать Александр Сергеевич. Точно, как Пушкина. Только этот совсем не поэт. Но тоже с выдумкой. Знаешь? Откуда? Точно, сенатор. По квартирам. Председатель этого совета? Ну и?.. А? Ты тоже в числе обманутых дольщиков?

Онаньев рассмеялся.

— Михалыч, ну у тебя-то откуда бабки на инвестирование? Ты ж вечный дежурный! Вам там что — в валюте приплачивают? Х-ха-ха. А-а-а-а. Тогда ясно. Значит, говоришь, единственный нормальный мужик. Надежный? Ну-ну. Так посмотри, будь любезен, куда этот надежа-председатель лыжи навострил. Так. Жду.

На мгновение в трубке затихло, но Онаньев знал, что база работает быстро, и сразу же изготовился записывать.

— М-м-м. Угу. Пишу. Двадцать два тридцать. Из Внуково-три. Частный, что ли? Ага. Москва, чего? Штаты? Какие штаты? Соединенные? А-а-а-а. Записываю. Герман. Шура. Тихон. Анна. Дуня. Тихон. Понял. Да, получилось ГШТАДТ.

Онаньев удивленно хмыкнул. Такого названия он еще не встречал.

— И где же это? Во как? Швейцария. Понял! Есть. Спасибо тебе, Михалыч! Выручил. Чего говоришь? Да не-е-е-ет, не по нашей линии. Это мне, лично. Вроде как от жены бегает. Ну да. Попросили знакомые для женщины хорошей. Загулял парламентарий. Жена ревнует. Ну, вот и бегают: она за ним, а он от нее. Сказал, в командировку в Питер, а сам, видишь, в этот Гштадт. Ладно. Гонорар пополам, договорились. Ты уж меня не сдавай?! Спасибо тебе, Михалыч. Привет семье! Спокойного дежурства. Пока.

Онаньев закурил еще одну сигарету. Выходило, что сенатор действительно выехал из страны в спешном порядке. Павлов не врал. Да и вряд ли бы он стал выдумывать всю эту историю с нападением и захватом. Он хоть и слыл мастером всяких пиаровских ходов, но сегодня в его голосе сквозила личная озабоченность, а главное, растерянность. Так не сыграешь. А потом, для пиара лучше не следователю звонить, а дежурную бригаду криминальных новостей с НТВ вызвать. Утром все каналы трендеть будут. Что же делать с этим настырным адвокатом? Дело-то закрыто.

Постановление отменять Онаньев не собирался и даже в подтверждение своей позиции закрыл сейф на замок и убрал ключи. Нет-нет! Никаких возобновлений и продлений! Иначе получится очередной висяк. И так навязали это дело… сверху. Онаньев припомнил, как на него нагрузили дело о смерти отца адвоката, и недовольно поморщился: Павлов задействовал не только свои связи, но и отцовские.

«Вот пусть и теперь постарается, — холодно подумал Онаньев, — тут все в его руках. По сути, нападение — это же не моя юрисдикция. Подследственность милицейская. Вот пусть прямиком идет к участковому в Тверской околоток и заявленьице подает в общем порядке. А про всемирный заговор — это для мемуаров и детективов хорошо. Нет такого состава преступления в нашем кодексе!»

Онаньев улыбнулся, затушил сигарету и, порывшись в записной книжке, нашел телефон Павлова. У него была спасительная привычка сразу же записывать телефон человека, с которым разговаривал дольше пяти минут. От этого видавшая виды записная книжка выглядела, как раздувшаяся рыба-луна. И лишь затем он аккуратно закрыл кабинет и набил номер в свой второй сотовый телефон. Да, он не был защищен от посторонней «коммерческой» прослушки так же хорошо, как служебный. Зато он хорошо защищал от неприятностей служебных.

Павлов ответил сразу же. Видимо, заждался и нервничал.

— Але? Артем Андреич? — на всякий случай уточнил Онаньев.

— Да-да. Это я. Слушаю внимательно!

— Угу. Я с вами хотел поделиться одним наблюдением. Я, знаете ли, люблю наблюдать за перелетными птицами. Так вот, недавно видел чудо одно. Вроде как зима на дворе, Новый год скоро, а тут целый косяк гусей летит. Ну, я посчитал, не поленился. Сперва двадцать два насчитал, а затем еще. Аж тридцать! Вот как. Вы представляете? Вы же вроде охотник? Я читал где-то.

Онаньев зевнул в трубку. Он уже вторые сутки не мог добраться до дома — полупустой маленькой служебной квартирки, честно заработанной службой государству.

— Понял вас. Гусь — птица важная, благородная, — подыграл Артем. — Охота на него — одно удовольствие. Жаль, в наших краях редко бывает.

Они оба прекрасно знали, что все служебные телефоны следователей прослушиваются для их же безопасности. Да, сам Павлов смело высказывал свои подозрения в адрес сенатора Кныша, но сейчас происходил совсем другой разговор. Если Онаньев избрал этот эзопов язык, то, видимо, имел на то основания.

— Я читал, что они любят зимовать недалеко, — продолжил следователь, — в Европе. По-моему, в Швейцарии. Говорят, там им хорошо. Корма много. Вольготно. Я там сам не был никогда. Смешная, наверное, страна. Помните, как Райкин говорил? Такая юмореска у него была про старого швейцара. Он в образе, с усами, бакенбардами, в мундире рассуждает. Говорит, Швейцария — это страна, где живут одни швейцары.

— Да, смешно, — поддержал его Павлов.

— И названия городов у них смешные. Не выговоришь. Вот я помню со школы. Город такой Гштадт. Звучит, как будто окурок тушат в пепельнице. Хм. Забавно. Ну да ладно. Как на охоту соберетесь — звоните. Что поеду — не обещаю, но посочувствую. Зверушкам. Ха-ха-ха! Завтра жду вас для ознакомления с постановлением. У нас сроки, сами знаете. Спокойной ночи!

Онаньев закончил разговор и выключил свет. Теперь уже ничто не могло отвлечь его от пути домой. Он вышел из темного здания следкомитета и пошел пешком сквозь мерзкий мокрый снег, хлеставший по лицу, поминутно поскальзываясь на неубранных тротуарах. Он улыбался. Его ждала пустая квартира и недопитая бутылочка горькой настойки. Он улыбался и что-то бормотал под нос:

— Заговор всемирный. Сенатор-оборотень. Дольщики, пайщики. Квартиры. Дома. Самолеты. Олигархи? Хм. Убогие, никчемные люди! У вора вор дубинку спер. Не нужны мне ваши замки, дворцы, виллы. Дайте пожить спокойно. Все одно передушите себя сами, как пауки в банке. Конец у всех един.

Пристав

Артем начал думать о Кныше, едва проснулся. Он думал о нем за бритьем, за завтраком, в машине по пути в офис и, конечно же, в офисе. А из размышлений об этом, вне сомнения, масштабном мошеннике его вывел настойчивый стук в дверь кабинета. Павлов удивился, почему Катя не докладывает, но тут же вспомнил, что отпустил ее по личным делам до обеда. Он машинально глянул на часы: ранний гость явился в восемь тридцать утра.

«Может, от Стаса?» — подумал Павлов и тут же вспомнил, что собрание дольщиков предполагается только завтра.

— Входите! — пригласил адвокат.

Дверь плавно пропустила внутрь лохматого субъекта. С виду типичного курьера, но форменные черные брюки с лампасами выдавали в нем судебного пристава, плохо замаскированного напяленной поверх тертой дубленкой. Субъект откашлялся и сделал два шага внутрь кабинета.