"Фантастика 2023-163". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Алифанов Олег Вл

– На этом странности кончились?

– Как бы не так, они преследовали меня без устали. Вы не интересуетесь содержанием, но вам я скажу, что это исторический трактат о древних временах.

– Господин с топазовым перстнем?

– Истинно так. Он знаком вам?

– Перстень с крупным топазом говорит о принадлежности его обладателя некоему тайному ордену, но я убеждён, что сами вы не причастны к деяниям хуже масонских, – сказал я и поймал умноженный сполохом огня упрёк в его взгляде. Мы оба сознавали, что я допустил бестактность, запрещённый приём. – Однако они пользуются и неведением невинных лиц для своих целей. Но из путешествий по Европе вы также привозили книги?

– В свою коллекцию немало, но не только. Три манускрипта я доставил в разные годы некоторому важному лицу, о котором вы догадываетесь, но имя которого произносить я не смею.

Я спросил, знал ли он, что за действиями его следят… посторонние люди, не связанные с помянутым попечителем? Он замолчал надолго, а после ответил, что не знает, имеет ли право говорить больше. Я намеренно встал и принялся зло расхаживать прямо перед ним.

– Тогда расскажу я. Поселили вас в тот номер с призраками прошлого, намекая, разумеется, на судьбу тех, кто противится верховной воле. Винкельман управлял не больше не меньше, как библиотекой Ватикана, и имел высочайших покровителей. Ему посчастливилось пробраться на раскопки Геркуланума, совершавшиеся в полной тайне и куда проникнуть мог только избранный и под особенные гарантии. Вельми закрытый орден иезуитов нанял его убийцу – прилежного католика, но вечно не в ладах с законом – с одной лишь целью: раздобыть ласками или похитить некие документы, кои Винкельман обнаружил, но утаил для собственного изучения. Пойманный, Арканджели кричал о какой-то каббалистической книге с непонятными письменами, которую читал антиквар, обвинял убитого в шпионстве и заговоре. Перед лицом ужасного колесования, которое вскоре над ним свершилось, он, полагаю, говорил правду – ту часть, которой владел. Итог дела – двое убитых и запрещённый орден иезуитов, генерал которого оказался в тюрьме, где вскоре умер. Трое осведомлённых игроков вышли из игры. Впрочем, орден остался в России, где императрица ценила его заслуги в деле освоения недавно присоединённого Причерноморья. А на Западе ему наследовали баварские иллюминаты во главе с Вейсгауптом, который, если бы не запрет, собирался примкнуть к ордену. Впрочем, я отвлёкся. Когда я пытался навести справки о том процессе над Арканджели, мой учёный приятель, но и дипломат Ачерби сильно разволновался и сказал только, что протоколы допросов сразу оказались в самом секретном архиве. И, как библиофил библиофилу, посоветовал оставить дело сие. Зачем понадобились шесть допросов для такого простого случая? И куда делась та книга? Винкельман, кажется, не догадывался, что за каждым его шагом следят не только друзья. А вы – знали?

Он слушал меня почти без интереса, как-то обречённо мелко кивая головой.

– Поначалу нет, хотя меня предупредили об осторожности и о том, что ни при каких обстоятельствах не волен я сообщать о найденных рукописях. Мне также советовали, возвратясь из путешествий, публиковать записки – с того и начались мои литературные опыты в жанре путевых заметок, хоть до того грешил я переводами Вергилия и Анакреона. Я, признаться, смотрел на мои приключения как на забаву, и находился в твёрдой уверенности, что среди поисков книг для моей библиотеки затеряется находка тех единственных, порученных мне… да и в секретности сомневался. Уже и перед тем на деятельность лож смотрели мы как на клубы развлечений для гвардии, а уж после их роспуска и тем паче. Настораживало лишь то, что это не походило на обряды вольных каменщиков. И раз совершил я-таки горькую оплошность, за которую едва жестоко не поплатился. После путешествия с адмиралом Сенявиным в Портсмут, как и прежде, исполнил я своё задание, но по приезду не поспешил с отчётом. Минул год или полтора, и уж было совсем забыл я о том деле, как обнаружил у себя письмо с требованием объяснений. Оно поначалу показалось мне вызывающим розыгрышем, и я оставил его без ответа, но вскоре ко мне заявился человек, серьёзность намерений которого озадачила меня, если не сказать, испугала. Крепкий старик с твёрдым взглядом и наружностью греческого героя изложил мне свои подозрения и потребовал отчёта: где книга, которую я раздобыл. Я пробовал перечислять множество привезённых раритетов, даже зазвал к своим шкафам, где хранил их, но довольно быстро осознал, что он не шутит и готов для начала пустить в ход трость, в которой угадывал я полпуда веса. Но главное не то: было в нем нечто, что говорило о праве требовать. И ещё он знал название: «Monas hierogliphica» Джона Ди, издание тысяча пятьсот шестьдесят четвёртого года. С трудом отделался я от него и сразу бросился к Бенкендорфу, не как к начальнику Третьего Отделения, но как к брату… бывшему, конечно, брату по ложе «Соединённых друзей». Тот выслушал меня внимательно и назначил следствие, но старика будто след простыл; при расставании обещал он, что найдёт меня сам. Пожалуй, с месяц всё было покойно, но раз увидел я его на Невском. Окно остановившейся неподалёку кареты – такие берут внаём – открылось, и оттуда показалось его голова. Он глядел не на меня, а совсем в другую сторону, но лицо это исчезло тогда лишь, когда, кажется, он убедился, что я увидел его. Мне передали письмо с настоятельной рекомендацией описать свою поездку в путевых заметках, и таким образом успокоить нежданных соперников, кои не могли наверное знать о моих находках, а действовали более наугад, в расчёте на то, что я проговорюсь из страха.

– И поездка сюда произведена вами словно бы в оплату того долга, что избавили вас от тех забот, – кончил за него я утвердительно, так, что он и не возразил.

19. Исполины

Норов был не прочь остаться хотя бы на два ещё дня, дабы разведать мои раскопки тщательнее, но я отговорился срочными делами в Дамьяте, Александрии, Каире. Он и на это предложил мне оставить с ним Прохора или кого-либо ещё, с кем он мог бы обозреть окрестности находки, но и тут не преуспел. Я ответил, что нуждаюсь в своих людях, а оставлять Норова одного чревато опасностями разного свойства. Конечно, это не было чистой ложью: за час до того Хлебников отозвал меня и сказал, что надо спешить, мол, рыбаки уже ворчат и грозятся порушить ваше разрытие.

Завтрак прошёл сухо, хотя в напитках и блюдах недостатка не имелось, помогли мне спровадить неуместного гостя двое арабов, подосланных Прохором и начавших бойкими руками перед нашими с Норовым носами объяснять необходимость неотложного моего присутствия где-то в отдалении.

– Что ж, Авраам Сергеевич, желаю вам доброго пути, – лицемерно улыбнулся я ему глаза в глаза.

Тёплых объятий не получилось, я дал им провожатого до ближайшего колодца, на деле желая лишь убедиться, что посланник не потревожит меня более.

Путь по бывшему дну озера до дамбы, на которую так желал вскарабкаться мой незваный гость, занял у нас менее часа. С насыпи открывалось престранное зрелище: в полуверсте одиноким зубом торчала колонна, оставшаяся от какого-то храма, затопленного ещё в незапамятные времена, кольцо песка и камней вокруг неё в полсотни футов позволяло не замочить ног внутри рукотворного кратера. Лошади остались по ту сторону дамбы под присмотром погонщиков, принявшихся тут же сооружать постой. Погрузив в лодку припасы и фонари, вдвоём с Прохором отчалили мы туда, где плавно качались рычаги большого насоса, отводя воду из подземелья.

Шестеро самых смышлёных работников надзирали за механизмами, изредка и беззлобно подстёгивая лошака, вращавшего колёса. Другое животное, фыркая и трепеща ушами, только что сменившееся, кормилось у корытца. Не только дно этого странного цирка, но и ступени на сажень в глубину освободились от воды, и пока она продолжала убывать, я первым делом отправился разглядывать сохранившиеся на камнях эпиграфы, которые большой щёткой очищал от наслоений один из работников.