999-й штрафбат. Смертники восточного фронта - Хайнц Конзалик

Обеими ладонями он отер вспотевшее лицо.

— Лишь бы только… — пробормотал он, — Юлия, если все будет так, если все удастся, я непременно его вызволю оттуда… Обещаю тебе… Если бы только… — продолжал бормотать Кукиль, надевая пальто. И тут же вспомнил о письме Дойчману. Какое–то время он стоял в нерешительности, положив ладонь на ручку двери, потом решительно шагнул к телефону и велел соединить его с курьером, которому утром лично вручил свое письмо.

Когда офицер подошел к аппарату, доктор Кукиль сухо и деловито потребовал отозвать письмо. Он снова превратился в собранного и уверенного в себе чиновника, бледности на лице как не бывало. Однако он опоздал — полчаса назад письмо оказалось на борту курьерского самолета, регулярно совершавшего рейсы на Восточный фронт…

По Борздовке пронесся слух о том, что обер–лейтенанта Обермайера нежданно потребовал к себе в Оршу гауптман Барт.

— В воздухе запахло жареным, — заключил Видек — Вроде и шнапс завезли интендантам. Это мне знакомо… Если уж до шнапса дело дошло, жди беды.

— Может, в обычных войсках и так — но как бы то ни было…

Бартлитц разрезал на кусочки краюху хлеба, намазал их повидлом и один за другим стал отправлять в рот. Посмотришь: точь–в–точь утонченный аристократ вкушает изысканный завтрак.

— Вы что же, думаете, нам тут начнут подносить шнапс?

— А почему бы и нет? Чудеса все–таки иногда, да случаются, — вмешался Дойчман.

— Какие там чудеса! Чудес на свете не бывает! — отрезал Видек. — Если нам выдадут шнапс, считай, вот–вот поступит приказ… Сам знаешь какой. Тот приказ, выполнять который лучше под хмельком, иначе ничего у тебя не выйдет. Батальон смертников. Вот так–то. Или по–другому?

— Все возможно, — уклончиво ответил Бартлитц. — Хотя должен заметить, что этот способ ведения войны весьма далек от того, каким мы намеревались провести эту войну.

— Как вы намеревались? — спросил Дойчман.

— Нет, я хотел сказать — как нас этому учили.

— Учили — не учили, теперь все равно до лампочки, — вставил Видек — Я считаю, что так воевать нельзя, и точка. Но это уже неважно. Одно могу сказать: попахивает гарью!

Но ничего определенного никто из них сказать не мог. Потому что никто ничего не знал. Все ждали возвращения обер–лейтенанта Обермайера из Бабиничей. К тому же он должен был привезти и почту — первую за все это время. Что было даже важнее шнапса или добавки к хлебному пайку — ломтю полусырого, больше напоминавшего глину хлеба.

Мотосани неслись через светлую от снега ночь. Обер–лейтенант Обермайер, клюя носом, сидел рядом с водителем, ефрейтором из старослужащих. Внезапно двигатель басовито зарокотал, и сани замедлили ход. Обермайер вздрогнул и взглянул на ефрейтора — тот уставился перед собой, пытаясь что–то разглядеть. На обочине лежала лошадь. Жалкая гнедая кляча. Глаза ее превратились чуть ли не в лед, шкуру подернул белесый иней. Издали казалось, что она почти занесена снегом. Солдаты из 1–й и 4–й рот вечером очистили дорогу от снега, навалив его у телеграфных столбов, которые словно зловеще–указующими перстами поднимались ввысь.

Чуть в стороне от лошади за сугробом залег старший лейтенант Сергей Петрович Деньков. В руках у него был автомат с большим круглым диском. Он внимательно следил за приближавшимися санями.

— Что это такое? — недоумевал Обермайер.

Ефрейтор, снизив скорость, подъехал к темной массе.

— Кажется, лошадь, герр обер–лейтенант.

— Опомнитесь! Откуда ей здесь взяться?

Но приглядевшись, Обермайер убедился, что ефрейтор прав — на дороге действительно лежала лошадь. Мертвая, судя по всему. Но ефрейтор был иного мнения на этот счет:

— Наверное, измоталась, вот и решила прилечь передохнуть. И кто только мог ее здесь бросить? Может, остановимся поглядим?

В ефрейторе вдруг пробудился вестфальский крестьянин, который не мог просто так равнодушно проехать мимо попавшего в беду полезного животного. И, не дожидаясь согласия офицера, затормозил и остановил сани.

Сергей осторожно снял оружие с предохранителя и чуть приподнял ствол. Их всего двое, заключил он. Ладно. Сегодня двое, завтра еще столько же, послезавтра тоже… Глядишь, так и взвод скоро наберется. Он будет убивать их, пока они ходят по этой земле. Его земле. Закусив губу, он положил палец на спусковой крючок.

— Сходите и взгляните, что с ней, — велел Обермайер.

Ефрейтор, выбравшись из саней, зашагал к лошади — прямо под огонь Сергея Денькова.

Обермайер, подумав, тоже решил вылезти и уже ставил ногу на снег, как вдруг кляча с поразительной проворностью вскочила, словно насмерть перепугавшись направлявшихся к ней двоих незнакомцев. Сергей, тоже вздрогнув от неожиданности, невольно нажал на спуск.

— Ложись! — скомандовал Обермайер и бросился в снег рядом с санями.

А ефрейтор замешкался, но потом все же последовал приказу и уже на лету ощутил страшный удар в голову. На мгновение все вокруг вспыхнуло ослепительно–белым светом, и он, рухнув на дорогу, раскинул руки и судорожно задвигал ногами, пятками сапог выбивая из нее льдинки. Несколько секунд спустя он застыл в неподвижности. Лошадь, вздыбив гриву, понеслась прочь по дороге. Сергей чуть отполз назад, потом в сторону и укрылся за телеграфным столбом. Минуту или две спустя он, осторожно высунув голову из–за сугроба, посмотрел на стоявшие сани. Одиночный выстрел прорезал ночную тишину, и рядом с Деньковым взметнулся белый фонтанчик. Противник открыл ответный огонь. Деньков снова сменил позицию — прополз еще дальше и, выглянув из–за сугроба, посмотрел туда, где мог находиться противник. Никого. Ни звука. Но отсюда до саней было метров тридцать, и Сергей с трудом различал их и темневшее рядом на дороге тело. Старший лейтенант Деньков выжидал. Ничего, ты еще покажешься, никуда тебе не деться. А терпения ему хватит.

Ничего, вылезешь. Ты же немец. Небось в герои метишь. Все немцы, которым не терпится стать героями, торопятся. Это их и подводит.

Сергей ждал, не зная о том, что Обермайер был не из тех, кто лез в герои, а всего–навсего человеком в немецкой военной форме, которому терпения тоже было не занимать. И он выжидал удобный момент, чтобы прикончить противника.

Наверное, с час лежали они, ничем не выдавая друг друга. Когда ночь стала незаметно переходить в серый, мглистый рассвет, Сергей понял, что противника ему не достать. Он не мог больше ждать. Скоро эта дорога оживет — по ней поедут немцы. Патрули или же колонны войскового подвоза. Если его заметят здесь, ему конец. А вскоре развиднеется совсем, и уже не убежать. Немец заметит его, не успеет он добраться до кустарника и деревьев. Ладно, одного я шлепнул, успокаивал себя Сергей, когда, окоченев от холода, скрючившись, пробирался за наваленным вдоль дороги снегом. Сегодня один, завтра будет больше… А пока… обойдемся и одним.