Рассказы о мире Нэстэ (СИ) - Щукин Михаил Николаевич

Не один раз-за эти годы Сиула выступала на школьной сцене и казалось изучила ее до последней трещинки. Софиты заливающие ее светом создавали сплошную световую завесу, полупрозрачной вуалью отрезающую музыканта от зрительного зала так, что стоя в выбранной для начала месте она могла видеть только силуэты зрителей.

Первые аккорды произведения великого мастера Аррхассана уплыли в зал, заставляя всех замереть в ожидании. И почти сразу колготки отпустили кине, вызывая первые черты звукового узора, что Сиула наметила на этот концерт.

Зал школы был огромным и вмещал почти три сотни зрителей. Когда-нибудь, это не будет для нее проблемой. Но сейчас с таким количеством зрителе ей пока было не совладать. Зато можно было наложить один рисунок на весь зал. Что для обычной школьницы уже было невероятным достижением. Сам принцип плетения звукового узора был уровнем высших учебных заведений и в школе давался только в общих чертах. Но лично для нее наставник расщедрился и показал несколько приемов, чтобы победить на конкурсе полгода назад.

Сделал он это только потому что рядом с именем победителя всегда звучит имя и титул его наставника, с нескрываемой неохотой признавая личные достижения простолюдинки. Но все же, она была именно его ученицей. И он согласился с ее выбором произведения, хоть и не без сомнений и как всегда честно отработал с нею весь этап подготовки к концерту.

Сиула решила изначально решила изменить немного план игры и воспользоваться некоторыми пояснениями своего учителя. Если ей пока недоступно работать с каждым зрителем, она может поработать с каждым сектором зрительного зала раздельно.

Кине выдали первые аккорды темы. Новые штрихи легли на рефракционный рисунок, добавляя мелкие детали в намеченные места. Зубы привычно сомкнулись на мундштуке. Пока в полную грудь воздуха не требовалось, достаточно тонкого выдоха, чтобы в фоне мажорных аккордов появился слабый фон полутонов, улегшийся на рисунки бегущей рябью.

Повернуться в полоборота, легкий шажок вправо. Сегодня хороший зал, умеющий слушать ориенхорн.

Она правильно рассчитала вторую точку для следующих тактов. Лепестки сразу трёх узоров начали раскрываться, по ходу меняя конфигурацию и каждый охватывая только свой сектор.

Поворот влево, только не сдвинуться с места.

Западные сектора немного дальше, и чуть круче западных поднимаются к дальней стене. С этой точки надо слегка наклонить инструмент, совсемь немного, на три градуса.

Сиула полностью сосредоточилась на музыкальных узорах. Запоздало мелькнуло и сразу спряталось в глубине сознания сомнение, ведь проще было бы отработать по залу целиком. Все же держать сразу семь узоров, пусть и одинаковых, оказалось чрезвычайно трудно. Это её эксперимент, и её решение доказать старому наставнику, что она уже может выполнить этот приём. И она не сдастся, сделает задуманное несмотря ни на что.

Теперь главное удержать рефракционную картину и перенаправить волну на стены в зону отражения. Это было самым сложным из того, что ей показал наставник. Только показал по её просьбе, не позабыв скептически скривить губы и упомянув, что этот прием изучается уже в высших учебных заведениях. Тут главное чётко и без помарок направить звук в специальные звукоотражающие панели на стенах. Тогда звук разойдется вдоль задней стены, отразится от нее и пойдёт как бы из-за спины зрителей, прямо сквозь них и наложится на уже созданный рисунок заставляя его колебаться.

У неё действительно получилось задуманное. Семь бутонов невиданного растения словно закачались под лёгким ветерком, даря зрителям не передаваемые ощущения.

Последние аккорды затихали, даря залу тишину. Сиула чувствовала, как по шерстке на спине стекают тонкие струйки пота. Она осторожно опустила инструмент, стараясь чтобы это движение было плавным, без видимой дрожи в руках.

Первые овации неожиданно раздались не привычным свистом, а громкими хлопками, принятыми среди людей. Их было неожиданно много и шли они со стороны родительского сектора, смешиваясь с со слишком восторженным свистом. Сиула мысленно поблагодарила тетю. В стремлении поддержать племянницу, она превзошла саму себя, видимо заставив всю семью отбивать ладоши, выдавая непринятые у ларнейши хлопки.

Уже под непрерывный свист и даже взвизги зала она исполнила положенный поклон и на подгибающихся от усталости ногах вышла со сцены, мечтая о тех десяти минутах, что даны ей для восстановления перед заключительным сводным оркестром.

– Ну ты даёшь! – Суетилась Иррсина, поспешно подставляя футляр.

К самому инструменту она даже не пыталась прикоснуться, отлично помня сколько её подопечная возилась с его тонкой настройкой.

– Сем узоров! С ума сойти. Старый хрыч просто лопнет от гордости, что его ученица смогла сотворить такое. Ты представляешь, как его будет корчить каждый раз, когда он вынужден хвастаться своей ученицей. Пожалела бы старика.

Сиула слабо улыбнулась, благодарно опускаясь в кресло в своем углу. Наставника она уважала, но его постоянные сомнения в ее способностях раздражали и вызывали жгучее желание поставить на место обедневшего аристократа, с чванливостью котрого могла соперничать только его же собственная профессиональная гордость как ориенхориниста и учителя. Хоть она и понимала насколько это глупо звучит, но все же каждый раз стремилась заставить старика против его собственной воли лопаться от гордости за безродную ученицу, к тому же не состоявшегося изгоя.

Иррсина все последние три года наблюдала за этим своеобразным соревнованием. Когда преподаватель показывал очередной приём и не скрывая скепсиса ожидал результата. Старый музыкант был достаточно честен, или считал ниже своего достоинства принижать талантливую девочку.

Он с кривой миной признавал очередное поражение в этом негласном споре на комиссии или после выступления, но только для того, чтобы тут же приступить к демонстрации следующго, еще более сложного приёма, потом ещё, и еще. При этом, он как-то ухитрялся совмещать свое неприятие происхождением Сиулы с присвоенным себе правом гордится ученицей, ставить её в пример младшим классам.

Иррсина слишком долго общалась с Сиулой и присутствовала на всех ее занятиях, чтобы понимать, насколько далеко в этом споре наставник вытащил ее сестру за школьную программу.

Сегодня был последний акт этой, казалось бы, безнадежной битвы. Старый хрыч больше не сможет измываться над своей ученицей и теперь будет вынужден удовлетвориться правом называть лучшую выпускницу школы своей ученицей.

– Все не могут успокоиться. – Прислушалась Иррсина к шуму в зале.

– Ничего, еще есть время. – Откинулась Сиула на спинку кресла. – Гисинта превзошла себя, ее овации в ладоши были неожиданностью для меня. Хоть бы предупредила.

– Эм-м-м.

Иррсина смутилась и неуверенно осмотрелась, будто искала пути к отступлению. – Ты понимаешь, это не мамина выходка.

– Как не её?. Кто же ещё мог додуматься изобразить человеческие овации? – Грустно улыбнулась Сиула. – Конечно это она. Или нет?

– Ну, директор прорывался к тебе чтобы прочесть, на настроить перед выступлением, дать указания и прочее. Только я его не пустила.

Сиула нахмурилась подозрительно глядя на сестру.

– Я видела. И что именно могло заставить нашего директора не просто нарушить ритуал ориенхориниста, а опуститься до разговора с несостоявшемся изгоем, я уж не говорю, что он при этом смирился с твоим запретом?

– Ну, понимаешь, тут такое дело. В зале действительно есть люди. Короче, Живущая в Бездне приняла твоё приглашение и присутствует в зале лично, с пятеркой сопровождения. Я не уверенна, но кажется они все твои знакомые. Ты куда? Ты ещё не отдохнула.

Иррсина поспешно подскочила к Сиуле прильнувшей к щели в портьере. Странно, но ни один рабочий сцены, ни даже ворчун распорядитель не стали делать замечание на такое нарушение правил поведения. А ведь они всегда гоняли учеников, норовивших подсмотреть в зал перед выступлением.