Два гения и одно злодейство - Соболева Лариса Павловна

– Я жалею, что рассказала правду и причинила тебе боль. Прошу тебя, успокойся. Если с тобой что случится, куда деваться мне и дочери? Марк оставит нас без куска хлеба.

И снова рыдала. Разгневанный муж втайне от Марка переписал завещание, где абсолютно все отходило жене и второму ребенку. Но «признание» не прошло бесследно, семейный очаг дал трещину. Нет-нет, да и вспоминал Платон Маркович, что его жена «была с другим». И с кем! С его же сыном! Он замкнулся, попрекал Лину, задавал унизительные вопросы: кто понравился больше в постели? На этой почве возникали частые ссоры. Брюзжание престарелого мужа доводило ее то до бешенства, то до полного безразличия. Лина и так не питала к нему нежных чувств, а теперь он вообще стал невыносимым, постель с ним – ненавистной. Платон Маркович усматривал во всех переменах жены измену, одну лишь измену. И ничего не мог с этим поделать. Когда же Лина находила причины не заниматься сексом, он обижался, с подозрением смотрел на нее и однажды, играя с уже двухлетней девочкой, сказал:

– А ты моя дочь? Моя?

Лину словно кипятком окатили. Значит, она терпела капризы дедушки, заботилась о нем, превратилась в его вещь и служанку, а он все-таки заподозрил. Ну, анализа крови она не боялась, поэтому наехала на мужа основательно:

– Ты не смеешь так говорить! Ты меня оскорбил! Как ты мог?! Я думала, что между нами не должно быть тайн, я ошиблась. Хорошо, сделай анализ крови. Но знаешь что, я уйду от тебя! С ТВОЕЙ дочерью!

Далее последовали рыдания до утра в библиотеке – Лина не легла в супружескую кровать. А Платон Маркович просил прощения у закрытой двери. О, Лина была вне себя! Кстати, она уже не различала грань между правдой и ложью. Прибегая к истерике, увлекалась, начинала играя, а заканчивала убежденная в том, что оскорбили ее достоинство и усомнились в правдивости ее слов. Она не принимала подарки мужа, наказывала его отлучением от тела. Собственно, получила повод не спать с ним. Платон Маркович, чувствуя себя виноватым, молчал, стараясь не раздражать жену, затем стал избегал домашнего очага.

Как у всякого человека, у Платона Марковича имелся круг друзей. Привыкшему к атмосфере взаимопонимания дома на протяжении тридцати с лишним лет Платону Марковичу груз семейных дрязг давил на плечи. Он стал чаще проводить время с друзьями в ресторанах. Однажды, основательно подвыпив, посетовал на неурядицы. Обычно скрытничал, а тут вдруг захотелось поплакаться, услышать слова утешения. Друг после исповеди окатил:

– А чего ты хотел? Ты же не молодеешь. Стареешь. В нашем возрасте лишь на какое-то время наступает сексуальное возрождение, а потом, извини, теплая печка и сладкий сон становятся важнее. Ну, позабавился с девочкой, встряхнулся малость, и хорошо. Зачем же было жениться на юной кобыле, которой нужен жеребец?

– Она родила мне дочь, – аргументировал Платон Маркович.

– А почему ты не родил ее с первой женой? Не хотел?

– Хотел. Не получилось больше детей.

– Не получилось? – задумчиво произнес друг. – А к врачам ходили?

– Конечно. Жена ходила.

– А ты?

– А что я?! – возмутился Платон Маркович. – Это были ее дела.

Друг пожал плечами, с сочувствием похлопал по плечу и покачал головой, мол, дурак же ты. На том тема была исчерпана.

Утром Платон Маркович вспомнил разговор и призадумался. Почему была такая реакция у друга? Что за намеки? «Марк был со мной», – вспомнил фразу Лины. А ведь не сказала, когда это было. Платон Маркович похолодел, а вдруг это действительно не его дочь? Значит, Марка… Помчался к врачам. Хотелось знать точно, чтобы никогда больше не возвращаться к этому вопросу, отравившему жизнь. Выяснил. Ни два, ни три, ни пять лет назад он не мог уже иметь ребенка! Да, такое возможно, на потенцию это не повлияло, впрочем, со временем… остальное было неинтересным. Платон Маркович чувствовал себя незаслуженно обманутым, униженным, дураком. И учинил допрос Симе:

– Ты, старая, знала, что творится в доме? Марк и Лина спали, когда я уезжал? Отвечай, мне все известно.

– Раз известно, чего пришел? Да, знала. Тебя жалела, потому не ябедничала. Твоя Линка сама лезла к Марку в постель. А он что, сучка не захочет, кобель не вскочит. Не с него спрашивай, а с нее и с себя. Пригрел змею на груди, вот и получил. Не женился б…

И это было не интересно. Марк его предал! Но тот не принял обвинения:

– Уволь, папа, латиноамериканские страсти оставь себе. Ни Лина, ни ваше чадо меня не колышат. Кстати, я предупреждал, что она вышла за тебя, руководствуясь расчетом. Ты взял свое «право на счастье», убив маму, не списывай теперь на меня свою несостоятельность. И не мешай работать.

Удар был жестокий! Но, как ни странно, не обозлил, а отрезвил. Платон Маркович подавил боль и нашел, что сын и друг правы, а гордиев узел надо рубить одним ударом. Вернулся в особняк и объявил Лине:

– Я все знаю. Даю сутки. Ты должна убраться из моего дома.

Лина прибегла к испытанному методу – истерике. Не помогло. Изменила тактику, просила объяснить, в чем, собственно, дело. Платон закрылся в кабинете и не отвечал. Час Лина, стоя под дверью, заверяла, что ни в чем не виновата, что ее наверняка оклеветали – бесполезно, муж отвечал молчанием. Когда же услышала, как он позвонил нотариусу и назначил встречу через день, поняла: случилось то, чего боялась пуще смерти. Доведенная до отчаяния Лина взяла свои бриллианты и отправилась на поиски. Надо было успеть, пока Платон не переписал завещание. Она тоже приняла решение разрубить узел. Он толкал ее в пропасть? Пускай катится туда сам, в конце концов, свой кусок она отработала.

Лина вышла на главного конкурента Платона, который однажды ясно намекнул, что готов помочь ей стать его полноправной партнершей по бизнесу, если, конечно, средства мужа она сосредоточит в своих руках. Нет, напрямик Лина не сказала, что намерена грохнуть мужа, а просила «срочно помочь найти человека, который способен немножко припугнуть, разумеется, за хорошую плату». Тот прикинулся простачком, дал адрес одного человека, а уж он сведет с кем нужно. К ночи готов был план. Измученная нервным переживанием Лина приплелась в особняк.

– Завтра днем истекает твой срок, – напомнил Платон.

«Это у тебя срок истекает!» – чуть не выпалила. Собрала чемоданы только для виду, намереваясь после отъезда мужа вернуться в особняк.

Утром одела дочь и вышла с нею из дома. Платон догнал, взял малышку на руки:

– В конце концов, это моя внучка, я не отдам ее тебе. Уходи одна.

И с ребенком сел в машину, которую водитель подогнал к ступенькам. Она бежала за автомобилем до ворот, кричала, плакала, но Платон умчался. Лина в панике и слезах кинулась к телефону:

– Марк, умоляю, позвони отцу, пусть не едет обычной дорогой! Марк, быстрее! Сделай что-нибудь!

– Почему? Что случилось? – сухо спросил Марк.

– Не знаю. У меня плохое предчувствие… сон приснился. Платон не слушал меня… Позвони ему, пусть изменит маршрут! Сейчас же звони!

Он мог бросить трубку, как бросал раньше, слыша голос Лины, и посмеяться над ее снами и предчувствиями. Но в тот день ее отчаянный голос заставил Марка позвонить отцу на мобильный. Дозвонился. Не успел ничего сказать, лишь услышал автоматные очереди. Погибли отец, водитель и ребенок.

МЕСЯЦ СПУСТЯ

Лина попала в больницу с тяжелым нервным срывом. Марк поначалу тоже находился в состоянии шока, ничего не соображал. Пообещал крупное вознаграждение за поимку негодяев, расстрелявших машину. Завели уголовное дело. Подозрение пало на конкурента отца, однако вскоре наступило прояснение. Конкурент пришел в офис, бросил на стол несколько дорогих ювелирных вещиц:

– Узнаешь?

А что там узнавать! Эти драгоценные украшения с крупными бриллиантами принадлежали Лине.