Экипаж. Команда - Андрей Константинов

– Ну ты даешь, Леха! У вас в уголовке все такие предусмотрительные или только ты один?… Да плюнь ты на этот патрон, поехали, а завтра, вернее, уже сегодня, я тебе патрон подгоню. Из личных запасов.

– Не, Сергеич, мне утром сдаваться нужно… Так что вы езжайте. А я сейчас своих подтяну: формальный повод есть, так что заодно и кабак обшмонаем – чтоб не получилось, что мы уж совсем зазря сюда притащились. Опять же с этими двумя упырями профилактическую беседу провести надо – не хрен по ночам мирных кассирш до инфаркта доводить.

– Ну, как знаешь. Все, Паш, давай в город… Меня прямо до дома можешь не довозить, где-нибудь на юго-западе выкинешь. Желательно, у палаточки круглосуточной… Пива хочу – аж скулы сводит…

Козырев вернулся домой уже во втором часу. Не хотелось ни есть, ни пить – только спать. Паша не раздеваясь плюхнулся на диван, завернулся в плед и вдруг вспомнил про Стаса. На него сразу же навалилась череда воспоминаний, по большей части добрых и приятных, и сон как ветром сдуло. Когда же приятные воспоминания закончились, Паша с тоской подумал о том, что сегодня ночью даже не спросил у Филонова новый домашний адрес, да и своих координат ему не оставил. «Обиделся Стас, наверняка обиделся и сам уже вряд ли теперь позвонит… Ничего, я его сам найду, найду и все объясню», – подумал Козырев, наконец засыпая. А ведь они могли работать в одном отделе – а почему бы и нет, собственно? Когда весной прошлого года Козырев и Филонов, демобилизовавшись, вернулись в Питер, то решили искать работу вместе. Они по очереди покупали газеты с вакансиями, таскались по биржам труда, теребили родных и знакомых. Но именно в тот день, когда в СКК проходила очередная ярмарка вакансий, у Стаса некстати разболелся зуб, и Павел поперся на встречу с потенциальными работодателями один. Там-то его и завербовали.

А завербовал Козырева сотрудник технического отдела ОПУ Дима Долгушин. История появления Долгушина в семерошной «техничке» покрыта мраком. По крайней мере, никто из старожилов не может вспомнить, кто конкретно двенадцать лет назад настоял на том, чтобы на должность специалиста по ремонту фотоаппаратуры взяли тогда еще двадцатидвухлетнего Долгушина с гуманитарным образованием, а главное – с печально известно откуда растущими руками. После того, как Долгушин за первые полгода доломал в отделе все, что можно было, в принципе, не только доломать, но и починить, руководство отдела задумчиво почесало репы и мудро решило использовать долгушинскую энергию в исключительно мирных целях. Основное и единственное, что подкупало в Диме, – это его неуемный оптимизм и безотказность во всем. Оказалось, что именно на этом поприще его и ждал успех. Дима выпускал стенгазеты, участвовал во всех без исключения спортивных соревнованиях и конкурсах профмастерства, выступал на судах чести, бегал в магазин за водкой и заклеивал окна на зиму (в последнем качестве его даже сдавали в аренду в другие подразделения – Долгушин и тут не роптал). Поэтому вполне естественно, что, когда в Управлении начался затяжной кадровый голод, именно Дима был брошен на передний край этой неблагодарной во всех смыслах работы, став за несколько лет профессиональным рекрутером.

О подобранных им кадрах в Управлении слагались байки и легенды. Самая известная появилась на свет два года назад, когда Дима был командирован на поиски оперативного водителя для наружки. Причем командирован с условием – обратно в контору можно было возвратиться лишь с реальным кандидатом. А еще лучше – с двумя. Долгушин нашел водителя буквально за три дня. Он явился на районную биржу труда, занял козырное место неподалеку от столика с табличкой «АТП № 7 приглашает на работу водителей…» и начал методично перехватывать всех лиц мужского пола, имевших неосторожность приблизиться к этому столику ближе чем на пять метров. Результат, надо признать, был неутешителен – лица мужского пола, заслышав, что им предлагают службу в милиции, шарахались от Димы, как черт от ладана. Хорошо еще, что по матушке не посылали. Через пару часов в зоне долгушинских геополитических интересов оказалась миловидная девушка в очках и с косой. Девушка робко приближалась к заветному столику, но была насильно отведена Димой в сторону на предмет беседы как гипотетически возможная жертва. А вдруг у нее тоже права имеются? Выяснилось, что права имеются не у девушки, а у ее молодого супруга. Причем в его правах были открыты все категории, с буквы «А» по букву «Е» включительно. Девушка же оказалась здесь совершенно случайно: в поисках работы супруги разделились – муж поехал за счастьем на одну биржу, а супруга – на другую. Самое удивительное, что уникальный супруг, как оказалось, в принципе был готов пойти работать оперативным водителем. «А возьмут ли? Он же только после института и в армии не служил», – засомневалась было девушка, но Долгушин заверил ее, что нынче не те времена, возьмут и без армии, главное – чтобы судимостей не имел. Девушка ответила: не то что судимостей, даже административных приводов у чудо-супруга никогда не было. Не веря своему счастью, Дима с замиранием сердца поинтересовался насчет особых примет – нет ли на теле татуировок, заметных шрамов, больших бородавок и других видимых дефектов лица. Девушка такому вопросу удивилась, однако подтвердила, что ничего выдающегося на теле ее супруга не имеется. И хотя рост будущего водителя был все же чуть выше среднего, в допустимые параметры он также укладывался.[76] Дима заставил девушку записать номера телефонов отдела кадров. Потом передумал, выпросил у нее мобильный телефон и дозвонился в кадры лично, попросив записать будущего водителя на завтра на собеседование с указанием, что этот редкостный по нынешним временам кадр из-под земли добыл не кто-нибудь, а он – Дима Долгушин. Затем он на радостях купил в местном буфете девушке мороженое и с легким сердцем отправился назад, в родную контору, рисовать стенгазету ко Дню Победы.

На следующий день Долгушина разыскал дежурный по отделу и передал, что его просили срочно отзвониться в кадры. Дима не торопясь подошел к аппарату, набрал заветный четырехзначный номер и замер в ожидании если не премии, то хотя бы почетной грамоты. Однако он не получил ни того, ни другого, зато услышал нечто куда менее приятное:

– Долгушин, ты чего там, совсем от безделья охуел?

– То есть?

– То и есть. Ты кого нам, шакал паршивый, подогнал?

– Водителя. У него почти все категории открыты…

– Да наплевать, что у него открыто. Ты его сам-то видел?

– Нет. Я с его женой разговаривал.

– Ты, Дима, лучше бы женился и не с чужой, а со своей женой разговаривал… Ты про особые приметы у нее спрашивал?

– Конечно, спрашивал. Шрамы, наколки, рост, все как положено – все соответствует. А что, еще какая-то нашлась?

– Нашлась, бля, нашлась. Вот мы тут сейчас всем отделом, совместными, так сказать, усилиями, разглядели-таки…

– И чего за примета? Сильно в глаза бросается?

– Долгушин, ты и правда такой мудак или прикидываешься?

– Не знаю, а что?

– НЕГР он! Понимаешь? Негр африканский!

– Да? А чего тут такого? Это даже… конспиративно очень. Кто на негра подумает, что он мент? Мы ж не в Америке живем…

Короткие продолжительные гудки, перемежающиеся бурными и продолжительными аплодисментами. Занавес…

С тех пор при поиске кадров Дима Долгушин никогда не общался ни с матерями, ни с женами, ни с сестрами, а ходил смотреть на клиента лично, первым делом проверяя его на отсутствие внешних дефектов. Если таковых не обнаруживалось, Дима начинал плести кружева и выискивать дефекты внутренние (то бишь связанные со здоровьем и нездоровыми пятнами в биографии). Если и таких не было, то только в этом случае Долгушин брал человека за руку и самолично доставлял на Литейный: мол, претензии, жалобы есть? Нет? Тогда распишитесь – вот тут, где галочка, что товар сдал Долгушин. Именно по такому принципу и был отфильтрован с ярмарки вакансий Паша Козырев, ставший в силу своей молодости весьма легкой долгушинской добычей. Козырев и «мяу» сказать не успел, как его тут же подхватило течением и засосало в водоворот собеседований, профосмотров, проверок и прочая. Очнулся Паша уже на специальных курсах, где, кстати, уже второй месяц чалился и Лямка. Впрочем, тогда они не сошлись. Иван вообще ни с кем не сошелся – он единственный из потока шел не пушечным мясом в наружку и установку, а готовился стать «компьютерным разведчиком», а посему держался по отношению к другим весьма высокомерно (за что его даже едва не побили в туалете). Но время все расставило по своим местам: графа Монте-Кристо из Ивана не вышло, и пришлось ему переквалифицироваться в «грузчики». Обижаться было не на кого, тем более что обиженных в наружке обычно на приемку объекта у мусорных бачков ставят. Ну не воду же на них возить, в самом деле?