Гюго - Наталья Муравьева

Искусство не совершенствуется; я сказал об этом, кажется, одним из первых. Я знаю это. Никто не превзойдет Эсхила, никто не превзойдет Фидия, но можно стремиться к тому, чтобы стать равным им, а для этого необходимо все шире раздвигать горизонты искусства, подниматься все выше, идти все дальше, двигаться вперед. Но поэт не может идти вперед в одиночестве, рядом с ним должен быть человек. Шаги человечества — это в то же время шаги искусства. Итак, слава прогрессу.

Ради прогресса я выношу сейчас все страдания, ради него я готов идти на смерть…

А что касается преследований, они удел великих. Мужайтесь».

Не прерываются связи Гюго и с его собратьями по борьбе и изгнанию — политическими эмигрантами из разных стран Европы. Еще на Джерси он получил от Герцена приглашение сотрудничать в «Полярной звезде». Гюго ответил Герцену дружеским письмом, приветствуя его начинание:

«Дорогой согражданин, — ибо существует только одно гражданство, и в ожидании Всемирной республики изгнание — наша общая родина, — вы высказали великую мысль. Я присоединяюсь к ней с готовностью и восторгом. Вы хотите разделить тех, кто объединяется, — королей — и объединить тех, кого разделяют, — народы. Вы хотите поднять Россию, вновь зажечь северную зарю, бросить клич свободы на московском языке, вложить руку великой семьи славянских народов в руку великой семьи человечества. Вы поступаете, как европеец, вы поступаете, как человек, вы поступаете, как мыслитель; это хорошо. Вы доказываете, что политика, когда это высокая политика, — высшая из философий. Журнал, который вы основали, будет одним из самых гордых знамен в борьбе за идеи. Я вас приветствую, я вас благодарю, я вас поздравляю…

Я больше, чем когда-либо, завален всевозможной работой и поэтому буду для вас скорее сочувствующим, чем сотрудником. Но вы можете рассчитывать на мою поддержку везде, где я смогу ее оказать, и на мою глубокую симпатию. Вы просите меня присоединиться к вам, вы видите, я уже с вами, и по собственному побуждению.

Вы выбрали подходящий момент, чтобы бросить призыв к единению, любви. Настал грозный час. Грохочет гром, сверкают молнии. В такие годы создаются скрижали завета.

Братски жму вашу руку».

Письмо Виктора Гюго появилось в первом номере «Полярной звезды». Гюго и Герцен продолжали и в последующие годы обмениваться письмами, книгами, замыслами, выражениями братской солидарности.

«Вы бесстрашный боец и благородный мыслитель. Я с вами», — писал Гюго Герцену в 1860 году.

В начале 1863 года в Польше вспыхнуло восстание против самодержавного гнета. На весь мир гремел «Колокол» Герцена. Поддержать борющуюся Польшу! Обуздать кровавый произвол царизма! И Гюго присоединил свой голос к голосам передовых людей России и Европы.

«Мой доблестный собрат по борьбе и испытаниям! — обращается Гюго к. Герцену 8 февраля 1863 года. — Один русский офицер написал мне, прося о тех строках, которые я посылаю вам. Напечатайте их, воспользуйтесь ими, если думаете, что это может быть небесполезно. Будем помогать друг другу. Мы все один народ, и существует только один закон: пока нет свободы — освобождение, по освобождении — прогресс.

Я слежу за вашей красноречивой и победоносной пропагандой.

Я рукоплещу вам и люблю вас».

15 февраля Герцен опубликовал в «Колоколе» воззвание Гюго «К русской армии». Поэт призывал русских солдат не отдавать свою силу на службу деспотизму, «огромному, но слабому чудовищу, подавляющему без разбора всех — и русских и поляков». Он призывал их повернуть штыки и выступить против «палача народов».

«Русские солдаты, берите за образец поляков, не сражайтесь с ними!»

Но разве может слово, несущееся издалека, повернуть штыки армии, разорвать цепь угнетения, которая веками сковывала народы России? Польское восстание жестоко подавлено.

Отдаленный звук выстрела. Во сне? Нет. Наяву. Это пушечный сигнал на соседнем форте. Он всегда звучит на рассвете и служит поэту будильником.

Утренний свет свободно льется через стеклянную стену и уже затопляет его рабочую комнату. Можно ли оставаться в постели? На ноги. Расправить грудь и плечи. Облиться холодной водой, крепко растереться. Дышится вольно. Разве он стар? А теперь поздороваться с Жюльеттой. Она живет совсем близко, в домике напротив. Вся розовая в утренних лучах, она глядит из своего окошка на стеклянную стену верхнего этажа Отвиль-хауза. Жюльетта поднимается чуть свет, чтобы первой увидеть поэта, убедиться, что он здоров, бодр и помнит о ней. Волосы ее поседели, но сердце все то же.

Гюго пишет, стоя у высокого пюпитра, вделанного в большое зеркало. Перед глазами всегда океан и небо. Они помогают ему творить: Вот уже три года одна за другой рождаются из-под его быстрого пера маленькие эпические поэмы. Герои легенд Запада и Востока. Начало веков. Древность. Средние века. Войны, поединки, вероломство, злодеяния, пытки. Победы сильных духом, героев народа. «Слава земле! Слава заре! Слава цветам и гнездам, которые золотит солнечный луч. Цель земли — рождение, а не смерть».

Ради жизни, ради своего народа боролся и умер могучий Роланд. Ради народа совершал подвиги отважный Сид. Еще во времена путешествий с Шарлем Нодье, в годы далекой молодости Гюго нашел у букиниста старинное издание испанских народных поэм-песен «Романсеро». В духе этих поэм он создал теперь свое «Романсеро Сид». Короткие, энергичные строфы. Их можно петь под аккомпанемент струн, эти сказания о гордом Сиде и завистливом, неблагодарном, подозрительном короле. «Король плут», «Король вор», «Король вояка», «Король трус», «Король зубоскал», «Король злодей». Выразительные заглавия! Не заставляют ли они вспомнить о некоем современнике поэта — властителе Франции, который отличается как раз указанными в этих заглавиях качествами? Другое дело Сид. Он был в изгнании. «Верный Сид», «Честный Сид». И всегда он оставался самим собой. «Сид — это Сид». Гернсейский изгнанник близок ему душой. Образы старинных легенд — короли, герои, чудища — они ведь всегда служили поэтам для борьбы с реальными чудищами и злодеями. Героев прошлого можно прекрасно вооружить для битв современности.

Сейчас Гюго работает над поэмой «Ответ Момотомбо» по мотивам народной легенды Никарагуа о непокорном вулкане.

Рычанья и толчки вулканов участились.Тогда был дан указ, чтобы они крестились.Так повелел король испанский, говорят.И молча кратеры перенесли обряд.Лишь Момотомбо злой не принял благодати…

Почему же отказался вулкан от крещения? Момотомбо думал раньше, что белый бог будет мудрым и мирным, но что же увидел вулкан в своей стране, когда туда пришли белые колонизаторы?