Дракула. Последняя исповедь - Крис Хамфрис

Влад быстро решился и шагнул вперед.

— Я готов, хотя не исповедался много лет. Ты будешь моим исповедником.

Священник отпрянул. Он был явно застигнут врасплох.

— Нет, князь, — ответил он. — У меня нет с собой ничего необходимого для этого. К тому же я новичок, не имею опыта. Потом, у меня приход.

— Ты всего лишь обретешь еще одного прихожанина.

— Но почему именно я? — Священник как-то обреченно пожал плечами.

— Ты — бывший солдат, жил обычной человеческой жизнью, поэтому тебе легче понять человеческие прегрешения. Кроме того, никто еще не отважился говорить со мной так, как ты, святой отец, с тех пор, как я был учеником придворной турецкой школы.

— Нет, я не могу.

Дверь внизу снова распахнулась. Послышались поспешные шаги. Лицо Влада побледнело, померкло. Тьма захватила его, когда он снова обратил свой взор к постели Илоны.

— Достаточно! — произнес он. — Хватит. Все решено. Я исповедуюсь вам и искуплю свой грех. Пусть с Господом нельзя заключить сделку, но готов поклясться вот в чем. Если моя Илона останется жива, то я больше никогда не буду иметь незаконнорожденных детей. Всевышний знает, как я умею держать свои клятвы.

В комнату вошла молодая цыганка. Она несла с собой ведерко, из-под крышки которого струился пар. Старшая взяла его у нее, подошла к постели, села. Она уложила голову Илоны себе на колени и поднесла ведерко к ее бескровным губам, что-то шепча при этом. Жидкость в основном пролилась на постель, но кое-что попало и по назначению. Илона вздрогнула, поперхнулась.

Брат Василий вздохнул. От него уже больше ничего не зависело.

— Нам остается только молиться, чтобы все, в чем наш князь поклялся Господу, осуществилось, чтобы эта несчастная молодая женщина осталась жива. Ее жизнь в руках Божьих, — сказал он.

Все, кроме священника, опустились на колени. Брат Василий поставил рядом с собой бадью, в которой лежал мертвый младенец, и снова поднял кадило. Раскачивая его, он довольно резко останавливался, встряхивал цепь, и сладковато пахнущий дым выходил наружу. При этом священник произносил нараспев слова молитвы, и все присутствующие вторили ему. Где-то недалеко церковный колокол прозвонил шесть раз.

Они все еще стояли на коленях, вознося молитву небесам, когда послышались удары, отбивающие семь часов. Уже на третьем ударе с постели донесся стон.

Влад мгновенно вскочил на ноги, быстро прошел по комнате, снова опустился на колени, теперь уже перед кроватью Илоны, и сжал ее бледные, безжизненные руки.

— Моя любовь, — негромко произнес он. — Вернись ко мне.

Ее глаза распахнулись.

— Мой князь, — вздохнула она.

Дракула видел, как внутренний свет озарил ее лицо, но потом веки снова сомкнулись.

Влад неотрывно смотрел на нее некоторое время, потом обернулся к старой цыганке, которая все еще держала на коленях голову Илоны.

— Она будет жить? — спросил он.

— Если вы того пожелаете, князь, — последовал ответ.

Священник приблизился к Владу.

— Она в руках Божьих, — напомнил он.

— И в моих, — добавил Влад и только теснее сжал руки возлюбленной.

Глава двадцать седьмая

ПЕРВАЯ ИСПОВЕДЬ

— Отец, я грешен перед Господом и перед вами.

— Поднимитесь, князь.

— Нет, я останусь на коленях — сейчас, здесь. Во всяком случае, ради первого раза. Я не могу быть уверен в том, что нам еще раз выпадет такая удача — тихая часовня, роскошный ковер, постеленный под ногами. Сейчас, в самый первый раз…

— Тогда я тоже встану на колени, чтобы мы вместе могли возносить свои молитвы.

Мужчины встали на колени друг против друга у входа в алтарь. В этот час церковь была пуста. Паства уже приходила, пропела молебен, причастилась святых таинств и ушла, укрепленная верой, вдохновленная новыми чаяниями и надеждами. Влад не притронулся ни к освященной просфоре, ни к вину. С того момента, как он исповедовался в последний раз, прошло слишком много времени. Сначала надо было поговорить о грехах.

Христианские святые, испытывающие мученичество или блаженство, безучастно взирали на прихожан с фресок, украшающих стены церкви. Позади священника над алтарем висел Иисус, распятый на кресте. Страшные мучения отпечатались на его лице. Перед ним висело кадило, из которого плюмажем вздымался сизый дымок. Рядом стояла золотая чаша для причастия, которую Влад подарил церкви только сегодня утром.

— Князь! — произнес священник. — Прежде чем вы начнете, я обязан снова спросить вас, верно ли вы решили, что вам нужен именно я? Без всякого сомнения, воевода Валахии должен исповедаться главе церкви. Архиепископ понимает высшие цели государства, знает его дела. Ведь именно они составляют содержание ваших грехов. Я же — простой прислужник Господа, обычный человек…

— Который, однако, был солдатом?

— Да.

— А значит, грешником.

— Все люди рождаются во грехе, князь.

— Но ты убивал!

— Да, так и было. Надеюсь, Господь простит мне это.

— Ты любил женщин?

— Да. Ни один из самых обычных грехов не минул меня. Случались и необычные. — Он кашлянул. — Я охотился с ястребами.

— Ты считаешь, что это грех?

— Да, когда охота становится навязчивой страстью, а ты готов отдать все ради того, чтобы заполучить хорошую птицу.

— Тогда мы близки больше, чем можно было предположить. Кроме того, мы ровесники, разве нет?

— Почти, я думаю. Но…

— Мне вовсе не нужен состарившийся духовник, который давно уже забыл все желания молодости и думает только о вечности. Мне нужен тот, кто живет сейчас. Что же касается содержания моих грехов и тех обстоятельств, в которых они были совершены, то здесь все просто. — Влад наклонился вперед. — Я должен править.

— Вы правите.

— Нет. Я просто сижу на троне. Он стоит в самом центре страны, в которой столь мало законности, что ее невозможно сравнить ни с какой другой в мире. Я сел на этот трон, чтобы изменить такое положение. Это мой кисмет.

— Мне неизвестно такое понятие, князь.

— Это турецкое слово. В грубом переводе оно означает «неизбежная судьба», то есть предназначение, которое предписано свыше, дано Господом при рождении. — Он закрыл глаза. — В одном из пророчеств Магомета сказано: «Судьба каждого человека привязана к его собственной шее».

— Вы хотите сказать, что сами не властны над тем, что делаете?

— По сути, да.

— Но это вовсе не согласуется с учением нашей церкви, с нашей верой. У каждого человека есть выбор, возможность следовать добру или злу.