Слуга злодея - Александр Крашенинников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Можно ли, к примеру, убить человека циркулем? — не обращая внимания на его крики, продолжал Вертухин. — Речь идет, конечно, о человеке, не принадлежащем к братству, — я знаю правила братства, кого можно убивать, а кого нет. Или же только ржавым гвоздем или кулаком?
— Кулаком или ржавым гвоздем нельзя, это материи не тонкие, — сказал граф. — А циркулем можно. Но предварительно заколов его шпагою.
— А наоборот, сначала циркулем, а потом шпагою?
— Нет, этого не дозволяют морально-этические уложения масонства.
Вертухин стал зело задумчив.
— А может ли быть членом ордена турок? — спросил он.
— Да ты разве турок?! Я не знал. Конечно, может. Все люди братья.
— Во глубине сибирских руд, — Вертухин посмотрел в даль, расстилающуюся за окном, — был найден убитым до смерти турецкий посланец к шайке Пугачева, о коей вы, ваше превосходительство, полагаю, слышали. Он был убит именно циркулем и шпагою. Или наоборот. И как вы человек знающий, я хотел бы спросить вас, мог ли быть сей убитый турецкий посланец масоном? Или масоном был человек, его убивший?
— Дабы сие дознание в точности совершить, — сказал граф, — да еще находясь в таком отдалении от места преступления, надобно знать, не обнаружены ли были в том месте треугольный глаз и пламенеющий меч.
— Да глаза у всех стали треугольными, когда во глубине сибирских руд был найден убитым до смерти турецкий посланец! А что касается помянутого вами пламенеющего меча, то, поверьте, ваше превосходительство, раскаленная в камине кочерга пострашнее будет.
Граф задумался.
— А не обнаружилось ли еще каких улик? — спросил он.
— Только одна, — сказал Вертухин. — Убийца был хромоног. Мне удалось определить это по следам валенок.
— Следственно, это не был член ордена!
— Как же вы можете это утверждать, даже не видав сего человека?
— А известен ли тебе хоть один хромоногий масон да еще в валенках?
Аргумент был убийственный. Вертухин никогда не видел масонов в валенках, а в зипуне и босого только одного — графа Алессандро Калиостро.
— Надо ли это понимать так, — сказал он, — что масоном был турецкий посланец?
— Отчего, мой друг, ты сделал такой вывод?
Тут пришла очередь Вертухина показать всю силу своего ума.
— В том поселении, где был обнаружен убитый до смерти, никто до того момента не знал, что такое циркуль! А потом все разговоры только и были что о циркуле. Но откуда он мог появиться, как не привезен турецким посланцем?
— Позволь, друг любезный, поздравить тебя с блестящим ходом расследования! — сказал граф. — Я вижу, тебя сие убийство до чрезвычайности занимает.
— Да я только им и живу! — воскликнул Вертухин. — Посему и в Санкт-Петербург еду. Тем более что спасение любезной моему сердцу дамы от моих усилий зависит.
— Любезной твоему сердцу дамы! — немедленно повернулась к нему Лоренца. — Да рассказывай скорей!
— Прошу, мой друг, — сказал и граф.
И Вертухин поведал итальянским плутам всю свою историю, не забыв упомянуть навозную кучу, оглоблю, шерстяного Рафаила, паровую телегу Черепановых, собаку Пушку, исправника Котова и призрак полковника Михельсона. Айгуль же заняла в его повествовании целую главу продолжительностью в десять верст.
Он знал, что правда его жизни куда сказочней и неправдоподобней самого неправдоподобного вранья. Ему было также известно, что граф Алессандро Калиостро и его прекрасная спутница необыкновенно любят русские сказки. А на их помощь он рассчитывал, как на помощь самой судьбы. Поелику рассчитывать ему было больше не на кого. И он не соврал нигде, даже в незначащих завитушках своей биографии.
Выслушав его рассказ, граф и Лоренца долго молчали, потрясенные силою любви двух сердец — русского и турецкого, — а также пучиною несчастий, в кою повергла их вражда соседствующих народов.
— Друг мой, — сказал наконец граф проникновенно, — я окажу тебе всевозможное содействие, дабы вернуть возлюбленную в твои объятия. Светлейший князь Григорий Потемкин — почти мой названный брат!
Тут уже и Вертухин принужден был продолжительно замолчать, поелику задохнулся от счастья. Такой невероятной удачи он и в грезах о Херсонской губернии не видел. Человек, коему удалось удивить и склонить на свою сторону самого графа Потемкина, в России может все. И этот человек теперь его покровитель!
Но был еще один вопрос, который мучил Вертухина, да только он никак не мог решиться произнести его вслух. А без прояснения этого вопроса ничего не было ему мило.
Долго сидел он, тусклый и тяжелый, как ноябрьский день. И наконец не вытерпел.
— Ваше превосходительство, коли вы так ко мне снисходительны, позвольте задать вопрос, не относящийся к моему делу, но без разрешения коего я не могу далее ехать, поелику не нахожу себе места.
— Нимало не умедлю дать ответ, — сказал граф. — Спрашивай.
— Отчего благородный знак масонства размещен у вас на заднице?
— Это знак тайный, для опознания одним братом другого предназначенный. Он не может быть поставлен на лбу или хотя бы за ухом.
— Следственно, дабы братья опознали друг друга, им надобно снимать штаны?
— Святая цель гармонии во всем мире стоит того! — сказал граф торжественно.
Глава сорок пятая
Убил валенком горчичного цвета
Весна разбойничала не только между Москвой и Санкт-Петербургом. Она сняла уже белые одежды с половины России и заставила плакать крыши в северных поселениях. Зима пятилась к Полярному кругу и безуспешно пыталась отсидеться в распадках и оврагах. В лесах Урала злорадно булькали ручьи, на южных склонах из холодной еще земли выползала новая трава, зеленая и нахальная, как молодое литературное дарование.
Потомственный русский дворянин, татарин ханского роду Мурзы, лошадиный поэт Шайтанской волости, сборщик недоимок, картежник, нищий на паперти казанской ружной церкви в рыбном ряду Кузьма Соколиноглазов тосковал.
Хотя казалось, пути его отныне посыпаны сахарной пудрой.
Сказка, кою сочинил для него Вертухин дабы освободить от всяких подозрений со стороны полковника Ивана Белобородова, оказалась вернее пули и даже убийственней циркуля златоустовской стали. Она сражала наповал.
По сей сказке Вертухин направил свои стопы к визирю Мехмет-Эмину на праздник Курбан Байрам.
— Но в таком разе он должен привезти туда жертвенное животное, — сказал Белобородов.
— Господин Вертухин сам едет в качестве сего животного, — не моргнув глазом ответил Кузьма.
— Этого не может статься! — воскликнул Белобородов.