Мир приключений № 4, 1959 - Михаил Ляшенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Библиотека — тесный закуток, в котором хранятся несколько сот истрепанных, никому не нужных книг, пожертвованных благотворителями. Работа в библиотеке — это дни угнетающего одиночества. Старые тюремщики знают психологию заключенного. Для полного сил молодого человека, вышедшего из юношеского возраста, работа в «хорошеньком местечке» — дополнительная мука. Это месть за надпись, которая появилась на тюремной стене, за честность Мартэна, за его популярность, за настоящий патриотизм. Вместе с тем это и мера предосторожности.
Молодые силы требуют движения, работы. А Мартэн лишен всякого общения. С утра до вечера он обречен на неподвижность, на безделье, которое изматывает гораздо больше, чем тяжелая физическая работа. Придет надзиратель за книгами для заключенных — они их требуют очень редко, — и никого не увидит больше Мартэн!
Шесть часов утра — сирена. Семь тридцать — колокол.
Мартэна отводят в закуток. В час дня он может выйти на тридцатиминутную прогулку, которая должна совершаться в молчании. В семь часов вечера его снова запирают в камере. Стены камеры всегда влажные. Дает себя знать близость Сены. Окошко не заколочено, но видно только небо.
— Заключенный номер 2078, на свидание!
Разговор с родными происходит через густую решетку. По ту сторону решетки стоят отец и невеста.
— Как мама?
Мать не приехала — значит, больна. Невозможно скрыть от него правду. Мать подолгу теперь не встает — хозяйство ведет сестра. Сестра не смогла приехать, потому что мать нельзя оставить одну.
Вокруг шум. Люди стараются перекричать друг друга. Свидание коротко, а поездка в Мелан требует времени и расходов. Надо воспользоваться редкой возможностью и сказать все, что требуется сказать. Оттого-то люди и напрягают голос. Молчат только тюремщики, прохаживающиеся вдоль решетки.
Анри держится за решетку и кричит, чтобы быть услышанным. Ну, а все-таки есть ли надежда, что матери станет лучше? Есть ли надежда? Отец кивает головой — да, надежда есть.
Надзиратели ударяют ключами по решетке. Это знак того, что время свидания прошло. Если вы не сказали еще самого важного, торопитесь, господа. Сколько могут сказать друг другу отец и сын, Анри и Симона! Но время истекло.
Неожиданно для арестанта № 2078 делают исключение из правил. Арестанту полагается гулять в строгом молчании. Но на прогулке к Мартэну присоединяется другой заключенный, пожилой человек, стройный, с выправкой военного.
Тихим голосом он начинает разговор.
«Заметят!» — предупреждает Анри. «Неважно!» — отвечает заключенный. «Неважно? За это карцер». — «Не торопитесь с карцером». — «Кто вы?» — «Бессрочный».
Они делают круг.
«Слушай, Мартэн, — говорит пожилой арестант, — я бессрочный, но с тобой дело хуже, чем со мной».
Анри молчит. В нем возникает смутное подозрение. Кто этот человек? Пожилой не унимается:
«Они сгноят тебя здесь. Они не выпустят тебя живым. Ты слишком заметная фигура. Ты известен всей Франции. О тебе знают и за границей. На твоем месте я бы знал, что делать». — «Что же?» — «Взяться за ум».
Пожилой арестант сам приходит к нему в библиотеку. Ни у кого из заключенных нет такой привилегии. Анри насмешливо смотрит на нежданного посетителя:
— Здесь нельзя говорить. Даже шепотом.
Посетитель пожимает плечами. Он вытаскивает портсигар. Дорогие сигареты с золотым ободком. Анри отказывается. Он мог бы сразу выгнать пожилого, но пусть разговорится негодяй. У него, возможно, есть тайное поручение от властей. Пусть скажет.
Пожилой хитер. Он говорит полунамеками. Он часто повторяет, что надо взяться за ум.
— Но как?
— Мартэн, Мартэн… Ты не настолько прост, чтобы сам не догадался. Ты неглуп — ты доказал это судьям. Но теперь надо вести себя иначе.
Анри узнает, что этот заключенный был офицером петэновской армии. Он служил и Петэну и гестаповцам. Он лично убил одного партизана. За все это полагалось после освобождения Франции ответить смертью. Казнь заменили вечным заключением. Бессрочный мог бы сказать, что находится в резерве реакции. О нем заботятся влиятельные люди, патриоты не требуют его освобождения. Его имя не появляется на стенах домов и тюрьмы. Но о нем хлопочут. И покровителям доверительно отвечают: сейчас освобождение было бы преждевременным, но в будущем… Они не забудут о бессрочном, пусть потерпит.
Этот арестант нужен реакции. В тюрьме ему живется намного лучше, чем Мартэну. Бессрочный пользуется всякими поблажками. Он часто получает посылки, иногда работает для развлечения; в камере он завел некоторые удобства. Бессрочный подчеркивает свою религиозность: он не пропускает ни одной службы в тюремной церкви и подолгу беседует со священником.
— Ну как, решил ты взяться за ум? — спрашивает он Анри. — Скажи, я помогу советом.
Анри смеется:
— Слушайте, вы не только негодяй, но и глупец! Какой совет вы можете мне дать? Только один — оплевать мое прошлое, моих друзей.
— Сгниешь! — грозит бессрочный. — Сгниешь здесь, несчастный! Не надейся на то, что отсидишь свой срок!.. — Он в бешенстве. — Есть сотня способов обеспечить тебе кладбище… Да, сотня способов! Я выйду, а ты нет. Сгниешь!
— Ты уже сгнил! — спокойно отвечает Мартэн.
Не следует продолжать разговор с этим отребьем.
Мартэну вспоминается Хеймбюрже — вот того жалкого человека этот негодяй сумел бы обработать.
СИМОНА
Он всегда думал о Симоне. В тюрьме он старался себе представить, как она живет без него. Утро в Розьере. Симона идет на работу. Он помнит мастерскую и витрину с манекеном, изображающим модно одетую женщину.
«Здравствуй, Симона! — Подруга нагоняет ее. — Письма оттуда есть?»
Об этом, должно быть, спрашивают и заказчицы, приходящие на примерку. «Вы давно были там?» — «Я ездила в прошлое воскресенье»… — «Он здоров?» — «Говорит, что вполне здоров, но решетка густая, плохо видно». — «Как у него в семье?.. Передайте от меня привет ему». — «Спасибо, спасибо, мадам!»
Все к Симоне относятся дружески. Незнакомые люди здороваются с ней. Пожилая женщина остановила ее, обняла и сказала: «Все мы желаем тебе, чтобы жених вернулся поскорее». Симона в письме рассказала об этом Анри. Он улыбнулся и задумался. Как долго ей ждать его… Не лучше ли написать ей отсюда, из тесного закутка, где сложены старые, истрепанные книги, последнее письмо? Не лучше ли освободить ее от слова, которое она дала? Ведь может случиться и так, как говорит бессрочный… Вот бумага, перо. Письмо сегодня же прочтет начальник тюрьмы, вероятно ухмыльнется, сообщит по секрету жене. Жена, возможно, посочувствует Симоне и ругнет мужа за черствость. О его заветном письме будут говорить чужие люди.