Заклейменная. История о том, как я сбежала из секс-культа - Кристин Гасбарре

– В тот день, когда ты пришла к нам и сказала, что идешь в New York Times, – сказал мой папа, – ты была похожа на чемпиона, выходящего на ринг. – Сидя за столом в дальней части ресторана, он потянулся к моей руке, но внезапно расплакался. – Я так горжусь тобой, – заметил папа.

– Такое чувство, что я вернула свою дочь, – сказала мама, взяв меня за вторую руку. – Помнишь, как близки мы всегда были?

– Почему вы никогда не пытались забрать меня оттуда? – спросила я.

– Потому что это была твоя жизнь, – ответила мама. – И я не хотела потерять тебя. Связь с тобой всегда была самым важным для меня. И мы не знали всего масштаба проблемы.

Они с папой согласились на мою просьбу пройти курс NXIVM под названием «Семейные

ценности», рассказывающий, как вся семья может работать вместе ради благополучия ребенка.

– Правда в том, – сказала мама за обедом, – что я переживала за твою семью. – Даже когда я отказывалась читать заголовки о таких событиях, как Радужный Эксперимент с Гэйленом, мама, беспокоясь о моем благополучии, проводила свое исследование.

Те, кто действительно вас любят, всегда будут вас любить, и это пока что самый важный урок. Оказывается, моя главная ценность – моя семья. Когда я беру на руки ребенка, и он обнимает меня в ответ – вот настоящее благословение, это больше, чем я смею просить, имея такого любящего малыша.

Я смогла это осознать, возможно, потому что сделала именно то, что собиралась. Я попала в NXIVM, потому что хотела помочь другим улучшить мир, жить и работать в сильном сообществе психически здоровых женщин. Если бы Марк Висенте спросил меня на том круизе: «Хочешь ли ты, чтобы на тебе выжгли инициалы Кита Раньера?» я бы побежала в другую сторону. Но двенадцать лет спустя, получив поддержку, необходимую, чтобы выйти вперед и поделиться произошедшим, я помешала им заклеймить большее количество женщин. Я так и не узнаю, кто из них получил необходимую информацию, чтобы прекратить общение с Китом Раньером, потому что вместе с Марком, Бонни, Ниппи

и Кэтрин Оксенберг мы вышли вперед с тем, что знали. Каждый из нас, включая Фрэнка Парлато, Барри Майера и многих других журналистов, сыграл в эти годы важную роль в раскрытии темной тайны за лозунгом о «личностном развитии» NXIVM.

В среду 19 июня 2019 года после шестинедельного суда присяжные признали Кита Раньера виновным по всем статьям – вымогательство и сговор с целью вымогательства, секс-торговля, попытка установить секс-торговлю и сговор с целью секс-торговли, сговор с целью организовать рабский труд и мошенничество с использованием электронных средств общения.

Во время этих обвинений и вердиктов я грустила из-за двух больших потерь. Дружбы с Лорен. Мы были близки двенадцать лет, и мне было трудно видеть, как ее использовали Кит и собственная мать для достижения своих целей. Лорен хороший человек. Она и ее мать якобы обе были любовницами Кита, и, если это правда, не представляю, как это повлияло на нее. Я только знаю, что мне больно, потому что она не смогла взять телефон, позвонить и сказать: «Мне так жаль, что я врала тебе по поводу DOS». Она попыталась меня выставить преступницей перед верными последователями, оставшимися в сообществе. Знаю, что по большей части это из-за тренингов в NXIVM: Кита нужно защищать прежде всего. Под присягой она признала, что врала

мне, как и другим, чтобы заслужить одобрение Кита. Теперь все понятно.

За эти годы я потеряла себя. Моя личность настолько слилась с сообществом, а все связи обрубили так жестоко и внезапно после того, как я наконец сложила все воедино и очнулась… Помогая другим обрести силу, я также пытаюсь снова найти себя и вернуть свою личность и собственный голос, вытащить их, находясь в новом, уязвимом, но искреннем состоянии. Моя настоящая сила заключается в самой себе, человеке, который может делать ошибки, приносить извинения и продолжать развиваться.

Заключение. Исцеление

Ванкувер

Принять тот факт, что я, не зная того, стала частью обмана криминальной организации, очень сложно. Узнав, что Кит социопат, я много месяцев не могла спать. Есть. Я сбросила тонну веса. Очень нервничала. Поняла, что как ни пыталась дышать и наполнять легкие кислородом, не могла вздохнуть. Паника была… ну… интуитивной.

Я снова принимала таблетки, чтобы спать по ночам. Поставила дополнительные замки в доме, как в отелях. Выставляла в соцсетях материал, только когда уже покинула то место, на тот случай, если Кит захочет выследить меня. Вот каким был уровень моей паранойи, потому что я считала, что он может заставить замолчать женщину, если захочет этого. Я понимаю, что плохо так го-

ворить, но я не сомневаюсь, что Кит социопат и заслуживает навечно оставаться за решеткой.

Совсем недавно впервые за год я встретилась за обедом с подругой в Ванкувере, которая участвовала в программе «Этос». Она страдала от заболевания, но уклончиво говорила о нем, потому что считала, что я стану осуждать ее. Я взяла ее за руку.

– Все нормально, можешь рассказать мне, – сказала я. – Ты не плохая и не сделала ничего не правильного.

– Нам было трудно признать это, но нас учили верить, что только наш выбор приводит к болезни, что заболевание – паразитический метод поиска внимания. Потому что в NXIVM нет жертв. Повреждения и болезни были, как нам внушали, проявлением какого-то дефекта. Покинув NXIVM, я пытаюсь быть мягче и реже осуждать себя, когда чувствую себя нехорошо, когда совершаю ошибку или когда что-то идет не так гладко. Да, с агрессивными инструментами, техниками и практиками NXIVM я ощущала больший контроль, но система рангов и общая структура в целом привели к невероятному безумию в моей жизни, невероятному нарушению гармонии в моих отношениях. Так жить я больше не хочу.

«Я очень рада, что его поймали», – сказала я Ниппи сразу после ареста Кита.

– Теперь мы можем жить нормальной жизнью, – ответил Ниппи. – Просто отправиться

в поход или отвести ребенка в парк. Мы можем быть семьей. Это все, чего я хочу.

Я начала плакать. Слова моего мужа помогли мне наконец почувствовать, что я слезла с крючка. Мне не нужно продолжать усердствовать, продвигаться вперед, расти или пытаться быть выше и развитее. Мы просто можем прожить свою жизнь. С самого дня нашей свадьбы только этого я и хотела.

– Видишь? – сказал он. – Теперь ты «счастлива». – Его игриво саркастический тон напомнил о нашем времени в ПУР. Тогда коллега