Любовь или опека (СИ) - "Diana Panamis"

— Почему же я не удивлён? — прозвучал справа голос, Шеридан обернулась. Из темноты на неё вышел Викториан и скрестив руки на груди, приближался к ней, — если честно, поначалу я думал, что вы пошлёте меня ко всем чертям и даже не спуститесь. — Он приблизился. — Но, вы меня удивили, появившись, опоздав лишь на несколько минут. Шеридан пришлось поднять голову, чтобы заглянуть ему в глаза. — И всё же, что-то мне не давало покоя, ваша покорность. Поэтому я, решил немного подождать вас здесь. И не ошибся, вы не заставили себя долго ждать.

— Не думали же вы, что я спокойно буду танцевать, когда мой конь, где-то там!

— И что вы собирались делать? — он засунул руки в карманы брюк. — Неужели сами собирались отправиться на поиски? — он приподнял бровь в ожидании ответа.

— Во всяком случае, вас бы не просила, — ответила она.

— В этом и заключается ваша проблема, — спокойно говорил герцог. — Возможно, обратись вы ко мне днём, ничего бы не произошло. Или вы думаете, я не мог организовать вам прогулку? — искренне поинтересовался он.

— У меня нет никаких проблем! А вы, вместо того, чтобы искать их во мне, отправлялись бы лучше развлекать Аннику Торентхилл. И не мешали. — Произнесла с толикой обиды.

Викториан отступил в сторону, — Прошу, — он поклонился, — можете сами отправляться на поиски. — Шеридан прошла мимо него, — Если, вы не доверяете моим людям.

Девушка обернулась, — Вы отправили кого-то на поиски Рона? — спросила она, — Почему тогда мне не сказали?

— А вы разве спрашивали? — он смотрел на неё как-то странно, его взгляд поменялся. Нет, он не злился, он был серьёзен и в то же время нежен, — Ведь вы пришли сюда с определенной целью?

— Вы спрашиваете или утверждаете? — от непонимания его тона Шеридан начинала нервничать. Возможно, поэтому отвечала слишком раздражённо.

— Мисс Мелиорас, — он подошёл ближе, его обуревали странные чувства, нежность, гордость и даже в какой-то степени благодарность. Благодарность за то что, она не такая как все, за то, что совершенно другая. В то время как ей наплевать на мнение высшего общества, ей не безразлична, судьба жеребца. Это восхищало и привлекало ещё больше, «И что ты собираешься ей сказать?», спрашивал он себя, «Идиот! Викториан какой же ты идиот!» глядя на Шеридан рассуждал он. Тишина затянулась, — Вы не забыли, что на протяжении четырех танцев, не можете подняться в свою комнату?

— Ваша Светлость, — обратилась она к нему, тихим, дрожащим голосом, — Вы не знаете, почему это поместье называется, «Белые луга»?

— Нет, — коротко ответил Викториан.

Она последний раз заглянула в эти бездонные глаза, — Оно и видно, — без эмоций произнесла Шеридан и ушла, надеясь, что он не успел заметить проклятые слёзы, что блестели в глазах.

Как только скрылась за дверьми, то ускорила шаг, быстрее, быстрее, чем ближе к особняку, тем быстрее она шла. «И никаких четыре танца! Идите к черту, герцог Ровендейл!» кричала она мысленно, поднимаясь по лестнице в свою комнату.

— Ну как можно быть таким идиотом!? — кипела она, шагая взад вперёд по комнате, — И не замечать, что творится у тебя под носом! — она остановилась у зеркала, — А что творится у него под носом? — спрашивала девушка себя, глядя на отражение, — пора признаться себе в том, что ты, по уши влюблена. Да-да Шеридан, — обратилась она к отражению, словно к другой девушке, по ту сторону зеркала. — Именно ты, которая всегда считала себя сильной, бескомпромиссной и здравомыслящей. На деле же оказалась глупее элементарного предмета мебели, — в злости пнула ногой прикроватный пуфик, — Он хоть стоит себе спокойно и ничего не чувствует. Ну почему я не пуфик? — девушка села на этот бездушный предмет мебели, который только что пинала и задумалась, — Потому что ты, Шеридан Мелиорас! — Она выпрямилась и гордо вздернула подбородок, — ты дочь своего отца Чарльза Мелиорас. И ты, не будешь вести себя как глупая или слабая. Ты можешь противостоять всему миру, если захочешь, нужно только взять себя в руки. — Посмотрела на ладони. — Это любовь сделала тебя такой слабой. Шеридан поднялась и побрела в ванную, — Я же говорила Каландра, — обратилась она к подруге, вспоминая их разговор, — Лучше не влюбляться, чтобы не страдать. Но, что я могла поделать?

Ванна наполнена водой, Джени сделала всё как сказала Шеридан. Девушка коснулась воды, — Разве не смешно, влюбиться в собственного опекуна? — прошептала она. Сжала кулак и ударила по воде, брызги разлетелись по сторонам, — конечно смешно, ха-ха, — слёзы текли по щекам.

Умыв лицо несколько раз, Шеридан поднялась, стало немного легче. Платье основательно намокло, но это ерунда всё равно собиралась принять ванну. Девушка успела расстегнуть несколько пуговиц, как услышала стук в дверь.

«Возможно, Джени что-то забыла», подумала она, «А что если это не она, а я в таком виде». Быстро застегнув платье, Шеридан разгладила подол и поправила волосы. «Может быть это миссис Ленгдон, пришла узнать, почему меня не было за ужином?» предположила Шеридан, открывая дверь…

***

— Вы?! — она вложила в свой вопрос, всё своё удивление.

— Не пригласите меня войти? — Разглядывал он её, — или мы будем разговаривать в дверях?

Ни слова не говоря, Шеридан отступила в сторону, пропуская его. Проклятое сердце забилось быстрее, девушка сжала кулаки, «Держи себя в руках» мысленно повторила.

— Чем могу быть полезна? — иронично поинтересовалась она.

— Почему ваше платье мокрое? — проигнорировал он её вопрос.

— Я мылась, — сдержанно отвечала Шеридан, желая как можно скорее остаться одной. Невыносимо чувствовать себя так глупо в его присутствии.

— Что в платье? — он приподнял бровь.

— А это что, запрещено законом? — ответила она вопросом на вопрос.

Понимая, что судя по всему, разговора не получится Викториан, подошёл ближе. — Это ваше, — он протянул свёрток.

Шеридан перевела взгляд на кулёк в его руке, она совсем забыла про него.

— Благодарю вас, ваша светлость, — как можно официальнее проговорила она и взяла свёрток.

Отойдя в сторону, развернула кулёк, в сердце больно кольнуло. Там, были ромашки, вспомнилось все, что рассказывал отец Томас, о неразделённой любви Освальда Кантуэлла. Вся боль которую пережил бедный влюблённый. Шеридан легонько коснулась белых лепестков, невольная слеза скатилась по щеке, «Несчастен возомнивший себя Богом, думая, что властен над любовью. О, человек оглянись и узри, всю правду о любви…» Вспомнила Шеридан слова герцога Кантуэлла, оставленные на стене и, оглянулась туда, где стояла её собственная любовь.

— С вами всё в порядке? — обеспокоенно спросил Викториан, видя реакцию девушки, — Почему вы плачете? — он хотел подойти но…

Шеридан замотала головой, — Всё хорошо, я не плачу, — она вытерла слёзы, — Доброй ночи, ваша светлость и спасибо за это, — она показала на цветы в руке.

Викториан поклонился, — Доброй ночи.

Он вышел из комнаты но, так и остался стоять у двери, не в силах сделать и шага, в сторону, откуда слышались голоса, смех, доносилась музыка, Викториан никак не мог заставить себя уйти. Всё его желание было оказаться сейчас по ту сторону двери, отбросив все обязательства и мораль. «Доброй ночи ваша светлость», повторил он мысленно. Мораль твердила «Стой!», но сердце кричало «Иди!». — Какой же ты всё-таки идиот, Викториан! — с этими словами он открыл дверь в комнату Шеридан.

Она обернулась, — Вы что-то забыли? — спросила девушка предательски дрожащим голосом.

— Да, я забыл, — он медленно приближался к ней. Шеридан стояла на месте. — Я забыл, как дышать, в вашем присутствии, — ещё шаг, — Я забываю, как жить, — ещё шаг, — вдали от вас. — Он подошёл так близко, как только мог, нежно взял её лицо в ладони и прошептал прямо в губы. — Я забываю всё на свете рядом с вами, помню лишь одно…

— И что же это? — тихо спросила Шеридан.

Викториан легонько коснулся губами её губ, — Как сладки ваши губы на вкус, — он приник в нежном, страстном поцелуе. У Шеридан голова пошла кругом. Он целовал ее со всей страстью, то нежно касаясь, то настойчиво терзая нежную плоть, алых губ. Шеридан приникла к нему, пылко отвечая на его страсть. Викториан немного отстранился но, не для того чтобы отвернуться и уйти пока не поздно, пока ещё не совершил возможно непоправимую ошибку. Герцог Ровендейл прижался лбом ко лбу девушки, они тяжело дышали, глаза обоих затуманены страстью.