Ричард Длинные Руки — властелин трех замков - Гай Орловский

— Интересно бы с ними пообщаться, — пробормотал я.

— Сэр Ричард!

— Да это я так, на будущее.

— Ох, сэр Ричард! На будущее у нас столько дел!

— Это верно, — ответил я со вздохом и подумал о тех тайнах, что оставил нераскрытыми в своем замке.

Впрочем, если исходить из простейшей формулы «свой — чужой», деревья не могут быть опасными по самой простой причине: метаболизм у деревьев протекает настолько медленно, что только самые малые дети могут поверить в такую глупость, будто деревья могут хватать ветвями неосторожных путников, вытаскивать корни из земли и перебираться в другое место, вообще как-то реагировать на человека.

Хотя, конечно, на общую деятельность человека в лесу, на пожар или вырубку деревья реагируют, а вот на одного или группу людей… Понадобится несколько часов, прежде чем такое вот разумное дерево заметит стоящего перед ним человека, а потом еще пара дней — пока сообразит, что с ним пытаются заговорить или как-то общаться.

Нет, этот лес уцелел только потому, что никому не нужен, опасности не представляет, а планета слишком велика и богата — есть чем заниматься. Это уже потом, когда все будет заселено, тогда займутся и лесом. Вряд ли к тому времени здесь разовьется наука на соответствующем уровне, чтобы лес начали изучать. Скорее всего, его попросту уничтожат, даже не заметив, что деревья… гм, тоже люди.

Хотя пусть даже заметят, ну и что? Как будто люди людей не уничтожают.

То ли день выдался на редкость жаркий, то ли сказывается растущая близость к Югу. Солнце, казалось, светит и жжет отовсюду: с неба, от песка под копытами, с листьев деревьев, что вроде бы должны укрывать нас от него. Я ошалел, одурел, ослеп и ехал, как пьяный, кривясь, морщась и пошатываясь в седле. Не представляю, как Клотар, да и все, кроме Кадфаэля, прут в этих доспехах. Я все-таки схитрил, мои доспехи в мешке за спиной. Но все равно я чувствовал себя звездолетом, что приблизился чересчур близко, и теперь солнце охватило меня со всех сторон, замкнуло, искривив время и пространство.

— Что за чертовы кони у Грубера? — вырвалось у меня. — Разве лучшие не у нас?

Клотар что-то проворчал под нос, Альдер сказал ненамного понятнее:

— Если им дают Снадобье Шамана… не жалко им коней, сволочи…

Впереди показалась роща, я погнал к ней Зайчика, но яростный свет пронизывает жидкие ветви, по земле колыхаются ажурные тени, заколыхалась вся земля, я покрепче вцепился в луку седла, ощутил, как поднимается дурнота.

Что за мир, подумал с отвращением, что не додумался еще до солнцезащитных очков. С ума сойти можно. Наверное, слабые и сходят, так что до моего века дошли самые стойкие. А вот мой век в будущее отправит одно спидораковое дерьмо, на том и кончится такой странный биологический вид, как человечество.

К полудню, когда я в который раз намеревался догнать Грубера, мы уже все страдали от жажды, во рту пересохло. Я велел отпустить коней, мой равнодушно посмотрел по сторонам, отошел на пару шагов и застыл, превратившись в фигуру из эпоксидной смолы. Конь Клотара брел по пересохшей земле, в одном месте вяло стукнул пару раз копытом, пошел дальше. Альдер заметил, как я напряженно смотрю за конем.

— Что-то покажет?

— Да, — ответил я, — лошади и собаки чуют воду. Только собака никогда не ляжет там, где близко воды, а курица не только не станет там нестись, но будет обходить стороной. А вот гусь охотно несется над местом, где близко воды. Формика тоже строят кучи подальше от подземных ручьев и рек…

— Кто такие формика? Тролли?

— Рыжие муравьи, — ответил я. — Лесные. Зато если увидишь, как роятся комары, то вода к поверхности близко. Еще мать-и-мачеха всегда растет над водой, если увидишь одинокий дуб, то обязательно близко вода… он даже достает ее корнями, и вода по прорытому начинает выходить наверх родником… Крапива растет близко над водой…

Он покачал головой, в глазах величайшее уважение.

— Сколько же вы постранствовали, ваша милость, — проговорил с почтением, — что знаете столько?..

— Поживи с мое, — буркнул я с неловкостью. Голова у всякого, кто жил при включенном телевизоре, забита таким количеством мусора, что удивляешься, как там все помещается. — На ночь можно узнать, есть ли под нами вода, если положить клок шерсти на землю и накрыть шлемом. Если вода близко, то какой бы ни была земля сухой, а шерсть намокнет. А если проц перегревается выше нормы — полетел кулер… Нет, это из другой оперы, забудь.

Кони сгрудились в одном месте и начали рыть копытами землю. Клотар первым бросился туда с кинжалом с руке, упал на колени и принялся рыхлить. Альдер и Ревель выбрасывали сухие комья руками, потом пошла мокрая земля. Я рассчитывал, что дороются до слоя, где в ямке вода станет накапливаться, сумеем понемногу напиться, да и коней напоим, однако они рылись, рылись, перемазались грязью, затем Клотар с проклятием отпрянул, снизу в лицо ударила струя воды, словно из поврежденного водопровода.

Сперва с водой взлетали комья земли и стебли травы, но через минуту струя очистилась, слегка опустилась, достигая Клотару до пояса, солнце играло в ней, и казалось, что вся струя состоит из множества мелких жемчужин.

Я напился первым, все терпеливо ждали очереди, вода оказалась восхитительной, разом сняла усталость, добавила сил, прошел жар в черепе. Я чувствовал себя готовым скакать дни и ночи, а если понадобится, то и бежать с конем наперегонки.

Когда напились Клотар, Альдер и Ревель, они молчали и переглядывались, и только когда и брат Кадфаэль напился и с ним ничего не случилось, Клотар обронил осторожно:

— Так это вода Рорнега?

Альдер кивнул:

— Похоже.

— Но монах…

Альдер подумал, пожал плечами.

— Но ведь сэр Ричард и вовсе паладин!..

— Странно, — буркнул Клотар. — Или вода выдохлась. Говорят, от старости теряет свойства.

— Дык не в кувшине же, — резонно возразил Альдер. — Под землей всегда молодая.

Кони тоже взыграли, даже мул брата Кадфаэля пошел вокруг, задрав хвост и прыгая на всех четырех, пробовал гоняться за птицами, а потом начал бегать с псом наперегонки.

— Все, — сказал я, — в путь! Теперь наверняка догоним!

Оглянувшись, увидел, как фонтанчик уже едва поднимается над поверхностью земли.

Через час скачки галопом выметнулись в долину, где к небу тянулись… я бы сказал, сгоревшие спички, если бы кто-то придумал спички размером с Останкинскую башню. Черные, обугленные, они торчат в беспорядке, похоже на башни новостроек, но от этих башен остались даже не скелеты, как если бы их выжгло ядерным взрывом, а словно какой-то неведомый огонь пожирал сам камень, если это был камень, с такой же жадностью, будто сухое дерево.