Авалон-2314 - Евгений Гаркушев

– Но в ближайшее время воскреснут немцы привычного тебе вида, – предположил я. – Места хватит всем.

– Пусть чужеродные племена размножаются не в Германии! – воскликнул Ницше. – Пусть занимают Африку и Сибирь, плодятся в своих пустынях и зарываются под горы, подобно червям! Наши великие леса должны остаться в неприкосновенности!

Философ замолчал, и почти сразу неслышно для него заговорил Галахад:

– Ты, возможно, не в курсе, но современная Германия действительно разделена примерно на сорок земель, половина из которых населена выходцами из стран Ближнего Востока. Франция, Испания и Италия пошли по пути ассимиляции, в Швеции и Норвегии долгое время было слишком холодно, а Германия, имеющая достаточно территорий, создала автономные зоны для проживания мигрантов. В результате в начале двадцать второго века страна оказалась раздроблена на несколько государств, которые продолжали делиться. Сейчас немецкие земли объединены, но часто между ними лежат обширные территории, где не встретишь ни одного коренного немца. Это особенно возмутило Фридриха Вильгельма, когда он знакомился со своей обновленной Родиной. Что касается Луны, то значительное количество немцев, живших в двадцать первом – двадцать втором веках, уехали туда и создали мощную лунную колонию. Хотя Луна по всем договорам является территорией всего человечества, национальные сектора там есть. Немецкий, японский и китайский – самые крупные и успешные. Причем на Луне сильны националистические настроения. Некоторые даже называют немецкую колонию Лунным рейхом. Хотя и там живут самые разные немцы…

– Отойду, – коротко бросил я Ницше.

– Не ходи вверх по течению, – глубокомысленно изрек философ.

– Хорошо.

Только когда ручей скрылся из вида, я понял, что имел в виду Ницше. Совсем как в басне про козленка, который мутил воду, которую собирался пить волк.

Интересно, как философ переносит здешние бытовые неудобства? Пожить на природе день-два даже приятно, но не пользоваться душем и оборудованным туалетом больше года… Или в Германии прошлого века с горячей водой тоже было туго? Вряд ли, культурная страна…

– Господин Галахад! – обратился я к своему куратору, когда Ницше уже не мог меня слышать. – Каким образом я могу быть избавлен от вашего постоянного наблюдения и присутствия? Мне нужно подать прошение? Написать заявление? Или достаточно просто сказать?

– Чем я тебе помешал? – Голос Галахада из коммуникатора звучал с обиженными нотками.

– Я человек старых взглядов. Не могу постоянно находиться под пристальным вниманием даже такой совершенной личности, как ты. Чувствую себя преступником, к которому прикрепили «электронного стража».

– Если бы не проект, ты бы продолжал находиться под подозрением в убийстве одноклассника.

– Если бы не проект, я бы не появился на свет во второй раз. Но сейчас мне некомфортно, когда у меня за плечом кто-то постоянно дышит.

– Серьезно?

– Да.

– Но ведь постоянный контакт, полнота общения – это и полнота жизни!

– Привычка к публичности хороша в меру, – примирительно заметил я.

– То есть ты официально просишь, чтобы я не давал тебе советов, отключился от твоих имплантатов и мог помогать тебе, только наблюдая со спутника, полицейских камер слежения и анализируя данные, получаемые с обязательных для гражданина навигационных и медицинских трассеров?

– А наблюдать за мной со спутников обязательно?

– Общепринятая практика. За всеми наблюдают – без злого умысла, естественно. Трассеры не дают стопроцентной гарантии. Вдруг тебе станет плохо или на тебя нападут?

– Свои проблемы я привык решать сам. Кстати, можно ли сейчас получить разрешение на ношение оружия?

Галахад замялся – полагаю, обычный человек в данном случае покрутил бы пальцем у виска, но рыцарь «Авалона» отреагировал как-то по-другому:

– В принципе можно. Точнее, даже разрешения не нужно – иди да покупай. Но тогда наблюдение за тобой будет пристальнее. Доверяй, но проверяй, знаешь ли. Общество обязано знать, против кого может быть повернуто твое оружие.

– Так вот, я хочу, чтобы ты, по крайней мере на некоторое время, оставил меня в покое. Не был в состоянии подключения все время. Понимаешь, это непорядочно по отношению к Ницше. Он вырезал имплантаты кухонным ножом, чтобы за ним не могли следить, но ты видишь его моими глазами, слышишь моими ушами.

– Я вижу и его глазами. И со спутника. И с видеокамер роботов свалки. Мы не можем оставить безумца, да еще и такого известного безумца, без внимания.

– Тем не менее моя просьба остается в силе.

– Хорошо, – сухо заявил Галахад. – Чтобы вступить со мной в контакт, дай недвусмысленную команду комму или имплантатам. Я отключаюсь.

Маленькая, но победа. Или мне просто пудрят мозги?

* * *

Продюсеры словно и не выходили из своего кабинета. Только Зигфрид потел в своей красной майке, поднимая гантели в «спортивном уголке» с велотренажером и резиновым ковриком, а Карл, по-прежнему облаченный в серый костюм, играл изогнутым кинжалом. Клинок выглядел весьма и весьма внушительно.

– Пришел узнать расписание концертов? – поинтересовался Карл.

Нож в руках араба убедил Диму в том, что кричать на продюсеров, как он собирался сделать прежде, не стоит. Также плохой идеей представлялось бить их и кидаться мебелью. Мускулатура Зигфрида выглядела такой рельефной, что было ясно – Соловья он скрутит в бараний рог одной левой.

– Мы бы хотели получить некоторые объяснения, – заявила Ольга.

– «Мы бы»? – пыхтя, спросил негр. – А ты что, не в теме?

– Нет.

– Ты же не первый день в бизнесе. Принцип лесенки никто не отменял. И если модели сначала разносят напитки в казино, потом объявляют боксеров на ринге, а потом уж выходят на подиум, то певцы сначала учатся, потом тренируются, потом выступают для узкой аудитории, потом не брезгуют никакими заказами и уж потом становятся звездами. Иногда. Твой подопечный перепрыгнул через несколько ступенек. Мы его ничему не учили, хотя надо бы.

Соловей приосанился и почти выкрикнул:

– Но ваши канализаторы сразу хотели наехать на меня! Они пришли с помидорами!

– Такой уж у них обычай, – меланхолично проговорил Карл. – Поверь, если бы твое пение им понравилось, они не стали бы бросать помидоры. Случалось и такое.

– Случалось, чувак, – подтвердил Зигфрид. – Ассенизаторы – люди с нежной душой. И водопроводчики тоже. Поэтому они любят прекрасное и борются за него. Выходит, ты не тянешь в их глазах на «прекрасное». И они борются за прекрасное с тобой. Сечешь?

– Я не секу. Зачем вы мне гнилой заказ пристроили? – начал закипать Соловей.

– Объясни, Ольга, – приказал Карл.

Девушка приосанилась, подняла подбородок и голосом послушной ученицы почти что продекламировала:

– Чтобы тебя узнали, нужны скандалы. Людям интересно то, что будоражит. Зигфрид и Карл хотели, чтобы твое имя начало обрастать скандалами. Я правильно поняла?

Соловей поморщился:

– И что это за скандал: «известного певца забросали гнилыми помидорами»? И если там помидорами забрасывают всех?

– Зато платят хорошо, – заявил Карл. – За эту неделю ты получишь пятидесятипроцентную надбавку.

– Фигня! – вспыхнул Дима. – Сто евро, двести… Не тот порядок сумм! Понимаете? Я готов терпеть, готов на многое – но для большого дела, а не из-за ерунды! Если мне столько платить, я лучше в продавцы пойду или в повара. У меня даже диплом есть!

Негр с лязгом бросил свои гантели на резину и подошел к Диме вплотную. От него сильно разило потом, и это так разозлило Соловья, что он был готов броситься с кулаками на Зигфрида, который был в два раза тяжелее него.

– Ты готов по-настоящему рисковать? – словно удивляясь словам Димы и даже читая его мысли, спросил негр. – Совсем другое дело…

– Нам все время чистоплюи попадаются. Великие певцы, огромные таланты. А прагматиков нет, – вкрадчиво заявил Карл.

– Слюнтяи одни, – продолжил Зигфрид. – Нищеброды.

Дима отошел на пару шагов и гордо бросил:

– Я не такой!

– И убить готов? – спросил Карл, взвешивая в руке кинжал.

– Кого? – испугался Соловей.

– Да какая разница? Ход хороший. Ход верный. О таком сразу заговорят. Будешь в шоколаде.

– После того как посадят лет на двадцать? – спросил Дима.

– Зачем посадят? – усмехнулся Зигфрид. – Законы сейчас другие. Адвокаты у нас хорошие. Сухим из воды выйдешь, если самого не пришибут. А если пришибут – так и обратно воскресят. Сечешь?