RUтопия - Вадим Штепа

Это закономерный исторический тупик европоцентристского мышления, тягостно погруженного само в себя — сколь бы оно ни создавало себе имидж «глобально открытого». Хотя открытие того, что Земля круглая, его, похоже, так и не коснулось. Это мышление и поныне пребывает в плоской, двухмерной системе координат, до сих пор «Восток» и «Запад» представляются ему некими противоположными векторами, расходящимися из самой Европы и отмеряемыми по расстоянию от нее — «ближний» или «дальний» — хотя сами их жители так себя не обозначают и имеют совершенно иную картину мира. А для «просвещенных» европейцев затруднительно помыслить естественное совпадение «Востока» и «Запада» где-то на обратной стороне земного шара. Неслучайно именно в европейской мифологии возникло характерное определение «край света», перекочевавшее в постмодернистскую философию в образе некоего экзотического «Другого».

В нынешней России это европоцентристское мышление также весьма распространено — порождая смиренное признание своей вторичности и провинциальности. Хотя именно Россия вплотную прилегает к этому самому загадочному региону «края света», и даже включает в свою собственную территорию этот «другой мыс», с которого все это «восточно-западное» противостояние эпохи модерна выглядит нелепой фантазией.

Политолог Владимир Видеман демонстрирует, насколь легко осознать эту очевидность:

Убеждение, что Россия «всем телом» примыкает к Европе, во многом обусловлено чисто оптической иллюзией, порождаемой привычным ракурсом европоцентристской карты мира, где американский континент расположен слева. Если же мы переместим его вправо (как это сделано, к примеру, на японских географических картах), то тут же убедимся в том, что Россия «целуется» на востоке с Америкой, а протяженность российско-американской морской границы ничуть не меньше сухопутной границы между Россией и европейским блоком. Более того, взглянув на земной шар «сверху», мы обнаружим, что Северный ледовитый океан является, по сути, большим внутренним российско-американским морем.

Чукотский мыс, с которого можно разглядеть Аляску, носит весьма символическое название — Провидения. Деятели эпохи модерна старались не замечать этого «шокирующего» сближения Дальнего Востока и Дальнего Запада — оно напрочь рушило их дуалистическую модель мира. В том числе даже границу между днем и ночью — в этом регионе день и ночь полярные и не подчиняются «нормальному» суточному ритму. Потому и просто вынесли этот регион за скобки истории, объявив его «мировым резервом» для самого отдаленного будущего и ссылаясь на совершенную непригодность этих замороженных земель для жизни.

Однако, по версии многих не признавших это негласное «табу» историков, именно этот регион был глобально лидирующим примерно 30–40 тысяч лет назад, до «великого обледенения». Тогда на месте нынешнего Берингова пролива существовал сухопутный перешеек, по которому «первые американцы» и пришли на свою «землю обетованную». Уникальные археологические совпадения древнесибирских и древнеамериканских культур вполне подтверждают эту версию. Бросаются в глаза близкие мотивы в мифологии, одеждах, формах жилищ и т. д. народов Сибири и Северной Америки.

Вероятно, имели место и обратные переселения народов. Например, Лев Гумилев высказывал мнение, что в III–II тысячелетиях до нашей эры индейцы пересекали Берингов пролив и, попадая в Сибирь, добирались до Урала. Даже этимологию столь «евразийского» титула, как «хакан» («каган», «хан», «ван»), которым именовали себя в том числе и князья Древней Руси, он возводит к дакотскому слову waqan, имевшему то же значение — военный вождь и первосвященник.

Палеонтологи же «копают» еще глубже — так, А.В. Шер в своей монографии «Млекопитающие и стратиграфия плейстоцена Крайнего Северо-Востока СССР и Северной Америки» (1971 год) показывает, что на протяжении последних трех с половиной миллионов лет жизни нашей планеты сухопутный «мост» между Евразийским и Американским континентами возникал пять, шесть, а может быть, и большее число раз! Некоторые современные исследователи предлагают даже название для этой «виртуальной» земли — Берингия. Однако если уж развивать мифологическую версию во всем объеме, то отчего бы не предположить, что этот загадочный перешеек мог быть частью изначального северного континента — Гипербореи? (→ 2–1)

Географ Алексей Постников утверждает:

В Берингии контакт между старым и новым миром был постоянным, хотя, конечно, подавляющее большинство племен и народов, населявших западное и восточное полушария, ничего об этом не подозревало.

Однако сами эти «подозрения» — в существовании «старого» и «нового» мира, «западного и восточного полушария» — с северной точки зрения выглядят абсолютными условностями. Это целостное мышление ярчайшим образом проявилось именно у аборигенов этой земли, которые на вопрос «цивилизованных» пришельцев, какого они народа, называли себя просто людьми. Им, наоборот, странными казались европейские картографы, мыслящие отдельными полушариями…

Всякая история исходит из мифа. Рациональный научный инструментарий оказывается совершенно неприменим к анализу, например, взаимоотношений героев и богов, которыми полны все древние манускрипты. Кроме того, современная (модернистская) историография, как правило, придерживается плоской, линейной концепции истории, напрочь игнорируя традиционную, циклическую. А именно по циклической логике самые смелые проекты будущего оказываются прямым отражением самой глубокой древности.

Для нас наибольший интерес представляет регион, где «Дальний Восток» и «Дальний Запад» сливаются воедино, стирая эту условную границу. Александр Герцен, безмерно удивляя своих европоцентричных современников, еще в XIX веке предсказывал неизбежное сближение русской и американской цивилизаций именно в этом регионе, откуда, как он полагал, и начнется строительство «будущего мира». И сегодня оно действительно становится вполне реальным — когда на смену последнему «великому обледенению» приходит не менее великое «глобальное потепление», которое, по прогнозам климатологов, приблизит погоду этих широт к среднеевропейской. Причем произойдет это раньше, чем многие думают, — уже в наступившем веке.

В последнее время много говорится о «потеплении» другого рода — установлении между Россией и Америкой дружественных отношений после десятилетий «железного занавеса». Однако с точки зрения широкой исторической перспективы эту дружбу вряд ли уместно называть «оттепелью» — само это слово производит впечатление некой случайности посреди «зимы», которая считается нормой. Тогда как досадным историческим недоразумением («летним заморозком») в российско-американских отношениях был, напротив, сам этот «занавес» второй половины ХХ века. На протяжении всей предыдущей истории своих отношений Россия и США не только никогда не воевали между собой, но были постоянными союзниками — даже несмотря на глубочайшую разницу своих режимов. И в этом нельзя не увидеть, если угодно, «руки Провидения».

Так, во время американской войны за независимость Екатерина II открыто поддержала американских «сепаратистов» в их борьбе с английской метрополией — чем вызвала неслыханное удивление у европейских монархов. Когда же эти европейские монархии вели с Россией Крымскую войну 1853-56 гг., множество американцев, в свою очередь, просили русское посольство в Вашингтоне отправить их туда добровольцами. И возможно, исход этой не слишком удачной для России войны был бы другим… Но уже буквально через несколько лет, в ходе гражданской войны в Америке, сама Россия послала к американским берегам две крупные эскадры — в знак поддержки правительства Авраама Линкольна. Эти эскадры, бросившие якорь у западного и восточного берегов Америки, сыграли весомую роль в предотвращении возможной интервенции европейских держав, сочувствовавших рабовладельческому Югу. А Россия, только что сама отменившая крепостное право, встала на сторону свободных северян.

Исследуя отличия Европы и Америки, Георгий Флоровский удивлялся:

Загадочен лик Дальнего Запада — Америки. По быту это повторение и утрировка «Европы», гипертрофия общеевропейского демократизма буржуазности. И тем неожиданнее встретить под этою коркой определенно гетерогенную традицию культуры, ведущую от первых иммигрантов через Бенжамена Франклина и Эмерсона к self-made-man Джека Лондона, традицию радикального отрицания мещанства и путь жизни и утверждения индивидуальной свободы.

Эту мысль он высказал в своей работе «О народах не-исторических». Публикуя ее в первом евразийском сборнике 1921 года «Исход к Востоку» он, как видим, мыслил «Восток» гораздо дальше многих своих коллег… Но современные «нео-евразийцы» эту даль не преемствуют. По своему европоцентристскому, модернистски-дуалистическому мышлению они практически ничем не отличаются от своих излюбленных врагов — «атлантистов». Разве что у тех с «индивидуальной свободой» несколько получше…