Единственная - Кира Касс

Я приложила ухо к двери, отчаянно надеясь услышать хоть слово, хоть вдох, хоть что-нибудь. Напрягла слух, пытаясь различить что-то похожее на прерывистое дыхание умирающего Максона.

Зажмурившись, я взмолилась, прося у Бога оставить его в живых. Наверняка Максона и его родителей ищут. Им помогут в первую очередь. Ему не дадут умереть. Ни в коем случае.

Но осталась ли еще надежда?

Он был такой бледный. Его пальцы едва дрогнули, когда он сжал мне руку на прощение.

«Будь счастлива».

Он любил меня. Он так любил меня. А я любила его. Вопреки всему, что должно было разлучить нас, — принадлежности к разным кастам, допущенным ошибкам, всему нашему окружению, — мы были предназначены друг для друга.

Я должна быть с ним. Особенно сейчас, когда он умирает там один. Я не должна прятаться.

Я вскочила и принялась лихорадочно ощупывать стены в поисках выключателя. В конце концов я все-таки нашарила его. В тусклом свете я оглядела убежище. Оно оказалось меньше, чем то, в котором я сидела в прошлый раз. Здесь была раковина, но не было унитаза, только ведро в углу. К наружной стене была придвинута широкая скамья, а у задней стены стоял стеллаж, на котором были сложены какие-то пакеты с едой и одеяла. На полу, холодный и безмолвный, лежал пистолет.

Я не знала, получится у меня что-нибудь или нет, но должна была попытаться. Я выдвинула скамью на середину комнатки и положила набок, широким сиденьем к двери. Потом присела рядом на корточки, проверяя высоту. Прикрытие было не слишком надежное. Впрочем, другого все равно не было.

Я поднялась и немедленно запуталась в подоле собственного платья. Отдуваясь, я принялась инспектировать содержимое полок. Тонкий нож, судя по всему, предназначался для того, чтобы вскрыть пакеты с едой и нарезать ее, но и с тканью тоже справился отлично. С грехом пополам обрезав платье до колен, я собрала остатки материала и соорудила из них пояс, за который для комплекта заткнула нож.

На голову я натянула одеяло, ожидая, что в меня полетят осколки. Потом в последний раз огляделась по сторонам в поисках чего-нибудь еще, что можно было бы взять с собой и приспособить к делу. Больше ничего не нашлось.

Скорчившись за скамейкой, я направила дуло пистолета на замок, сделала глубокий вдох и спустила курок.

Эхо выстрела заметалось в тесном пространстве, напугав меня, несмотря даже на то, что я ожидала его. Удостоверившись, что пуля не летает рикошетом по комнате, я подошла взглянуть на дверь. Повыше замка виднелась небольшая вмятина с рваными краями. Я расстроилась, что промазала, но зато, по крайней мере, стало понятно, что такая тактика может сработать. Если выстрелить несколько раз, может, мне удастся отсюда выбраться.

Я спряталась за скамейкой и выстрелила. Я всаживала в дверь пулю за пулей, но мне никак не удавалось попасть в одно и то же место дважды. Очень скоро меня это разозлило, и я выпрямилась в полный рост, надеясь, что так дело пойдет лучше. Однако все, чего удалось добиться, — это поранить руки осколками брони, брызнувшими в разные стороны от двери.

Лишь услышав сухой щелчок, я поняла, что расстреляла все патроны. Отшвырнув ставший бесполезным пистолет, я бросилась к двери и с разбегу налегла на нее.

— Давай! — Я налегла на дверь во второй раз. — Открывайся!

Я принялась молотить дверь кулаками, но ничего не добилась.

— Нет! Нет-нет-нет! Я должна выбраться отсюда!

Дверь стояла на месте, безмолвная и несокрушимая, насмехаясь надо мной своей неподвижностью.

Я сползла на пол и разрыдалась, поняв, что бессильна что-либо сделать. Быть может, Аспен сейчас лежит, бездыханный, всего в нескольких шагах от меня, а Максон… Его наверняка уже нет в живых.

Я подтянула колени к груди и затылком прижалась к двери.

— Если ты останешься жив, — прошептала я, — можешь сколько угодно называть меня «моя дорогая». Я слова поперек не скажу, клянусь.

Теперь мне оставалось только ждать.

Время от времени я пыталась прикинуть, который сейчас час, хотя проверить мои догадки не было никакого способа. Минуты текли со сводящей с ума медлительностью. Никогда еще я не чувствовала себя такой бессильной, а тревога просто убивала меня.

Миновала, казалось, целая вечность, когда щелкнул замок. Кто-то пришел за мной. Я не знала, друг это или враг, поэтому наставила на дверь пустой пистолет. Это хотя бы с виду выглядело грозно. Дверь приоткрылась, и в щелку хлынул солнечный свет. Выходит, день еще не закончился? Или уже наступило завтра? Я продолжала целиться, хотя ради этого мне пришлось сощуриться.

— Не стреляйте, леди Америка! — закричал гвардеец. — Вам ничто не угрожает!

— Как я могу быть в этом уверена? Откуда мне знать, что ты не один из них?

Гвардеец повернул голову, приветствуя кого-то. В проеме показался Август, следом за ним — Гаврил. Хотя его элегантный костюм был безнадежно испорчен, булавка — я вдруг поняла, что она чертовски напоминает Полярную звезду, — по-прежнему гордо красовалась на окровавленном лацкане.

Неудивительно, что северяне были так хорошо осведомлены.

— Все кончено, Америка. Мы их обезвредили, — подтвердил Август.

Я вздохнула, охваченная огромным облегчением, и опустила пистолет.

— Где Максон? Он жив? Что с Крисс? — забросала я вопросами Гаврила, прежде чем снова устремить взгляд на Августа. — Меня сюда привел один гвардеец, его зовут офицер Леджер. Вы его не видели?

Я говорила так быстро и бессвязно, что мои слова с трудом можно было разобрать.

Голова у меня кружилась.

— Думаю, у нее шок. Отведите ее в больничное крыло, быстро, — распорядился Гаврил, и гвардеец без труда подхватил меня на руки.

— Максон? — спросила я.

Мне никто не ответил. А может, я к тому времени уже отключилась. Не помню.

Я пришла в себя на больничной койке. Порезы от осколков на руках саднили. Я поднесла руки к лицу, чтобы рассмотреть их. Все раны были промыты, а самые крупные перевязаны. Мне ничто не грозило.

Я села на койке и принялась озираться по сторонам. Я находилась в маленьком кабинете. Судя по письменному столу и дипломам на стене, он принадлежал доктору Эшлеру. Я не могла здесь оставаться. Мне необходимо был получить ответы.

Когда я открыла дверь, стало понятно, почему меня уложили здесь. Больничное крыло было забито до отказа. Некоторые легкораненые лежали на койках по двое, а другие — прямо на полу между кроватями. Самых тяжелых поместили в дальнем конце палаты. Несмотря на количество раненых, было поразительно тихо.

Я обвела палату взглядом, выискивая знакомые лица. Не знаю, что меня страшило больше: увидеть их здесь или нет.