Чудесный переплет. Часть 1 - Оксана Малиновская

Погружённая в рассказ, я и не заметила, как ребята перебрались поближе ко мне и теперь сидели по бокам, нежно обнимая меня за плечи.

— Молодец, что выговорилась, — ласково сказал Матвей, заботливо поправляя куртку на моём плече. — Теперь тебе будет легче. И вообще… на свете тысячи… нет, миллионы женщин, которые не могут или не хотят иметь дет… — мужчина осёкся, в очередной раз получив кулаком в бок от друга.

— Да мне плевать на остальных! — с вызовом воскликнула я, чувствуя, как снова начинаю ощущать себя несчастной. — Тем более на тех… на тех… неженщин, у которых нет никаких противопоказаний для родов, и при этом они не рожают… Без ребёнка женщина не может называться женщиной, понимаешь ты это или нет?! Это её долг, обязанность перед природой — стать матерью! — всё сильнее горячилась я.

Иван стиснул зубы и метнул в друга убийственный взгляд. Не было бы между ними меня — точно пришиб бы бутылкой.

— Ш–ш–ш-ш-ш… успокойся, ш–ш–ш-ш-ш… — словно расстроенного ребёнка, принялся утихомиривать меня Иван, ещё крепче обняв рукой и легонько раскачивая из стороны в сторону, точно убаюкивая. — Ты совершила ошибку… да даже ошибкой это сложно назвать, — Иван старательно подбирал слова, — ты сделала то, что по той или иной причине делают миллионы женщин, но по воле судьбы оказалась в числе тех, кому… мягко говоря, не повезло. Это прозвучит странно, но в том, что ты не сможешь родить, нет твоей вины, ведь ты хочешь, но не можешь. А это не всё равно.

Я слушала его и чувствовала, как слёзы, готовые к наступлению, медленно заполняют глаза. Славный, славный мой Ванечка! Спасибо тебе за всё! Именно эти слова я без устали внушала себе в бесчисленных безуспешных попытках оправдаться перед самой собой и именно эти слова жаждала услышать из уст постороннего человека, который не только говорит, но и думает так же… В порыве благодарности я крепко прижалась к его груди и, уткнув лицо в футболку, горько разрыдалась.

— У… у… меня… ккк–комплекс неполноце–е–енности развился, от ко… ко… которого я ни–и–икак не могу изба–а–а-а–а–авиться, — прорыдала я. — Я ни–и–и-и-когда не с… с… с-могу стать ма–а–а-а–а–атерью… Ккк–кому я ттт–така–а-а-ая ннн–нужна–а-а–а–а-а…

С трудом разобрав сквозь рёв смысл сказанного, Иван резко оторвал меня от себя и требовательно рявкнул:

— А ну, посмотри мне в глаза, слышишь? Посмотри! — И, дождавшись, пока я, мгновенно забыв про рыданья, удивлённо подняла на него глаза, жёстко отчеканил: — Ты что несёшь, а? Ты, умная женщина! Почему ты не можешь стать матерью, что мешает? Кто сказал, что матерью может считаться лишь та, которая родила?! Покажи мне его — и я набью ему морду!

Мужчина буквально рассвирепел, мне ещё не доводилось видеть его таким.

— …или ты считаешь, что матерью можно назвать эту… эту… это чудовище, по вине которого сегодня едва не погибла Машенька?! — горячился Иван. — Она, что ли, мать?! Я не хочу умалять заслуги рожавшей женщины. Наверное, рожать сложно, но роды длятся несколько часов… ну, сутки, а впереди у новорождённого лет двадцать бессознательной и полусознательной жизни, и именно в этот период больше всего нужна мать — та, которая вынянчит, вырастит, сбережёт и введёт во взрослую жизнь, а потом ещё и с внуками нянчиться будет!

В нервном возбуждении Иван вскочил со своего места и начал стремительно расхаживать передо мной с Матвеем. Мы следили за ним глазами провинившихся школьников, отчитываемых свирепым директором, который до сих пор умело маскировался под душку.

— Не может стать матерью, а? Нет, вы только посмотрите на неё! — продолжал бушевать, обращаясь сам к себе, Иван. Внезапно он резко остановился и повернулся лицом ко мне: — Ты сегодня спасла ребёнку жизнь, то есть подарила ему вторую жизнь… считай, что родила, понимаешь? Так кто больше мать для Машеньки — ты или безответственное биологическое чудовище, чуть не лишившее жизни собственное чадо?

— Иван прав… стопудово… — вдруг сказал Матвей и посмотрел на меня долгим, серьёзным взглядом.

Я совсем растерялась: как можно возражать, если готова подписаться под каждым сказанным им словом?

Немного поостывший, Иван продолжал более ровным, но от того не менее убедительным голосом:

— На свете столько детей, в силу различных обстоятельств оставшихся сиротами, и всем им нужна мама — близкий, любящий и заботливый человек, без которого жизнь не в радость, и ничто и никто не мешает тебе стать для кого–то роднее, чем биологическая мама. Было бы желание… А то, что ты не сама родишь этого ребёнка, — да плевать на это! Не это главное!

— А как же мой будущий муж… что я скажу ему, когда он захочет ребёнка… нашего с ним ребёнка? — тихо спросила я, рассматривая шнурки на кроссовках.

Какое–то время Иван молчал, тщательно обдумывая ответ, и наконец со вздохом сказал:

— Не стану кривить душой… в этом, и только в этом я действительно вижу проблему. Не всякому мужчине придётся по сердцу идея об усыновлении, тем более если сам он дееспособен, и не каждый согласится на ребёнка от суррогатной матери. Это факт. Поэтому не мужу ты должна говорить о своей проблеме, а парню, за которого собираешься замуж, но захочет ли он стать после этого твоим мужем — неизвестно… Один не станет, а другой станет! — Иван с нажимом произнёс последнюю фразу. — И потом, есть ещё разведённые мужчины, у которых уже есть дети, есть вдовцы, нако… — Иван вдруг осёкся и затряс головой, словно отгонял от лица назойливого комара. — Бррр… что за ересь я несу… ещё не хватало, чтобы ты втемяшила себе в голову, что отныне твоя судьба — разведённые мужики и вдовцы. Короче. Да, у тебя есть проблема, да, она непростая, НО: при этом ничто не мешает тебе завести ребёнка и стать великолепной матерью, так что проблема решаема. Я всё сказал.

Иван замолчал и с вызовом посмотрел на меня, готовый снова и снова отстаивать свою точку зрения. А я и не собиралась спорить. Впервые за много лет мне было хорошо, спокойно и легко: груз с души не просто свалился, а с громким треском разбился на тысячи мелких кусочков, разлетелся по самым укромным уголкам вселенной и восстановлению не подлежал.

Обескровленная войной сама с собой, каждой клеточкой мозга и души я впитывала неожиданно наступивший мир и радовалась всему, что меня окружало: уголькам потухающего костра, кваканью лягушек, жужжанию комаров и, конечно же, — но не в последнюю очередь — ребятам, тому, что они существуют, тому, что судьба свела меня с ними…

Задавленный стрессом алкоголь, в непомерных количествах скопившийся в крови, высвободился из ослабевших пут сознания и, беря реванш за упущенное время, начал быстро и грязно им овладевать. Из последних сил поднявшись, пошатываясь из стороны в сторону, как одинокий цветочек на ветру, я улыбнулась ребятам, стараясь вложить в эту улыбку не глупость, а благодарность — уж не знаю, насколько мне это удалось, — и со словами: «Как же я вас люблю, мальчики!» — включила автопилот и… полетела пьяной мордой в костёр…

— И кто говорил, что не падает мор… э–э–э… личиком в салат? — пробурчал себе под нос Матвей, на лету подхватывая моё обмякшее тело и водружая его себе на руки.

— Так то салат, а про костёр она ничего не говорила, — захохотал Иван, начиная собираться.

— Вано, отопри, пожалуйста, домик и приготовь постель — я её отнесу. После угли затушим и приберём здесь.

Вскоре я почувствовала, как спина упёрлась в мягкий матрац, чьи–то руки нежно сняли с ног кроссовки и носки, а лёгкое одеяло опустилось на грудь и доползло до самого подбородка. Я находилась в полузабытье, не в состоянии отличить реальность от видений.

— Может, тазик у кровати поставить? — донёсся до меня откуда–то из потустороннего мира голос Матвея.

— Нет, — на миг выбравшись из полузабытья в реальность, буркнула я и… вырубилась, погрузившись в спокойный, безмятежный сон младенца.

— Ладно, приберём, если что, — сказал Иван, и дверь тихонько скрипнула, закрываясь за ребятами…

ДЕНЬ ЧЕТВЁРТЫЙ. «И всё–таки она вертится!»

Я проснулась, как обычно, по звонку будильника. За окошком светало.

Солнышко пробудилось, но ещё не показалось из–за линии горизонта, не вышло на работу, по–видимому всё ещё нежась в тёплой небесной постели или попивая утренний кофе для подзарядки.

Сев на кровати, я потянулась, стряхивая остатки глубокого, спокойного сна. Моя нога ударилась обо что–то твёрдое и холодное, раздражённо задребезжавшее от столкновения. Тазик. Что он тут делает? И почему на мне джинсы… и футболка?

Собравшись с мыслями, я постаралась вспомнить всё, что произошло вчера. Постоянно находящаяся в боевой готовности память и на этот раз не подвела меня, охотно предоставив запротоколированные ею факты. Перед глазами одна за другой пронеслись красочные картинки перенасыщенного событиями вчерашнего дня и вечера: отдых на пляже, знакомство с интересным мужчиной со странным именем Телар, знакомство с Машенькой, спасение чуть было не утонувшей Машеньки, депрессия и откровения у костра. Хм… и всё же память дала небольшой сбой — воспоминания оборвались на моменте, когда, излив душу ребятам, я отключилась и полетела… полетела… лицом в тлеющие угли.