Фальшивая история Великой войны - Марк Солонин

Странно, но при всем уважении к товарищу Сталину (каждую главу своей книги А. Дюков украсил эпиграфом, взятым из речей и выступлений Вождя Народов), автор забыл процитировать известные слова Сталина о.том, что «врезультате немецкого вторжения Советский Союз безвозвратно потерял в боях с немцами, а также благодаря немецкой оккупации и угону советских людей на немецкую каторгу около семи миллионов человек». Семь миллионов вместе с потерями Вооруженных сил, а не «более 20миллионов гражданских потерь». Примем к сведению, что даже своему кумиру А. Дюков верит не во всем, и посмотрим внимательно на использованные им источники.

772 — это учебник «История КПСС» 1970 года выпуска. 773 — это тот самый «новый Кривошеее», о котором шла речь выше. Но самое интересное — это 774. Источником «ужасающей оценки» численности населения оккупированных территорий до и после войны оказался синьор Дж. Боф-фа («История Советского Союза», пер. с итальянского, М., Прогресс, 1980 г.). Откуда итальянец в 1980 г. мог получить ту информацию, к которой не допускали советских историков? Впрочем, какой же он «синьор»? Правильнее сказать — «товарищ Джузеппе». Московский корреспондент газеты «Унита». Уникальные цифры могли быть получены им в единственном месте — на очередном инструктаже в-той организации, которая содержала все эти годы итальянскую компартию.

Вернемся, однако, от «ужасающих оценок» товарища Джузеппе к товарищу Дюкову. Если первый по значимости вопрос («сколько мирных граждан было убито на оккупированных территориях») занимает полстраницы, то чем же тогда заполнена вся книга? На первый взгляд — тем, что и обещано: криком и плачем. Причем иногда «книга-напоминание» начинает вырождаться в краткий курс для начинающих садистов: «на окраине деревни близ Белостока на пять заостренных колов было воткнуто пять трупов женщин. Трупы были голые, с распоротыми животами, отрезанными грудями и отсеченными головами. Головы женщин валялись в луже крови вместе с трупами убитых детей...» Иногда — в некое упражнение в черном юморе. Как вам, например, такой пассаж: 

«... они взяли в зубы длинные кинжалы, засучили рукава гимна-стерок, держа оружие на изготовку. Их вид был омерзителен. Словно бесноватые, громко гикая, с пеной на устах, с выпученными глазами, неслись они по улицам Львова...»; «Громко гикая, с пеной на устах и длинными (следовательно, тяжелыми!) кинжалами в зубах...»

Самые первые дни войны в описании А. Дюкова выглядят так:

«...Пехотинцы рассыпались по Барановичам как саранча. Они врывались в дома — поживиться трофеями. Там, где двери были открыты, они убивали за косой взгляд; там, где дома были заперты изнутри, они убивали всех. Первых попадавшихся в руки немцев советских военнопленных ждала злая судьба. На Пионерской улице солдаты вермахта привязали к столбам четырех захваченных в плен красноармейцев, подложили им под ноги сено, облили горючим и заживо сожгли (12)».

Под номером 12 числится ссылка на стр. 169 книги А. Шнеера «Плен». Возможно, тут имеет место типографский брак, и у Дюкова в рукописи была указана другая страница, но в том экземпляре «Плена», который стоит у меня на полке с дарственной надписью автора, на странице 169 указанных слов нет. Но не эта мелочь важна — примечательно другое. По странному совпадению на стр. 169 можно прочи-тать следующее:

«Обычно на сборных пунктах размещали от десятков и сотен до нескольких тысяч человек. Охрана этих пунктов состояла всего из 2—10 солдат. Малочисленность охраны объяснялась тем, что по сообщениям разведчиков НКВД «среди военнопленных имеются упаднические настроения, и военнопленные, имея полную возможность бежать, не уходят из лагерей... в селе Кривополье их охраняют всего 6 охранников. В Умани большое, количество военнопленных. Они охраняются так, что спокойно могли бы уйти».

Как можно поверить в то, Что несколько сотен (или даже тысяч) молодых мужчин под охраной пары охранников, «имея полную возможность бежать», сидели и терпеливо дожидались того момента, когда их сожгут живьем или посадят на кол? При всем при этом кошмарный случай с сожжением четырех пленных в Барановичах вполне мог иметь место в действительности. Я это вполне допускаю — по той простой причине, что в армии вторжения было 3 миллиона солдат и офицеров. Среди такого количества вооруженных людей неизбежно, статистически неизбежно должно было набраться несколько тысяч психически ненормальных садистов, у которых в условиях сильнейшего стресса, каковым является война, окончательно «слетела крыша». Однако товарищ Дюков «слезами и криком» пытается ввести в невменяемое состояние своих читателей — и все это лишь затем, чтобы представить эти, редчайшие для обстановки победоносного наступления вермахта первых недель войны случаи НОРМОЙ. Общим правилом. Причем правилом, якобы прямо предписанным приказами немецкого командования.

Начинается книга Дюкова с «живых картинок» такого сорта:

«...Эрих фон Манштейн думал обо всей прекрасной германской земле; от нежности у него перехватывало горло. Долг перед родиной требовал покинуть ее; генералу и его солдатам предстояло уйти воевать в дикие восточные земли, населенные многочисленными ордами недочеловеков (А. Дюков с каким-то маниакальным упорством, едва ли не на каждой странице, повторяет — якобы от имени немецких солдат и генералов, рассуждающих о русских — это слово: «недочеловеки», «недочеловеки», «недочеловеки»...). Генерал фон Манштейн вспоминал о своей прекрасной родине. В это время в дивизиях его 56-го танкового корпуса офицерам зачитывался приказ командования об обязательном истреблении всех политработников, евреев и советской интеллигенции (подчеркнуто мной. — М.С.)».

Я не знаю, о чем думал Манштейн вечером 21 июня 1941 года и от чего у него «перехватывало горло». Я не увлекаюсь спиритизмом. Но вот известнейшие мемуары Манштейна («Утерянные победы») может сегодня при желании прочитать каждый:

«... За несколько дней до начала наступления мы получили приказ OKW, который позже стал известен под названием «приказа о комиссарах». Суть его заключалась в том, что в нем предписывался немедленный расстрел всех попавших в плен политических комиссаров Красной Армии — носителей большевистской идеологии. С точки зрения международного права политические комиссары вряд ли могли пользоваться привилегиями, распространяющимися на военнослужащих. Они, конечно, не были солдатами. Я вряд ли стал бы рассматривать как солдата, например, гаулейтера, приставленного ко мне в качестве политического надзирателя... Но какого бы мнения мы ни придерживались относительно статуса комиссаров с точки зрения международного права, их расстрел после взятия в плен в бою противоречил всяким представлениям о солдатской морали.

Выполнение этого приказа угрожало не только чести войск, но и их моральному духу. Я был поэтому вынужден доложить моему начальнику, что в моих войсках этот приказ не будет выполняться. Я действовал при этом с согласия командиров частей и в своем корпусе так и поступал. Впрочем, естественно, мои начальники были полностью согласны с моим мнением (подчеркнуто мной. — М.С.). Попытки отменить этот приказ привели к успеху только много позднее (приказ был отменен в марте 1942 года. — М. С), когда стало ясно, что единственным результатом «приказа о комиссарах» было то, что комиссары самыми жестокими способами заставляли войска сражаться до последнего...»

Можно, конечно, не поверить в то, что пишет Манштейн.

Но тогда совсем уже непонятно — почему надо верить видениям Дюкова? В любом случае, пресловутый «приказ о комиссарах» предписывал расстреливать вовсе не «советскую интеллигенцию» и даже не коммунистов как таковых, а исключительно и только попавших в плен политработников Красной Армии, т.е. вооруженных мужчин, которые силой партийного слова, а также пистолета ТТ обязаны были воспрепятствовать даже малейшим помышлениям о плене среди рядовых красноармейцев. Причем 8 июня 1941 г. (т.е. еще до начала боевых действий на Восточном фронте) главком сухопутных войск Браухич издал Дополнение к «приказу о комиссарах», в соответствии с которым «предпосылкой к принятию мер в отношении каждого политического комиссара являются открыто проявляемые или замышляемые действия, направленные против немецких Вооруженных сил».

А если уж мы начали читать мемуары Манштейна, то имеет смысл перелистнуть еще две страницы:

«... Уже в этот первый день нам пришлось познакомиться с теми методами, которыми велась война с советской стороны. Один из наших разведывательных дозоров, отрезанный врагом, был потом найден нашими войсками — он был вырезан и зверски искалечен. Мой адъютант и я много ездили по районам, в которых еще могли находиться части противника, и мы решили не отдаваться живыми в руки этого противника...»