Гарпия - Генри Олди

Великан-сокольник причмокнул, демонстрируя, насколько это приятно. Эффект вышел устрашающий. Борода дыбом, усы – вениками. Чмок – майским громом. Кристиан аж поперхнулся, подняв голову от нарезанных полосок кожи.

– Правило второе: в период приручения обоим предписывается строжайшая диета. Клюв на замке, рот на запоре…

– Обоим?

– Да. И птице, и охотнику. Птице надо сохранять вес, необходимый для полета.

– А человеку?

– Человеку потребуется настырность крысы, лезущей за салом. И упрямство осла, не желающего тащить поклажу. Ничто так не способствует настырности и упрямству, как постоянное чувство голода. Поверь моему опыту, – Дидель гулко хлопнул себя по выдающемуся брюху. – Уж я-то знаю, наголодался…

– А кречета? Кречета приручить можно?

– Спроси у Тихони. Он тебе ответит.

В клетке громко заклекотал белый кречет. Словно расхохотался над остроумной шуткой. Кристиан, обжившись в лавке, до сих пор не был уверен, кто здесь кого приручил: Дидель – Тихоню, или Тихоня – Диделя, а заодно и самого Кристиана.

Во всяком случае, кормил парень кречета и убирал за ним, не дожидаясь приказа. Кречет же оказывал снисхождение птенцу-желторотику, принимая знаки внимания.

– А беркута?

– Можно и беркута. Лучше – годовалого. Первую неделю не корми его и не давай спать. Да, и все время будь рядом. Сыграй птице на лютне, чтоб лучше привыкала, – Дидель оставался серьезен. Понять, когда он веселится, а когда – нет, было решительно невозможно. – Голод не тетка. Однажды он возьмет у тебя первый кусочек мяса. А потом привыкнет и к клобучку.

– А орла?

– А чем орел лучше остальных? Королевская птица, согласно «Табелю о рангах» Альбануса Тишайшего. Герцогу – сокол, барону – ястреб-воробьятник. Прекрасным дамам – самка воробьятника. Выражаясь куртуазно, леди-ястреб. Впрочем, в наш ужасный век «Табель» забыт. Всяк охотится, с кем пришлось…

Разговор увлек Кристиана. Он даже перестал торопить солнце. Еще в обед парень страстно желал светилу кубарем скатиться к горизонту. Настанет вечер, Дидель отпустит его, и он помчится домой – справиться о здоровье Келены. А вот поди ж ты…

Разговор о приручении завел сам Кристиан. Великана радовала любознательность подмастерья. На вопросы он отвечал с охотой. Но крылась в разговоре одна закавыка, к которой парень двигался неуклонно, и теперь решил, что момент настал.

– А гарпию?

Великан замолчал, глядя перед собой. Казалось, работа поглотила его без остатка. Дидель возился с заказом графа Ла Фейри, страстного любителя охоты. Живя в провинции, заказы на снаряжение граф отсылал лучшим мастерам столицы. Бубенцы из серебра, чей перезвон различался до полутонов. Тисненые опутенки. Ремешки с рубинами. Нагруднички с гербом, расшитые золотом. Клобучки с бриллиантами.

Много денег и много скуки – ужасное сочетание.

– Давай-ка вернемся к орлу, – наконец сказал великан. – Знаешь, как приручают орлов в Турристане? Если это взрослая птица, а не «гнездарь», взятый птенцом?

– Н-нет…

Кристиан чуть не заплакал. Сокольник ловко соскочил с главной темы.

– Тугры – лучшие орлятники в мире. Потому что жестокие. Я знаю, я учился у Абдляра Ниразхаллы из Мецага. Не морщи нос, юноша: жестокость – грех, но грех полезный. Итак, тугр ловит орла – вольного дикаря, хищника, короля небес. Первым делом орлу накрывают голову клобучком, и птица слепнет. Вообрази – ты, который, паря в вышине, различал волоски на голове мыши, теряешь зрение. Но этим мучения не заканчиваются. В юрте тугр натягивает аркан и сажает на него орла.

В клетке раскашлялся кречет.

– Потерпи, Тихоня. Нам надо воспитать достойную смену. На чем мы остановились? Да, орел на аркане. Ты, сидевший на скалах, на мощных ветвях чинар, превратился в канатоходца на канате. Все силы уходят на сохранение равновесия. А вокруг – сплошная ночь…

Нож соскочил с кожаного лоскута, порезав Кристиану палец. Парень сунул палец в рот, не издав ни звука. Он слишком живо представил: мрак, незнакомые звуки, незнакомые запахи, и канат под ногами. Что под канатом? Пропасть? Бездна?

Ад?!

С утра он занимался обычными для подмастерья делами. Подмел в лавке. Прибрался. Смахнул пыль с развешанного снаряжения. Обслужил Тихоню. Выслушал сотню-другую замечаний Диделя. Запомнил в лучшем случае десяток. Сбегал на угол, встретил Герду с пирожками. Сейчас он впервые понял, что если где-то и есть рай, то выглядит рай примерно так.

– Аркан непрерывно раскачивают. Каждый, проходящий мимо, считает своим долгом дернуть его. Вновь и вновь слепой орел, нахохлившись, хлопая крыльями, восстанавливает рановесие. Тугр-охотник дергает аркан чаще других. Перед сном, после пробуждения. Когда орел задремал. Когда он хочет есть. Когда молчит. Всегда. И опора качается, грозя опрокинуть тебя в неизвестность.

Тихоня вскрикнул по-человечески. Топчась на месте, кречет щелкал клювом, нервничал, толкался в прутья клетки. Черные когти впились в брусок дуба, оставленный для забавы птицы. Послышался неприятный хруст.

– Я уже заканчиваю. Всякая пытка должна иметь перерывы. Иногда тугр гладит орла, снимает клобучок, ласково говорит с пленником – и дает кусочек мяса. Но дает не просто так. Потянувшись за едой, голодный орел должен сесть на руку, защищенную перчаткой. На этом благотворительность заканчивается. Снова аркан, мрак и зыбкость. Снова голод. И – рука с подачкой. Месяц, и ты выучиваешь урок до конца твоих дней. Перчатка и лицо хозяина – покой и еда. Все остальное – ночь и мука. Теперь ты, орел, вернешься, даже побывав в небе, даже убив дичь; вернешься на руку-владычицу за милостыней…

– А гарпия? – осмелился напомнить Кристиан.

– Давным-давно, тысячу лет назад, когда я чирикал глупости, Абдляр Ниразхалла предложил коллегам эксперимент. Он хотел приручить гарпию. По орлиной методе. В горах Шеш-Бед есть два-три поселения гарпий… Мы воевали с гарпиями, считая их полулюдьми. Тугры были последовательней. Они отказали гарпиям во всем человеческом, полагая их птицами. С птицами не воююют. Их уничтожают, терпят или приручают.

– И что?

– И ничего. В смысле, ничего не вышло. Аркан, клобук – полный крах. Месяц, два, пять. Постыдный конфуз. Гарпия отказывалась принимать охотника, как избавителя и хозяина. Абдляр потом сказал мне, что узнал секрет. Гарпии – другие. Не вполне птицы, не до конца люди. Я решил, что он говорит о внешности. И ошибся. Он говорил о скрытом. Мы с тобой помним о вчерашней пытке, как если бы она творилась сегодня. Мы боимся завтрашней пытки, как если бы она происходила сейчас. Боль, ужас, мука. Терзания. Нынешняя пытка стократ усиливается яркой памятью о прошлой и кошмарным предчувствием будущей. У гарпий – иначе.