1937. Большая чистка. НКВД против ЧК - Александр Папчинский

В июле 1937 года Евдокимов вошел в состав «тройки» по проверке антисоветских элементов в крае. Помимо него туда вошел начальник краевого УНКВД Люшков и председатель крайисполкома И.У. Иванов. «Тройка» должна была утвердить расстрельные приговоры на 5721 кулака и 923 уголовника, еще 6962 человека были приговорены к высылке за территории края. В августе 1937 года Евдокимов вошел в состав тройки по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов (знаменитый приказ № 00 447)[499].

После арестов представителей «команды» Шеболдаева Ефим Георгиевич «озаботился» судьбой членов их семей. Он запросил у Сталина разрешения местному Управлению НКВД произвести массовое выселение семей арестованных «двурушников». Особое внимание, по мнению первого секретаря крайкома, следовало бы обратить на Сочи и Ростов-на-Дону, где родных и близких «врагов народа» оказалось очень много и все они «шипят, как змеи, и занимают квартиры в советских домах». Получив «добро» из столицы, чекисты спешно выселили из края в Казахстан и Среднюю Азию свыше тысячи членов семей репрессированных «троцкистов» и «правых»[500]. Возможно, что в освободившиеся квартиры «в советских домах» въехали ближайшие помощники Евдокимова, привезенные им из Пятигорска, — И.А. Дубинин, П.И. Магнитчиков, А.Г. Шацкий и другие.

Тем временем в Москве для Евдокимова все складывалось самым лучшим образом: 15 апреля 1937 года первым заместителем наркома НКВД и начальником ГУГБ НКВД стал комкор М.П. Фриновский. «Рубаха-парень», как его характеризовал Ежов, теперь как мог помогал продвижению своих друзей и приятелей по органам Северного Кавказа, благо этот «аппарат» скрупулезно подбирался Евдокимовым в течение многих лет. Так, начальником Секретариата НКВД СССР стал комиссар госбезопасности 3-го ранга Я.А. Дейч, начальником 3-го (Контрразведывательного) отдела ГУГБ — комиссар госбезопасности 3-го ранга A.M. Минаев-Цикановский, начальником 1-го отдела (охраны членов правительства) — комиссар госбезопасности 3-го ранга В.М. Курский и т. д.

Уже в самом начале своей работы в НКВД Ежов стал выказывать стремление насытить аппарат чекистами, выходцами с Северного Кавказа. Вот лишь один из примеров, рассказанных Дагиным. Находясь в приемной наркома, он встретился там с Мироновым, Дейчем и Курским, чуть позже к ним вышел Ежов. Поздоровавшись с Дагиным, он, указывая на последнего, заявил: «Вот кто не выполняет указания вождя, вот где, как говорят они (Ежов показал рукой на Дейча, Курского и Миронова. — Прим. авт.), застоялись кадры. Сколько можно взять у вас ответственных работников в центральный аппарат и на периферию?». Все в один голос ответили: «Много, много, Николай Иванович!». Дагин попытался заявить, что столь масштабный опок кадров ослабит УНКВД по СКК, откуда и так уже много чекистов было направлено на укрепление Центра и периферии. Но Ежов прервал его словами: «Нужны люди, и у вас их много». Дейч и Курский тут же поддержали наркома, заявив о возможности выделить «человек двадцать северокавказцев… на работу начальниками УНКВД или их заместителями»[501].

В этом разговоре следует обратить особое внимание на слова Ежова: «Не выполняет указания вождя». Нарком обозначил главного проводника политики «наплыва» «северокавказцев» в руководство НКВД, самого Сталина. Ежов же лишь послушно выполнял распоряжения из Кремля. Сталин, по-видимому, полагал, что поддержка «северокавказцев», не даст сотворить с Ежовым того, что произошло в 1931–1932 гг. с другими сталинскими ставленниками в ОГПУ — Акуловым и Булатовым.

И это явилось одной из причин восхождения «северокавказской» группы на чекистский Олимп. Другая причина видится в том, что «северокавказцы», как никакая иная чекистская «неформальная группа», были готовы к развязыванию террора в стране. За их плечами была ожесточенная гражданская война (именно в тех местах, где бои были самыми кровопролитными), подавление восстаний и выступлений на Северном Кавказе и Средней Азии. Эти чекисты еще не вышли из состояния «кровавой бойни», как это было у их коллег из центрального аппарата и ряда региональных управлений НКВД. Оттого они и были лучше всех подготовлены к проведению политики «Большого террора» 1937–1938 гг.

В марте — мае 1937 года начинаются массовые аресты сотрудников ГУГБ НКВД, долгое время работавших с Ягодой: комиссара госбезопасности 2-го ранга К.В. Паукера, комиссара госбезопасности 2-го ранга A.M. Шанина, корпусного комиссара А.Х.Артузова-Фраучи, комиссара госбезопасности 3-го ранга Г.И. Бокия и других. Как правило, их дела попадали в 3-й отдел ГУГБ к Минаеву-Цикановскому, который умело вел их в «нужном русле» и подводил обвиняемых под расстрел «в особом порядке» или по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР.

Кадровые перемены усложнили ситуацию в Наркомате внутренних дел. Новые требования руководства страны, клановая борьба в аппарате НКВД, аресты среди руководящих сотрудников НКВД — все это привело к слому карательной машины, отлаженной Ягодой и его сторонниками. Отладка же нового «механизма» требовала времени и сил.

Многие из начальников отделов и отделений центрального аппарата НКВД жаловались: дела в Наркомвнуделе идут «в порядке самотека», все предоставлены самим себе, многое приходится делать по своему уразумению, так как оперативных совещаний (столь привычных при Ягоде) у наркома почти не проводилось, а если их и созывали, то всего на 20–30 минут. На этих «пятиминутках» нарком требовал от своих подчиненных лишь одного: «Искать новые центры с врагами народа». От самого Ежова было невозможно получить ответа на целый ряд серьезных вопросов, возникающих в ходе следственной и агентурно-оперативной работы. Не лучшим образом показал себя в отладке нового «механизма управления» Наркомвнуделом и Фриновский. Справки на аресты большей частью санкционировал лично он. Эти документы могли лежать у первого зама Ежова месяцами. Его секретариат (под руководством комбрига В.А. Ульмера) «…работал беспорядочно, да так, что нужный документ приходилось искать целый день, а иногда его и совсем не находили»[502].

Отсутствие во главе «северокавказцев» настоящего лидера, патриарха в лице Евдокимова ослабило эту группировку. В ней наметился ряд фигур, претендующих на лидерство. Кроме Фриновского, с претензией на роль «вождя» выступил и начальник Секретариата НКВД СССР, старый «евдокимовец» Я.А. Дейч. Он благодаря своему влиянию на нового наркома пытался потеснить заместителей Ежова — Фриновского и Вельского. Исправить ситуацию удалось лишь в середине 1937 года, когда Дейч по приказу Ежова убыл руководить работой УНКВД в Ростове-на-Дону.

Несмотря на эти сложности, Фриновский, как и Евдокимов в 20-е годы, продолжал расставлять «своих людей на ключевые посты» и вне Москвы. В апреле 1937 года в своем служебном кабинете застрелился начальник УНКВД Горьковской области комиссар госбезопасности 3-го ранга М.С. Погребинский. Как говорили, причиной этому послужило известие об аресте Ягоды. На неожиданно открывшуюся «вакансию» Фриновский спешно направил комиссара госбезопасности 3-го ранга И.Я. Дагина, который прибыл в Горький в сопровождении А.И. Михельсона и И.Я. Лаврушина. Уже через два месяца Дагин отбыл на работу в Москву, сдав дела в УНКВД Лаврушину, а Михельсон уехал в Симферополь, где его ждал пост наркома внутренних дел Крымской АССР.

И.Я. Лаврушин работал на Северном Кавказе с июля 1921 года, начинал с должности уполномоченного ОО ПП ВЧК по ЮВР. В 1920-е и начале 1930-х гг. он участвовал в разоружении Северной Осетии и Ингушетии, в операциях по массовому выселению кулачества в Кубанском округе, в ликвидации контрреволюционных организаций «Месть» и «Верден» (чекисты арестовали по этим делам более 300 человек). Евдокимов характеризовал молодого оперативника только с положительной стороны: «Один из немногих вполне способных работников. Старый работник информации, с большим опытом в этой работе. Вместе с тем достаточно ориентируется вообще во всех отраслях работы наших органов, обладает большим кругозором и инициативой. Хорошо разбирается в обстановке, умеет подбирать и руководить работниками. Интенсивен в работе. Добросовестный и трудолюбивый работник»[503]. Вообще, Лаврушины создали в полпредстве ОГПУ настоящую «чекистскую семью». Вместе с Иваном в органах ОГПУ работали и его братья: Михаил дослужился до должности коменданта Шахтинско-Донецкого окротдела ОГПУ, Леонид — до должности уполномоченного ОО Кубанского оперсектора ОГПУ.

В июле 1937 года майор ГБ И.Я. Лаврушин обосновался в кресле начальника Управления НКВД Горьковской области. О том, что творил новый руководитель Управления в области, можно узнать из его собственного рассказа в журнале «Горьковская область» за 1937 год, где он поведал о разгроме «церковно-монархической организации»: «…Во главе преступной деятельности церковников нашей области стоял митрополит Феофан. Давая отцам духовным предписания о диверсиях, митрополит и сам непосредственно организовывал их. Он поджег 10 крупных колхозных построек, 85 дворов сельского и колхозного актива, он организовывал поджоги промышленных предприятий. Вместо Евангелия и икон у митрополита хранились в изрядном количестве обрезы, револьверы и другие предметы, отнюдь не приписанные к инвентарю алтаря святого…. В Пильненском районе, например, арестован бродяга, выдававший себя за «великого князя Михаила Романова». Являясь участником церковно-монархической организации, этот бродяга создал контрреволюционную группу, имевшую в запасе и монархические флаги, и точный план расправы с советским активом»[504].