Алоха из ада (ЛП) - Кадри Ричард

— Ладно, Джек. Здесь наши пути расходятся. Я направляюсь прямо на тот холм. Ты можешь идти куда хочешь, но я бы пока держался подальше от Пандемониума. Скорее всего они заметили, что потеряли одного генерала.

— Ты не можешь просто бросить меня здесь.

— Думаю, я только что сделал это. Ты в раю. Это мир дерьма, но это лучше, чем следующий миллион лет сидеть в банке из-под сардин, не так ли?

— Могу я хотя бы пойти с тобой? Тебе не придётся заботиться обо мне.

— Я только что спас тебя во второй раз. Мне всё равно, что ты делаешь. Хочешь следовать за мной? Мне по барабану, но станешь у меня на пути, и я убью тебя точно так же, как убил бы любого адовца.

— Понял, — говорит он, но я уже двигаюсь дальше.

Я бегу в ровном темпе, но не спринтом. Улица прямая, но много чего может напасть на меня из переулков и выгоревшей листвы вокруг старых зданий. Я слегка выпускаю ангела, чтобы расширить свои чувства и не пропустить опасность. Даже так далеко от дороги смертников земля под зданиями неустойчива. Стены старых многоквартирных домов перекосились, а у деревянных викторианских строений подпираются стволами деревьев и обрезанными по длине деревянными опорами линий электропередач. Пальмы по обеим сторонам дороги горят, как те, что на Сансет, окрашивая тёмную улицу в оранжевый цвет и освещая её ярче, чем уличные фонари.

По мере того, как я углубляюсь в Элефсис, удаляясь от стены и дороги смертников, на улице появляется всё больше душ атеистов. При моём приближении они укрываются под машинами и прячутся в сгоревших зданиях, и я вспоминаю, что на мне лицо адовца. Спасибо, что напомнили. Оно всё ещё слегка жжёт и начинает зудеть по мере того, как приживается. Ещё один уровень херни, с которой приходится иметь дело, но, по крайней мере, оно расчищает улицы.

В квартале впереди поперёк дороги рухнул один из больших многоквартирных домов. Я замедляюсь, когда приближаюсь. Во всех этих развалинах полно мест, где можно спрятаться. Из-за угла выбегает адовец, одетый в армейские штаны и красную кожаную куртку, видит меня, и рвёт когти в мою сторону. Я достаю из пальто наац. Элис находится прямо на вершине холма, и сейчас меня никто не остановит. Вращаю запястьем, чтобы из кончика нааца выскочило лезвие. Это адовка, которая скоро станет мёртвой адовкой. Когда она приближается ко мне, то яростно рявкает на меня на адовском. Она запыхалась, и у неё грубый голос. Мне требуется какое-то время, чтобы понять, что она говорит, и затем до меня доходит.

— Придурок, беги!

Секунду спустя на улицу вываливает ещё больше их. Порядка двадцати. Как и женщина в половине формы, они дезертиры, хотя не выглядят так, будто у них достаточно экипировки или здравого смысла, чтобы быть налётчиками. Просто кучка призывников, которые предпочли бы жить на то, что могут украсть из пустых домов и винных магазинов, чем быть растоптанными золотыми ордами Бога. Могу посочувствовать. Они бегут прямо на меня, но, судя по выражению их лиц, в ближайшее время не собираются останавливаться.

Я бегу в их сторону, подняв и выставив вперёд наац. Я не позволю кучке карманников и магазинных воришек стать у меня на пути. При моём приближении они расступаются, как Красное море. Я набираю скорость. Если на другой стороне есть ещё налётчики, они не ждут меня. Я вижу отсюда Обсерваторию Гриффита, так что не следую по каким-нибудь улочкам, чтобы не дать возможность Богу поразвлечься, забросив меня в Малибу или Диснейленд.

Металлический рёв наполняет воздух и эхом отражается от зданий. После этого раздаётся эпичное металлическое щёлканье, будто тикают тысяча часов. Несколько последних дезертиров огибают рухнувший дом ровно настолько, чтобы увидеть свободу, прежде чем быть схваченными стальными когтями, выглядящими как горсть мясницких ножей.

Огибая здание, они сбиваются в кучу. Всё, что показывает свет, это массу грациозно двигающихся плеч и гибких спин, так что они выглядят как единый заводной поток. Одетый в монашескую одежду адовец сдаётся и перестаёт бежать. Адские гончие даже не сбавляют скорость. Адовец исчезает во влажных брызгах костей и густой прозрачной крови.

Словно по синхронизированному механическому сигналу, половина стаи адских гончих приходит в бешенство и атакует налётчиков со спины. Засадные хищники. Они впиваются стальными зубами в горло жертв и душат их, либо вгоняют головой в землю и сворачивают шеи. Адские гончие — странные и красивые твари. Кэнди бы их оценила. Я бы любил их ещё больше, если бы наблюдал чуть дальше. Скажем, из Франции. Часть стаи, которой не досталось воришек на перекус, отделяется от большей стаи и направляется в мою сторону. Я выгляжу как адовец. Для их крошечных пьяных мозгов я часть той шайки, что служит им наживкой. Стратегия в подобной ситуации проста. Бежать в другую сторону.

Я держу наац раскрытым. Размахивать им перед этими заводными пуделями было бы всё равно, что пытаться напугать Кинг-Конга зажжённой сигаретой, но он расчистит улицу от медлительных адовцев, если те окажутся у меня на пути.

Джек всё-таки последовал за мной. Он посреди улицы в квартале от меня. Думаю, он загипнотизирован гончими. Скорее всего, он никогда прежде не видел их за работой. Когда он видит, что я приближаюсь, то выходит из транса и пускается бежать. Он недостаточно быстр. Я легко обгоняю его, вспоминая старую шутку: «Убегая от медведя, тебе не обязательно быть самым быстрым бегуном. Тебе всего лишь нужно быть быстрее, чем парень позади тебя».

Я слышу, как Джек у меня за спиной скулит и что-то кричит. Я не оглядываюсь. Я слышу приближение заводных лап и челюстей гончих. Они слишком быстрые. Я не успеваю. Сворачиваю с улицы на тротуар. Мы не вернулись на дорогу смертников, но, возможно, сможем устроить прямо здесь свою собственную дорогу смерти.

Я замедляюсь всего на волосок. Пусть гончие возьмут след и приблизятся. Я выставляю вперёд наац. Если я ошибаюсь, это будет неряшливый способ уйти, но он лучше, чем от старости или от отравления несвежими моллюсками.

Мы возле квартала полуразрушенных домов. Когда гончие приближаются, я вытягиваю наац и прорезаю им поддерживающие стены опорные столбы. Сперва ничего не происходит, но затем позади меня раздаётся грохот, а за ним ещё и ещё. Звук такой, будто рушится весь квартал, но я не сбавляю темп, чтобы посмотреть.

Я слышу гончую прямо у себя за спиной. Она скрипит и лязгает, словно получила тяжёлые повреждения, но догоняет меня. Я делаю рывок в сторону, надеясь, что инерция огромной твари пронесёт её мимо. Так и происходит, и она врезается прямо в опорный столб сбоку дома. Я вижу всё за мгновение до того, как это случается, и делаю рывок обратно на улицу, чтобы меня не придавило. Я избегаю стены. Жаль, что не избегаю падающих обломков. Что-то резко ударяет меня прямо над левым ухом. Ну, вот и всё. Привет, мостовая. Я люблю тебя, мостовая. Думаю, побуду здесь какое-то время.

Когда я открываю глаза, на меня наползает огромная чёрная змея. Её чрево — это печь, а её тело — всё небо, и чтобы проползти, ей потребуется остаток вечности. Я могу подождать. Если эта Вселенная сгорит, у меня в кармане есть другая, которую дал мне Мунинн. Пусть шоу продолжается.

Я прихожу в себя лёжа на спине и шевелюсь. Я на платформе с натянутой сверху тяжёлой проволочной сеткой. Её буксирует «Унимог». Кто-то переключает и скрежещет передачами грузовика. Здесь со мной около восемнадцати адовцев. Некоторые сидят. Некоторые лежат на спине. Другие истекают прозрачной кровью там, где их разорвали челюсти большой адской гончей. Я узнаю некоторых из них. Это те адовцы, которые убегали от гончих.

«Унимог» ударяется о кочку, и один из истекающих кровью адовцев мгновенно исчезает.

— Хороший был трюк там с твоим наацем, — говорит кто-то.

Я поворачиваю голову так, чтобы смотреть вверх. На меня сверху смотрит улыбающийся адовец.