Телохранитель для души - Рина Осинкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем днем, когда Валентин впервые увидел Вику, ему и в голову не пришло задаться вопросом, насколько она красива и красива ли вообще. Ему было все равно, какой у нее нос, рот, глаза, фигура. Это являлось вторичным, где-то за дальней периферией. Если точнее – это вообще не имело никакого значения.
Потом вообще случилось из ряда вон выходящее и совершенно непредвиденное: Вальке безудержно захотелось с ней говорить. Обо всем говорить – о себе, о своей жизни, обо всем. И забросать ее вопросами, бесчисленным множеством вопросов. Узнать ее мысли, чувства, мечты, представления…
В полупустом вагоне дальней электрички, устроившись на обитой дерматином жесткой скамейке, держать тонкие ее пальчики в своих ладонях и говорить, не отрывая взгляда от любимого лица, и слушать, и снова говорить под стук колес и сиплые свистки встречных поездов, под плавное за пыльными стеклами окон скольжение полей и перелесков.
И тогда он испугался. Но испугался не силы овладевшего им чувства, которое ворвалось в душу, вытеснив из ее пределов стандартный набор амбициозных планов, незамысловатых, в сущности, желаний, мусорный хлам увлечений и влечений.
Фиг с ними, с увлечениями. Туда им и дорога.
Валентин испугался потерять, не обретя.
Едкой колкостью, по обычаю сорвавшейся с языка, или насмешливым тоном, который может Вику задеть, или раскованностью манер, если она сочтет их развязными, он отвратит от себя эту девочку, а ему вдруг так захотелось, чтобы она его полюбила!
Боясь напортачить, обидеть, спугнуть, он решился и отбросил доспехи цинизма, и очень скоро за это поплатился.
Вальку Попова, успешного молодого ученого, бизнесмена и ловеласа со стажем вновь накрыла подростковая неуверенность. Хоть вой.
Он решил: мне надо обвыкнуть. Очухаться от потрясения. Перестать психовать. Он опять станет веселым и остроумным, но только остроумным с другим знаком: без желчи и яда, без двусмысленных шуток, без тонких издевок… Без щита высокомерия. Он забудет всех своих баб, которых и так слабо помнил, – теперь они ему не нужны. Теперь ему никто больше не нужен и никогда не понадобится, только Вика.
Порой ему казалось, что он тоже ей нравится, и тогда Валька чувствовал ликование, как будто за спиной вырастали крылья.
Видно, ошибался. Да и обвыкнуться не успел.
Что-то пошло не так, что-то вдруг поменялось, как будто некая третья сила, ему враждебная, вмешалась и все переиначила, разломала, закрыла дорогу. Наглухо закрыла. Или не третья сила это была, а твоя собственная грязь? Или так судьба бережет девочку от тебя, подонка?
Он коснулся пальцами крохотного перстенечка, плотнее прижав его к груди. Сердце тронула ставшая привычной грустная нежность. До вульгарной кражи опустился, старый. Хорошо, что никто не заметил и не поймал его за руку. Вот было бы позорище…
Он будет сидеть здесь, напротив ворот особняка скоропостижно умершего Галактионова, и терпеливо ждать. Ему очень нужно Вику дождаться, он дождется. Просто чтобы попросить прощения, хоть и не знает, за что. Просто сказать, что родители ее любят и им больно. И что он тоже ее любит. Хотя последнее озвучивать не обязательно.
Вдруг он с неожиданной злобой подумал: «Кончай врать самому себе, уродец. Ты отлично знаешь, за что нужно просить у нее прощения».
Конечно, он знал.
Идея с помолвкой имела весьма прозаические мотивы, никакой тургеневской романтики. Четко выверенный рассудочный поступок, долженствующий явить публике чистоту помыслов и серьезность намерений. И милую старомодность, которая, по его прикидкам, девочке должна импонировать. Решил не мытьем, так катанием добиться цели, лицемерный ублюдок. А она не повелась. Ну и умница.
Он взглянул на часы. Минул час с небольшим.
Валентин вдруг подумал, что Вика сюда не приедет. С чего он решил, что Вика сюда приедет? Небось, уже дома у этой своей Танзили пьет чай и заедает ванильными сушками. И совершенно не вспоминает про «женишка», которого раскусила.
Внутри стало холодно и гадко. И безнадежно. Хотя ты вроде бы и не надеялся на что-то этакое, верно? Только прощения просить хотел? Тогда езжай и проси.
Он купит им торт. Громадный.
С громадным тортом Танзиля его не прогонит, хоть и сказал про нее несостоявшийся тесть, что она тетка злая.
Танзиля посмотрит на Вальку колючим взглядом через оконце в калитке, а он ей сунет прямо к носу прозрачную коробку с бисквитом и пьяной вишней поверх взбитых сливок.
Танзиля растает и впустит его в дом. А там на кухне Вика.
– Не трясись так, – строго проговорила Алина. – Ничего ужасного она тебе не скажет.
Катя промолчала. И вправду, что такого ужасного может ей сказать подруга Алинки Росомахиной? Что Вику убили?
Конечно же, нет. Об этом Катерине сообщили бы простым звонком на домашний номер. Какой-нибудь бесцветный голос попросил бы к телефону гражданку Демидову Екатерину Евгеньевну и бесцветно предложил явиться в полицейский морг на опознание. Для таких целей существуют официальные лица с бесцветными голосами, а не подруги подруг.
Сколько же лет назад они познакомились с Марианной Путято? Шесть? Больше? Как время летит…
Вика тогда жила в детском доме. Носила фамилию Медведева. Катя помогала этому детдому наладить компьютерную сеть, поскольку сама работала сисадмином и в компьютерных сетях хорошо разбиралась. Сисадминила, где и сейчас – в крупной корпорации по производству электроники для авиации и космоса. Алинка Росомахина, на ту пору Трофимова, тоже до сих пор работает в «Микротроне», юрисконсультом, а на поверку – правой рукой гендиректора по всем правовым вопросам. Холодна, строга и великолепна, впрочем, как всегда. После рождения сына сделалась помягче, но не попроще.
Они дружили вчетвером: Катерина, Алина Трофимова, Лера Бурова – начальница отдела маркетинга, Надежда Михайловна Лапина, бывшая в те времена Киреевой и руководившая патентным отделом. Правда, Алина присоединилась к ним несколько позже.
Их дружба окрепла, когда на Катю посыпались неприятности криминального толка, в кои та влезла добровольно, желая изобличить убийцу Любови Петровны Авдотьевой, директрисы Викиного интерната. Если бы не вмешательство и помощь девчонок, если бы не вмешательство и помощь Вики, ее дорогой, милой Вики… Не было бы Катерины на свете, уже шесть годков как не было бы[4].
А следствие по тому делу вела Марианна Путято, капитан полиции и Алинкина университетская подруга, обладательница скверного и неуживчивого характера.
Марианна была прямодушна, бескомпромиссна и, не церемонясь, высказывала в глаза любое суждение, не утруждаясь подбором выражений. Зато у нее не имелось второго дна
