Жи-Ши - Сергей Четверухин

– Не будем бодаться с ветряными мельницами! Пусть лучше они поработают на нас!

– Легко сказать…

– Считаешь, полюбовно он тебя не отпустит? Если с ним поговорить по-хорошему…

– Ты что?! Он только что вложился! А отдачу планирует получать с марта, когда поедем в тур. А контракт у нас на пять лет.

– И если ты откажешься…

– Катастрофа! Штрафные санкции! Неподъемные! Придется возвращать все вложенные деньги плюс – пятьдесят процентов от планируемой прибыли! Я даже боюсь представить, сколько это… Мегатрабл!

– Хорошо, – спокойно произносит Никита, – тогда мы сделаем так, что Гвидо сам откажется от контракта с тобой.

– Как это? – опешила я.

– Очень просто. Тебе не придется ничего нарушать. Наоборот. Ты будешь делать все, что предписывает контракт, ты будешь добросовестно выполнять все продюсерские указания, но… ты не будешь приносить ему деньги! Увидишь, он сам откажется от тебя за нерентабельностью. Ты станешь для него черной воронкой, которая только высасывает средства и ничего не обещает взамен.

– Как это? – снова спрашиваю я, ни черта не понимая.

– Сейчас объясню. Посмотри внимательно на Серегу.

Я оглядываю с ног до головы бесцветного человека, у меня не получается скрыть брезгливость. Никитос понимающе ухмыляется.

– Скажи, он тебе нравится?

– Как-то неудобно при человеке…

– Неудобно в рабстве горбатиться.

– Ну… Вообще-то – он мне не мой тип…

– А вот сейчас что скажешь? – Никитос подмигивает Сереге. Тот внезапно принимается верещать, как плакальщица на похоронах, только – с гусиными, гортанными интонациями. Лицо его покраснело, скорчилось, будто пища перекрыла дыхательное горло. Глаза вылезли из орбит, налились кровью, что в сочетании с выщипанными бровями гарантирует Сереге участие в любом голливудском хорроре без кастинга. Затем он вовсе обезумел. Схватился обеими руками за конец скатерти и рывком сдернул ее на пол вместе со всем нашим чаепитием. Раздался звон разбитой посуды. Я вскрикнула. Официанты побежали к нам со всех сторон.

– Простите, пожалуйста, простите, – успокаивает их Никитос, – мы заплатим за ущерб. Вот, возьмите, вам за хлопоты… Плохо человеку стало, принесите воды скорее, он примет лекарство и успокоится.

Нас пересаживают в отдельный кабинет, подальше от немногочисленных гостей заведения. Серега успокаивается так же внезапно.

– Теперь поняла?

– Не очень, – я не могу прийти в себя от омерзительного представления. Стараюсь не смотреть на безбрового артиста.

– Все очень просто. Ты будешь такой, как Серега. Первый урок он тебе уже преподал.

– Что-о-о-о?! – мой вопль несется сквозь стены отдельного кабинета, так что официанты снаружи вполне могут заподозрить очередной приступ.

– Пойми, в шоу-бизнесе, как в любом деле, есть риск, есть элемент непредсказуемости. В артиста могут вложить гору бабосов и, по технологии, раскручивать его правильно. А публика артиста не полюбит. И все! Хоть ты тресни! Ничего тут не поделать. Можно вложить еще миллион, два, три, но – любовь не купишь, как певали «жучки-ударники». Это – те самые десять процентов риска, которые заложены в каждом шоубиз-проекте. И когда инвестор понимает, что вложения не дают результат, что ожидаемый коитус артиста с публикой не выходит, он останавливает работу, чтобы не выкинуть на ветер еще больше денег. И… расстается с артистом. Твоя задача не из легких, но это – единственный способ! Тебе нужно постараться сделать так, чтобы публика сама от тебя отвернулась! Чтобы они прониклись к тебе таким же отвращением, какое ты сейчас испытала, глядя на Серегу. Он вообще-то милый парень, не принимай всерьез…

– То есть… – начинаю я врубаться в его коварный план, – ты предлагаешь мне самой искромсать свой имидж на публике, чтобы им потом даже в голову не пришло покупать билет на мой концерт?

– Точно! Ты должна стать одной из самых отвратительных фигур российской поп-сцены! Тобой должны пугать детей! А мужья, в разгар ссор с женами, должны кричать: «Ты совсем, как Белка!», что будет означать крайнюю степень неприязни.

– О-ох! – только и смогла выдохнуть я.

– И все это – внимание! – должно происходить, абсолютно не противореча условиям контракта! Гвидо скажет: «Иди – пой!», и ты пойдешь петь, но – чуточку фальшиво, я не имею в виду – мимо нот, а так – без души… Гвидо скажет: «Иди давать интервью!», и ты – пойдешь давать интервью. Только если во время интервью ты «случайно» поковыряешься в носу, или погрызешь ноготь, или у тебя «случайно» вырвется фраза, которая всех заставит брезгливо поморщиться… так ведь об этом в контракте не прописано. Понимаешь?

– Б-р-р! Я совсем запуталась! То есть главное я поняла, но – как все это проделать? Как мы будем прививать публике отвращение к бывшей народной артистке?

– Терпение. Однажды будущий космонавт Гагарин набросился на конструктора Королева с вопросом: «Когда же я, наконец, полечу в космос?» «Вы узнаете об этом своевременно!» – ответил Королев. Так и мы с тобой своевременно будем нажимать на кнопки народного отвращения. В строго определенном порядке. Давай-ка закажем по порции маринованного папоротника, и ты мне расскажешь о дерзких планах твоего продюсера! Эй! Выше нос! Драка начинается! Мы вписались! Официант, пожалуйста, порадуйте нас!

Уже в гардеробе, после того как мы слопали каждый по две порции вкуснейшего папоротника, а я разболтала Никитосу о сроках сдачи альбома, его презентации и предстоящем гастрольном туре, мое любопытство пересилило. Понизив голос, я спросила его:

– А чем занимается этот твой… Серега?

– Работает у меня в фирме. У него очень ответственная должность, – Никита тоже сбавил громкость, несмотря на то что Серега зашел в туалет и не мог нас слышать, – он – Postman! Доставляет особо важные послания! На ягодицах.

– М-м-м, – многозначительно промычала я, так и не уяснив себе истинный масштаб Серегиной деятельности.

Ну уж нет… это не бразильский карнавал… Дурачок! Ну, какая инаугурация? Кого?! Обычная московская вечеринка, такие в Москве и за МКАДом проходят по десятку на день… Ничего особенного. Вот люди пьют, вот выясняют отношения, вот целуются… ага! Тут есть смешной кадрик… не буду тебе называть ее имя, все равно ты не знаешь, а в России она – довольно известная певица. Пошла на сцену поздравлять, не справилась с управлением… платье сползло, и восхищенным взглядам присутствующих явилась… явилась… где же эта фотка? Ага! Вот! Явилась обнаженная грудь! А как ты хотел? Чтобы на презентации моего первого и единственного альбома обошлось без стриптиза?

Я попросила Гвидо только об одном – чтобы не в «Метелице». Вся попса презентуется в «Метелице». Заколдованное место.

– Да меня самого тошнит от этого зала игровых автоматов, – успокоил Гвидо, – как ты смотришь на «Оперу», «Рай», «Мост»?

– В жопу все отстойники для насосов и блядей!

– Ну, в самом деле, не в «Тоннах» же?

– Почему?

– Из тех же соображений, по которым слили «Метлу». Слишком много презентаций. «Тонны» – «Метла» для рокеров…

– Резонно… «Gasgallery»?

– Плохие кондиционеры и дурацкая проходная! «Техника молодежи»?

– Слишком маленький. «Солянка»?

– Там и без нас хорошо. Они в своих темах, тем более – у них перерыв до марта. «Б2»?

– Там пахнет сараем.

– Тебе не угодишь! Давай оставим клубы и снимем кабак. Что скажешь?

– А какие у нас кабаки? Я почти не хожу…

– Много хороших… «Турандот», «Индус», «Барашка», «Перрон»…

– Вот! То, что надо!

– «Перрон»?

– Да нет же. Вокзал! Железнодорожный вокзал! Давай снимем зал ожидания на каком-нибудь красивом вокзале! Представляешь, публика будет слушать мои песни и смотреть на отъезжающие поезда. Они будут жевать роллы и думать о том, что там, за горизонтом, куда убегают рельсы, есть другая жизнь, другие города, другие люди… Романтика! Москве давно пора выходить за пределы Москвы. Хотя бы взглядом. Представляешь, напечатаем приглосы в виде ж/д билетов, будем разносить глинтвейн в граненых стаканах с этими железнодорожными подстаканниками, танцовщицы будут отплясывать в униформе проводниц…

– Ты – адская маргиналка! Признайся-ка, – он смотрит на меня внимательно, с прищуром, и я слегка бледнею – вдруг он догадался? – Признайся, ты решила разорить меня?

– Да! – честно отвечаю я и чувствую огромное облегчение оттого, что могу не врать. Он заслуживает того, чтобы ему говорили правду. Гвидо смеется.

– Пожалуй, вокзал мы пока не потянем, ни по материальным, ни по идеологическим соображениям… но ход твоих мыслей мне нравится. Решено, ма шер, мы не пойдем в клуб и не пойдем в кабак.

В итоге то, что ты видишь, происходило в Дельфинарии. От входа по всей территории расставили поддувные машины, к которым прикрепили здоровенные языки шелковой материи голубого, бежевого и салатового цветов. Всё вокруг, по замыслу, должно было подчеркивать темы песен. Языки шелка колыхались, трепетали на ветру, будто поддразнивая небо. Девушки в костюмах русалок, встречая гостей у входа, раздавали им разноцветные маркеры и предлагали оставлять любые рисунки на наших шелках. В пресс-релизе было сказано, что после презентации мы соберем все шелка, разрисованные гостями, и нашьем из них концертные костюмы для первого тура.