Звездные Морпехи - Йэн Дуглас

В общем, если пренебречь периодами киберсна, возраст дяди сейчас исчислялся в сорок восемь биологических лет, в то время как племяннику уже стукнуло пятьдесят один – ситуация вполне возможная, однако довольно редкая.

Гарроуэй знал случаи, когда морпехи проводили так много времени в состоянии киберсна, что биологически были моложе собственных детей.

– Рад видеть вас, сэр.

– Только давай без формальностей, Трэвис. По крайней мере в этом кабинете. Сам понимаешь, это не сеанс официальной связи, не совещание. Или… – Генерал наклонил голову и пристально посмотрел на племянника. – Впрочем, почему бы нет. Как идут дела с формированием твоей роты?

– Ну, если не принимать во внимание отсутствие командира, то все нормально. Мы взяли старое подразделение ‹Альфа›, вернее, то, что от него осталось, добавили свежие силы, в том числе несколько новых ребят с Иштара. Но капитан Феттерман не подал рапорт об участии в миссии, а лейтенант Уилки… – Гарроуэй не договорил.

– Знаю. Феттерман потерял во Флориде всю свою семью. Погибли все – его жена, оба мужа, двое детей, родители. Ему сейчас не до нас, сам понимаешь.

– Черт. Я не знал.

– Такие случаи теперь сплошь и рядом. – Генерал покачал головой. – Собственно говоря, его кандидатура все равно не прошла бы для такой миссии, как эта. Семейный статус номер пять.

В графе семейное положение имелись данные на всех близких родственников того или иного морпеха: жен, мужей, родителей. Для межзвездных операций корпус, как правило, останавливал выбор на мужчинах и женщинах с минимальными семейными связями – семейным статусом номер один или два, поскольку, как правило, такие миссии длились двадцать, а то и более объективных лет.

– Беда в том, что хотя сейчас у Феттермана семейный статус номер один, он не в том состоянии, чтобы участвовать в боевой операции. Правда, насколько мне известно, к нам уже откомандировали нового офицера с Земли. Капитан Мелер. Он и займет место Феттермана.

– А как у него по части боевого опыта?

Виртуальный образ генерала задумчиво поджал губы.

– Дальше Солнечной системы не был, хотя и участвовал в боевых операциях. Аргентина в восьмом году, а до этого Харбин.

– И на том спасибо, хотя никакой опыт земных боев не идет ни в какое сравнение с тем, что человек приобретает в космосе.

– А ты думаешь, зачем нам понадобился опытный младший офицерский состав? Кто-то ведь должен давать ЦУ неопытным капитанам.

Что ж, может, оно и к лучшему, если, конечно, этот самый капитан прислушается к советам сержантов и капралов.

– Понял.

– Я хочу, чтобы ты и старший сержант О'Меара взяли его в руки и постоянно держали в поле зрения.

Гарроуэй не сразу понял, о каком таком старшем сержанте О'Меара идет речь. Ах да, это же Кроум.

– Слушаюсь, генерал.

– И еще одна вещь, сынок. Похоже, мы имеем дело с правилом Салливанов. Как ты на это смотришь?

Гарроуэй пожал плечами.

– Никак. Правило Салливанов касается тех, кому есть кого терять, у кого есть семья. А кого терять мне? Кроме кузины Лу и еще пары-тройки троюродных? Насколько мне известно, кроме нас с вами больше никого нет, вы и я. Или я не прав?

В 1942 году пятеро братьев – Альберт, Фрэнсис, Джордж, Джозеф и Мэдисон Салливаны – проходили службу на борту одного и того же судна, крейсера ‹Юнона›. Правда, трое из них пошли во флот с тем условием, что будут проходить службу на одном и том же корабле, что и их старшие братья. Когда в том же году во время одного из морских сражений ‹Юнону› пробило торпедой, она затонула неподалеку от острова Гвадалканал. Погибли все пятеро братьев.

Вопреки распространенному мнению на тот момент не существовало никакого закона или акта Конгресса США, запрещавшего близким родственникам прохождение службы на одном корабле или военной базе. Тем не менее спустя годы на флоте и в морской пехоте стали придерживаться иных, хотя и негласных, правил. Теперь считалось нежелательным, чтобы во время военных действий дети от одних и тех же родителей, равно как родители и дети, несли службу на одном корабле или одной военной базе. Это негласное правило впоследствии стало известно как ‹правило Салливанов›.

Надо сказать, корпус прикладывал немалые усилия к тому, чтобы пополнять свои ряды одиночками, не обремененными на Земле семейными узами. Именно их в первую очередь отправляли в межзвездные миссии. Впрочем, случалось, что в космос отправляли и близких родственников. Как правило, это были люди, у кого на Земле никого не осталось.

Но даже в этих случаях приходилось преодолевать бюрократические препоны – никто не хотел нести ответственность за гибель последних представителей той или иной семьи. И если кто-то из пехотинцев опасался такого исхода событий, он вполне мог сослаться на ‹правило Салливанов›. Согласно архивных данным, за последнее столетие такой отказ имел место восемь раз.

Правда, в данный момент сказать что-то определенное было трудно. Многие морпехи потеряли близких родственников во время Армагеддона, то есть погибли не те, кто был в космосе, а кто оставался на Земле.

– По крайней мере с иштарийцами такой проблемы не возникнет, – продолжил генерал, – иначе бы их здесь просто не было. Кстати, как они?

– Отлично, – ответил Трэвис. – Лучше не бывает. Некоторые из них уже успели показать себя настоящими героями, когда дали отпор мародерам. Хотя скажу честно, если бы не этот случай, я бы дважды подумал, прежде чем направлять их в эту операцию, когда у них практически нет боевого опыта, – добавил он и пожал плечами. – Разумеется, с их точки зрения, они уже и без того приняли участие в космической операции. Ведь до Иштара лететь и лететь.

– А когда мы будем у Сириуса…

Он не стал добавлять очевидное. Как только они пройдут космические врата, и Сириус, и система Ллаланде – как, впрочем, и Солнце – будут уже далеко-далеко, за пятнадцать тысяч световых лет.

– Знаешь, – произнес Трэвис задумчиво, – эти иштарийцы – ходячий пример близкой родни. Ведь корпус для них – единственная семья. Впрочем, и для нас остальных. Мы теперь все одна семья.

Корпус как одна семья. Эта мысль уже давно – примерно пару столетий – витала в воздухе, просачивалась по неофициальным каналам, высказывалась во время ночных попоек. Самое больное место для десятков мужчин и женщин – это их оторванность от своих корней. Эффект растяжения времени приводил к тому, что за время космических странствий люди теряли родных и близких, что не могло не угнетать их психику.

От этого не застрахован никто. Морпех погружался к киберсон и спал до следующей звезды – будь то Сириус или какая другая, – пока корабль летел сквозь пространство со скоростью, близкой к скорости света. Обычно такой полет длился лет девять-десять, хотя благодаря кибер-сну и растяжению времени морпех этого не замечал.

Он просыпался на другом конце пути, выполнял свою миссию – как правило, на это уходил год, – вновь погружался в киберсон и летел домой.

То есть по возвращении с Сириуса домой морпеху кажется, что он отсутствовал всего год, тогда как на самом деле Земля постарела на двадцать лет, а то и больше. Останься он в свое время на Земле, проживи эти двадцать лет, он заметил бы лишь небольшие перемены, потому что они происходили бы постепенно.

Но вернуться домой через двадцать лет – это вернуться в другое время, в другую культуру, в другое общество, к другим, более продвинутым средствам связи. Даже язык, и тот успевал за двадцать лет уйти вперед. Как следствие – культурный шок, ощущение неприкаянности, бездомности. Мало кто из звездных морпехов, как называли тех, кто выполнял миссии в других системах, чувствовал себя на Земле как дома.

Трэвис Гарроуэй родился на Земле в Пенсильвании в 2228 году. Его детство и юность прошли там же, а когда ему стукнуло восемнадцать, то есть в 2246 году, он пошел служить в корпус морской пехоты.

Его отец давно жил отдельно, так что особой привязанности между ним и сыном не было, как, впрочем, между Трэвисом и его двумя отчимами. Мать умерла за два года до его совершеннолетия, то есть на тот момент он был обладателем семейного статуса три. А когда ему удалось добиться от отца отказа от отцовских прав, то его первый семейный статус изменился до второго, и он мог спокойно подавать прошение об отправке в межзвездную миссию.

В 2249 году он участвовал в своей первой межзвездной операции – миссии на Хироне, в четырех с небольшим световых годах от Земли. На Землю он вернулся в 2260 году.

Все его воспитание – то есть то, как он воспринимал общество и мир вокруг себя, – уложилось в небольшой отрезок времени между 2228 годом и 2249 годом. Когда он вернулся на Землю, многое успело измениться, даже такая вещь, как секс. Виртуальный секс был известен уже несколько столетий, но к 2260 году в моду вошла такая вещь, как виртуальная память, для человека его поколения немыслимая. Было в этом нечто извращенное: при желании вы могли купить воспоминания другого человека о его сексуальном опыте, но Гарроуэй находил омерзительной даже мысль об этом. Впрочем, бывали вещи и похуже. Правда, существовали и новые правила закачки материалов из сети, и новые способы общения с агентами. Например, было невозможно определить, с кем вы вошли в контакт – с живым человеком или ИскИном-секретарем, ловко имитирующим речь, манеры и привычки своего хозяина.