Отрок. Внук сотника - Евгений Красницкий

– Верно толкуешь, Михайла! Мы только для уважаемых людей зрелище устраиваем.

«Все! Главные слова сказаны! «Закрытый показ» только для избранных, теперь будут давиться и платить любую цену, и не только для того, чтобы посмотреть на интересное зрелище, но и для того, чтобы быть причисленными к некоему «кругу избранных» под названием «уважаемые люди». Никифор на лету идею поймал: то, что не для всех – то сразу становится привлекательным. А самое главное – слухи пойдут. Наврут, конечно, с три короба, но до князя информация доберется. Впрочем, до епископа, наверно, еще скорее, а мне того и надо, пусть попы «худсовет» устроят и репертуар утвердят, тогда к нам на кривой козе и на версту не подъедешь».

– Деда, я пойду ребятам скажу, чтобы на завтра готовились.

«За кулисами» царило уныние: ни малейшего намека на праздник по поводу премьеры, наоборот, настроение сродни похоронному. Кузька безутешно рыдал на груди у Немого, Демка, нахохлившись, сидел в углу и ковырял кончиком кинжала какую-то деревяшку, сам Немой выглядел так, будто целый день таскал на горбу тяжеленные мешки. Хорошо, что угол был темный да к тому же еще и загорожен щитом, у которого «расстреливали» Немого. Вот бы публика удивилась, узрев уныние, воцарившееся в рядах актеров!

Ситуацию надо было исправлять, и Мишка, нарочито не замечая настроения труппы, возвестил бодрым, насколько получилось, голосом:

– Ну, соколы ясные, поздравляю! Всем понравилось, даже попросили завтра показать еще раз. Но представлять теперь будем уже за деньги – по резане с носа! Представляете, двадцать пять человек придет, и уже – полгривны!

Демка уставился на Мишку так, словно тот говорил на каком-то иностранном языке, Немой заерзал на лавке и стал спихивать с колен Кузьку, но тот вцепился в его плечи и взвыл дурным голосом:

– Не пойду больше позориться, надо мной все смея-а-а-а…

– Вот-вот, ты-то больше всех и понравился! Народ любит, когда его веселят! Меня даже спрашивали, как это ты так падать научился, что и смешно выходит, и не разбиваешься?

Кузьма хлюпнул носом и недоверчиво переспросил:

– Правда?

– Вот те крест!

– Так мы что, не опозорились? – Демка вылез из своего угла. – И этот дурень больше всех понравился?

– Деньги просто так никто платить не будет! А ну-ка!

Мишка обнял братьев, прижал к себе.

– Все хорошо, ребятки, первый раз всегда трудно бывает, вы молодцы – справились. Я знал, что справитесь! Спасибо тебе, Демка, спасибо, Кузьма, а тебе, Андрей, особенно…

Договорить он не смог: растроганно засопев, Немой облапил всех троих и сжал так, что выдавил из груди весь воздух.

Большинство зрителей уже разошлось, и в амбаре остались только дед, Никифор и несколько человек из экипажа ладьи.

– А-а! Кузьма! – Никифор аж светился от удовольствия. – Здорово ты народ повеселил, это ж надо так – с лавки вверх ногами и не разбиться! А ты, Андрей… ну, нет слов! Меня даже тут жуть брала, когда в тебя ножи метали, а ты – хоть бы что! Так был уверен, что у ребят рука не дрогнет?

– А меня-то что ж не похвалишь, хозяин?

Мишка обернулся на голос и увидел ладейного кормщика. Трезвого!!! Весело улыбающегося! Нахально подмигивающего! Молодой, кудрявый, темноволосый кормщик панибратски пихнул Мишку локтем в бок и еще шире растянул рот в улыбке, с несколькими дырками на месте зубов. Вид у морехода был настолько лихой, что у Мишки появилась твердая уверенность – зубы выбиты в драке. Он, не удержавшись, улыбнулся в ответ и спросил:

– Так ты все понял?

– Чего понял? – Никифор подозрительно заоглядывался то на Мишку, то своего морехода. – Ты о чем Михайла?

Вместо Мишки давать объяснения взялся хитро улыбающийся кормщик.

– Ты, Никифор Палыч, не сердись, но все взаправду было: и Кузьма не нарочно упал, и лошадь не ко времени обгадилась. Я тебе не рассказывал, но меня совсем еще мальцом уграм продали, и я с ихними скоморохами больше пяти лет по городам и весям бродил. Циркус у них это называется. Я-то знаю, какой страх людьми перед первым представлением овладевает, ребята еще хорошо справились, могло и вообще все сорваться! Вот и решил помочь: как у них что не заладится, так я на себя внимание отвлекаю, никто ничего и не заметил. У актеров такое бывает: что-нибудь наперекосяк пойдет, а народ думает, что так и задумано.

– Ой, Ходок, ты меня когда-нибудь своими штучками в гроб вгонишь. Ха! – Никифор хлопнул себя ладонями по коленям. – Так это мы главными дурнями, получается, были? А ты с ребятами нас за нос водил?

– Нет, хозяин, ребята старались, как могли, молодцы. А зрители… Так они затем и приходят, чтобы их надули. Человеку что нужно? Чтоб интересно, чтобы весело, развлечься, о каждодневных заботах позабыть. За это и платят. И никакого обмана здесь нет, потому что он сам хочет, чтобы его обманули.

«А мужик-то знает, о чем говорит! Стоп! Он сказал «циркус»? Это что же, его труппа даже в Риме побывала?»

– Ха! Михайла, слыхал? – Никифор орал, словно Мишка находился на другом конце амбара. – Ты же мне вчера толковал, что зрелище – тот же товар. И этот тебе подпевает: не обманешь – не продашь. Я-то, дурак, всяким барахлом торгую, а тут люди сами деньги нести готовы. Ну, вот что, Ходок, ежели ты и в этих делах человек бывалый, давай – командуй тут, и людей своих к делу приставь. Раз ладью на полдороге заморозили, так хоть какой-то работой займитесь. Открываем торговлю новым товаром! Этим, как его… Циркусом!

– Сделаем, хозяин! Не впервой! – кормщик обернулся к Мишке. – Михайла, ты тут главный?

– Нет, то есть… Да не знаю я! Не чинимся мы, все вместе работаем. Андрей вот нас с ножами обращаться учил, Корней Агеич – конному делу, а я… Ну, я придумывал, как это все обставить, чтобы интересно было.

– Понятно, – Ходок пристально взглянул Мишке в глаза. – Только не говори мне, что сам все придумал, где-то ты это все видел. Так?

«Ага, так я тебе и рассказал, где видел! Про Ленинградский цирк, про телевизор…»

– Видеть не видел, но в книге одной читал, а кое-что и сам сообразил. Там про жонглеров было, которые в латинских странах по городам ходят. А что, плохо придумал?

– Нет, придумал ты хорошо, но мало.

«Это я и сам знаю. Самое короткое представление в цирке должно идти один час и пять минут, плюс антракт, а у нас еле-еле минут на двадцать натягивается. Да где же я еще номера-то найду?»

– Так нечего же больше показывать, мы больше ничего не умеем!

– Это ты только так думаешь, – уверенно заявил Ходок, – а на самом деле я прямо сейчас тебе могу сказать, как представление удлинить, а если еще посидеть да покумекать как следует, так такое придумать можно! О-го-го! Хозяин, ты не уходи, обговорить кое-что надо!