Война крылатых людей - Пол Андерсон

— Ну, — Шустер вновь потянулся за бутылкой: жидкость, булькая, потекла в его стакан, — вначале, как вы знаете, я познакомил их с ньютоновской астрономией. Я ее представил как фиктивную гипотезу, но от этого она не стала менее революционной. Никто не сможет долго тешить себя сказками, что это всего лишь способ упростить математические расчеты… Рано или поздно они решат, что орбиты планет на самом деле эллиптические. Это пробьет такую брешь в их вере в окружность, что скоро подорвет основания всей религии. Скетуло предвидел это и именно поэтому запретил обсуждение ньютоновских идей. Но это только оттянет неизбежный конец. Он не может запретить своим астрологам думать, а некоторые из них возмутятся запретом на дискуссии. Это вызовет напряжение среди Посвященных, которое отнимет у них столько времени и энергии, что Скетуло вынужден будет отказаться от попыток вредить нам.

— Прекрасно, — Мукерджи нахмурился, — но только это будет тянуться слишком долго. Потребуется пять — десять лет, пока в их умах созреет революция.

— Согласен. Тенденция развития помогает нам, но ее одной недостаточно. Поэтому я и пригласил сегодня Херитаксора. Мы с ним обсуждали теологические вопросы.

— Что? Но вы не сможете сменить религию в один день.

— О, конечно, я знаю это, — Шустер сделал глоток. Улыбка его стала шире. — Но я лишь указал на некоторые логические противоречия местной религии и рассказал ему о том, как это противоречие разрешилось у нас на Земле.

— Как это? — удивленно спросил Паскаль.

— Ну, вы знаете, что я интересовался историей науки и философии, много читал, а по семейным традициям хорошо знаком с «Каббалой».

— Что это?

— Система средневековой иудейской теософии. В той или иной форме в течение многих столетий она оказывала огромное влияние на христианство. Поверьте мне, это самое грандиозное построение, которое когда-либо создавало человечество при помощи логики на основе нескольких текстов. Ортодоксальное иудейство не признавало «Каббалу», считая ее ересью, но зато она полностью подходит к ларсумской религии. Например, в «Каббале» есть десять подчиненных проявлений Бога — обособленные проявления божественного совершенства. Они разделены на триады: в каждую троицу входит мужская сущность, женская сущность и их единство. Здесь не очень распространена нумерология, но когда я напомнил Херитаскору, что три точки определяют окружность, он проглотил это. Каждая из этих триад соответствует определенной части тела человека. Каждый серафим окружен остальными, что согласуется с ларсумским символизмом, а полное их соединение порождает Вселенную. Ну, детали неважны. Дальше следует целая цепь умозаключений, долженствующих прояснить внутренний смысл творения, доктрину троичного воплощения, целую серию демонологических и магических представлений — сверкающая чепуха, однако даже сейчас она завораживает ум. Я все это сообщил Херитаскору.

— И? — быстро спросил Мукерджи.

— О, не так скоро. Потребуются месяцы. Я сообщил ему лишь важнейшие положения. Возможно, он разовьет их дальше. Это трудное дело. Но начало положено. Ларсумская философия еще слишком примитивна, она не привыкла иметь дело со сложными понятиями. Теоретически их религия представляет собой чистый монотеизм, но на практике осложнена верой в духов, упырей, заимствованных из народных суеверий. Однако теология должна совершенствоваться. Поэтому ее ждут волны интерпретаций, реформаций, контрреволюций, новых доктрин — все то, что мы, люди, на себе уже испытали. Как я уже говорил, на Земле большую роль в этом сыграла «Каббала». И тут она будет способствовать падению Посвященных и внесет струю свежего воздуха в Ларсум.

Шустер вздохнул.

— Боюсь, этот процесс будет кровавым, — закончил он. — Если бы я был уверен, что в конечном счете он приведет к улучшению, я бы никогда этого не сделал, даже ради спасения наших жизней.

Паскаль выглядел сбитым с толку.

— Это слишком тонко для меня, — сказал он. — Подействует ли это?

— Если нам удастся в ближайшие недели доставить сюда генератор, я уверен, подействует. Херитаскор не дурак, хотя он и прирожденный теолог. Да и вообще среди Посвященных немало умных голов. И они истосковались по работе. Новшества будут распространяться, как взрывная волна. Мне кажется, что скоро начнется открытое обсуждение. Законным порядком Скетуло не сможет его запретить, а Посвященные будут слишком возбуждены, чтобы повиноваться незаконным приказам. Так что этому старому дьяволу будет чем заняться до конца жизни!

Ребо, губернатор Гирлигора, натянул поводья своего фастига, стоящего на вершине холма Энсум. Рукой в металлической перчатке он указал вниз.

— Аэске.

Дэвид Фолкейн прищурился, всматриваясь вперед против солнца. Отсюда город казался темным пятном, пересеченным рекой, сверкающей как раскаленный металл. Но вот его глаза уловили знакомые очертания, и сердце юноши дрогнуло.

— Наш корабль, — выдохнул он. — Мы почти на месте.

Ребо всматривался в окружающие поля и фруктовые сады.

— Нигде не видно войск, — сказал он. — Я вижу толпы горожан, но никаких войск. Но, несомненно, Посвященные знают о нас. Либо они перестали интересоваться нами, либо уже не в силах отомстить.

— Вы этого ожидали?

— Я не был уверен. Поэтому я взял с собой такой большой отряд собственных воинов… — закованная в металл фигура выпрямилась в седле. Его хвост со свистом рассек воздух. — Они нарушили закон, а не мы, поэтому нас не мучают угрызения совести. Дворяне больше не намерены терпеть тиранию Посвященных. Мои воины будут жалеть, если сегодня им не придется окровавить лезвия.

— Но я такого сожаления не испытываю, — Фолкейн вздрогнул.

— Что ж, — сказал Ребо, — мирным или военным путем, но вы причинили им столько вреда, сколько я не сумел сделать за всю жизнь. Наш мир уже никогда не будет таким, как прежде. Даже такая простая вещь, как тележка, взрывает сложившееся равновесие. И я использую освободившиеся силы, чтобы преодолеть границы Касунианских гор, я изменю структуру государства. Ваши люди в любое время станут желанными гостями в Гирлигоре.

Фолкейн виновато улыбнулся.

— Я не буду лгать вам, мой друг, — сказал он. — Может быть, наши люди больше никогда не появятся здесь.

— Я слышал об этом, — ответил Ребо, — но не придал значение. Может, и не поверил. Теперь это неважно, — он гордо повысил голос. — Однажды наши корабли прилетят к вам.

Он взмахнул боевым топором, подавая сигнал. Колонна всадников раздалась, и тяжелая тележка, влекомая двадцатью фастигами, показалась на вершине холма. Генератор и подъемный кран, приспособленный сверху, сверкали в лучах солнца. Водитель спустил тормоз — плоскую доску, чтобы тележка не сорвалась со склона. Гремя, звеня, брякая и дребезжа, громоздкое сооружение покатило вниз.