Дама с единорогом - Ольга Романовская

Двор был заполнен животными и людьми. Они копошились, укладывали что-то на повозки, перекрикивая друг друга бряцали оружием и под шумок щупали хихикающих служанок. Одна парочка вела себя особенно бесстыдно, и, серьёзно беспокоясь за бессмертие души обоих, священник вынужден был сделать им замечание. Ему были противны все эти мелкие ужимки и плоские шуточки, к которым прибегала местная челядь, чтобы не коротать в одиночестве тёмные вечера. И тут, посреди этого хаоса военных приготовлений, Бертран увидел Эмму Форрестер. В сопровождении Джоан она деловито объясняла служанке, куда следует положить мехи с вином. Тогда, в тот тревожный облачный день, когда полнеба заволокли низкие свинцовые тучи, он впервые увидел её волосы, которые она обычно тщательно убирала под головной убор. Сегодня на ней был не барбет, а простой белый платок, который сполз с висков и обнажил гладко зачёсанные назад каштановые волосы. Помниться, молодой священник подумал тогда, что Эмма Форрестер похожа на Мадонну. Внешнее сходство казалось ему бесспорным: тот же высокий чистый лоб, те же мягкие, будто святящиеся внутренним спокойствием, миром и добротой черты лица, тот же изящный изгиб шеи, поворот головы… И этот платок, оттенявший тёплую густоту её волос, он тоже был, как у Неё, державшей на коленях Спасителя.

Нет, это было кощунством, великим соблазном, искусом сравнить её с Заступницей человечества, и Бертран хотел немедленно покинуть этот дом, вертеп обыденного мирского разврата, жилище суеты, где витали мечты о преходящих земных благах, но она вдруг оказалась совсем близко от него. Он терпеливо ждал, пока взнуздают его мула и смотрел, смотрел, смотрел… И из тысячи душ, из тысячи страждущих ему первыми хотелось ввести в Рай двоих — мать и дочь, казавшихся ему чуждыми этому миру бессмысленного хаоса.

— Святой отец, как хорошо, что Вы ещё не уехали! — Заметив его, Эмма помахала священнику с того конца двора. Поправив платок, она отвела Джоан к крыльцу и велела стоять там и не мешаться под ногами, а после решительно направилась в сторону Бертрана. Он вдруг испугался, что она узнает о том богопротивном сравнении, возникшем в его мозгу и, быть может, всё ещё отражавшемся в его глазах, и поспешно отвёл взгляд, делая вид, что интересуется состоянием сбруи своего мула.

— Отец Бертран? — Она осторожно коснулась его рукава, привлекая к себе внимание. Священник вздрогнул и обернулся. Смущённо улыбнувшись, Эмма опустила глаза и пробормотала: — Я, наверное, отвлекаю Вас от серьёзных дел, от заботы о душах Ваших прихожан, но я посчитала, что именно сейчас…

Наконец она взяла себя в руки (из-за этих приготовлений у неё ум за разум зашёл) и объяснила, что, в виду сложившихся обстоятельств, Уитни больше не сможет заниматься с ним.

— Но почему? Для меня это вовсе необременительно.

— Меня заботит Ваша жизнь, святой отец. Я не хочу, чтобы Вы подвергали её опасности из-за моего Уитни, — покачала головой Эмма.

— Что такое земная жизнь, баронесса? Не юдоль ли страданий, ведущая к вечному блаженству? Тот, кто дорожит своей бренной плотью, не заботиться о здравии своей души. Тело — темница души, не о тюремщике стоит печься, а о пленнике.

— Всё так, святой отец, но теперь у Вас будет куда больше забот, — продолжала настаивать Эмма. — Души страждущих, страдающих, болящих потянутся к Вам, прося о помощи… До Уитни будет ли Вам?

Он вынужден был согласиться с её доводами, хотя был искренне убеждён, что мальчику необходимо продолжать заниматься. Впрочем, Бертран догадывался, что проблема вовсе не в нём, а в презренном металле. За учёбу нужно платить, а у Эммы Форрестер не было денег даже на новые башмаки.

— У меня всегда найдется время для такого славного ребёнка, как Ваш, — вежливо возразил Бертран. Он наконец понял, почему Эмма решила изъять Уитни из-под его опеки.

— Время сейчас дорого, слишком дорого, — покачала головой молодая вдова. Заметив, что Джоан по-прежнему путается под ногами у слуг, рискуя стать первой жертвой военной суматохи, она метнулась к девочке и схватила её за руку. — Джоан, — прошипела она, — я же велела тебе сидеть тихо!

Джоан плаксиво поджала губки и бросила заискивающий взгляд на священника, но не встретила в его глазах понимания. Что ж, придётся идти на кухню и снова тайком лакомиться сливками: все слишком заняты проводами дедушки, чтобы заметить пропажу нескольких дюймов содержимого из крынки.

— Сколько ей? — Бертран кивнул на девочку.

— Летом будет восемь, — рассеянно ответила Эмма Форрестер и подтолкнула дочь к крыльцу. Напоминание о возрасте её Джоан вновь вернуло её к ещё одной проблеме, которую ей предстояло решить. Может, священник поможет ей? Ведь не может быть, чтобы такая хорошая добродетельная девочка была никому не нужна. И она решилась.

— Святой отец, могу я обратиться к Вам с просьбой? — Эмма смущённо потупила глаза. Нет, всё же она что-то делает не так. В обход свёкра и свекрови… Но до того ли им?

— Сделаю всё, что в моих силах.

— Не могли бы Вы при случае рассказать о моей Джоан какому-нибудь хорошему человеку? Приданого за ней я дать не могу, но девочка неиспорченная, хорошо шьёт и готовит… Я ни на что не рассчитываю, но всё же…

Вместо ответа священник поклонился. Да, задача не из лёгких, и он вовсе не обязан помогать этой женщине, но он попытается. Род Форрестеров древний, так что всё возможно. Девочке, конечно, лучше готовиться к монастырской жизни, но она для неё не создана. Может, стоит написать брату и через него узнать, нет ли в соседних графствах человека, которому можно доверить руку маленькой Джоан? Пожалуй, он так и сделает, раз уж всё рано собирался написать ему; лишняя пара строк его не обременит.

— Вы ведь родом не из этих мест? — поинтересовался священник.

— Да, я из Шропшира.

— Из Шропшира? — удивлённо переспросил Бертран. — Значит, мы с Вами земляки. Род де Фарденов Вам ни о чём не говорит?

— Боюсь, что нет, — смущённо улыбнулась она. — Я была несмышлёной девчонкой, ненамного старше Мэрилин, когда вышла замуж и уехала из дома.

— У Вас там остались родственники?

— Да. Брат.

— Так попросите его помочь с браком Джоан. — Он сам боялся себе признаться, что рад снять своих плеч заботы о судьбе самой младшей девочки из рода Форрестеров.

— Боюсь, Артур ничем не сможет нам помочь, он, как и мы, едва сводит концы с концами, — грустно улыбнулась Эмма и сочла нужным добавить: — Моя просьба Вас ни к чему не обязывает, я не хочу обременять Вас, но при случае…

Бертран рассеянно кивнул и сел в седло. Нужно было подготовиться к службе. Честно говоря, он надеялся увидеть Эмму Форрестер в церкви. И она действительно пришла, скромно заняв место по левую руку от Мэрилин. От этого Бертрану стало спокойнее, даже пришла уверенность в том, что чаша страданий на этот раз минует этот край и война будет быстротечной. Дай Господь мира этим людям и помоги этой женщине, трепещущей за три детские жизни!