Продается Япония (сборник) - Саке Комацу

— Ничего подобного. Скорее, очень похожи. И если уж говорить откровенно…

— Совсем как человек, да?

— Разумеется, совсем.

— Почти неотличим…

— Да, решительно совсем как человек.

Он внезапно откинулся на спинку стула и, хлопнув в ладоши, разинул пасть так, что стали видны гланды. Я уже обрадовался было, что у него начался приступ эпилепсии, но, к сожалению, это оказалось просто приступом веселья. Он весь изгибался, взлаивал, как простудившаяся собака, вытирал слезы рукавом своей фланелевой куртки и говорил прерывающимся голосом:

— Ох, сэнсэй, умру… «Совсем как», говорите… Ей-ей, умру!.. Да ведь я же самый настоящий человек, сэнсэй! «Совсем как», говорите… Ну, вы меня совершенно убили!..

— Это что же, вы меня разыгрывали?

— А вы еще сомневаетесь?

— Ну, знаете ли, вы и фрукт, доложу я вам…

Он захохотал еще громче. Нечего сказать, лихо он со мной обошелся. Я ощутил жгучую горечь, словно мое сердце погрузили в крепкий рассол, но внезапно напряжение спало и все мне стало безразлично, и тут хохот моего гостя мало-помалу заразил меня. Мы хохотали дуэтом более трех минут. Он пружинисто, как натянутая резина, я — расслабленно.

7

Дверь вдруг без стука отворилась, и в комнату просунулось озабоченное лицо жены.

— Какого вы чаю желаете? — осведомилась она. Она силилась говорить небрежным тоном, но по всему было видно, что она подслушивала за дверью и исполнилась беспокойства. Когда мы принялись хохотать, она не выдержала и, воспользовавшись первым подходящим предлогом, вышла на разведку. Она открыла дверь в разгар идиотского ржания, и это вызвало у меня чувство протеста, но в то же время было приятно, что она волнуется за меня. Я понял, что обрел союзника на поле боя, и стал усиленно ей подмигивать, стараясь дать понять, что оснований для беспокойства нет, но она не понимала, и озабоченность все сильнее проступала на ее лице. Должно быть, нервная система гостя уловила мои сигналы. Его взгляд, как у теннисного судьи, несколько раз метнулся от меня к жене и обратно, затем, словно заметив нарушение правил, он уставился на жену и сказал:

— Чай — это превосходно… Ловлю вас на слове, мне бы чаю по-европейски… Европейский чай — самый обманчивый и безвредный из напитков. В отличие от зеленого чая или, скажем, от кофе решительно невозможно определить, дорогого он сорта или дешевого, если положить побольше лимона и сахара…

Только теперь я начал овладевать секретом обращения с этим человеком. Впутав сюда жену, я потеряю не только проценты, но и капитал. Мое подмигивание не достигало цели, и я стал показывать, будто отталкиваю ее ладонями, принялся раскачиваться и отчаянно мотать головой из стороны в сторону.

Жена, испугавшись, исчезла так же внезапно, как появилась. Тогда гость снова устремил взгляд на меня, яростно потер руки, словно разминая глину, и разразился вибрирующим смехом. Не знаю, смеялся ли он надо мною или смеялся над женой, приглашая меня присоединиться, во всяком случае, ничего приятного в его смехе не было. Голова у меня и без того была полна собственными заботами, и я не мог себе позволить заниматься чужими делами.

Однако до прихода женщины, звонившей по телефону, я должен был держать в узде свое внутреннее «я», готовое взорваться. Между тем яд, который оно выделяло, растекаясь по телу, сжигал меня. От нестерпимого зуда я непроизвольно прищелкнул языком и, чтобы замаскировать этот звук, опять натянуто хихикнул.

— Да, я — человек, — провозгласил мой гость, слегка наклоняя голову и демонстрируя деланную застенчивость. — В самом деле, сколько я ни хожу по улицам, ни разу меня не приняли за кого-нибудь еще…

— Никто и не сомневается. Глупости все это!

У него мгновенно опустились углы губ, и он зашипел торжествующим тоном:

— Ага, вот вы и признались. Значит, вы с самого начала были уверены, что я человек? А раз вы считали это ерундой, значит, вы с самого начала болтали мне что попало. Почему вы сразу не сказали мне напрямик, что марсианин не может быть совсем как человек?

Не зная, как поступить, я растерянно пробормотал что-то, а он с угрозой в голосе продолжал:

— Объясняйте, не скрывайте! Это же очень интересно. Или вы все-таки считаете, что марсианин может быть совсем как человек? Не верю. Это решительно невозможно, чтобы вы так считали. Сколько ни лгите, я все равно сорву с вас маску. Лучше уж сразу договоримся: вы мне не верите. Так?

— Видите ли…

— Чего там — «видите ли»… Бросьте разыгрывать невинность. Такая отъявленная ложь есть не что иное, как грубость. Превосходно, я решил вам ответить на эту грубость. Мой ответ прост и ясен, как дважды два. Короче говоря, сэнсэй, вы посчитали меня за сумасшедшего. Назвать меня сумасшедшим прямо в глаза вы не пожелали. Вы сделали вид, будто все в порядке, и стали ждать, пока я зазеваюсь, чтобы треснуть меня сзади по голове вот этим цветочным горшком и…

— Да нет, что вы…

— Вы опять лжете! Впрочем, логически рассуждая, принять меня за сумасшедшего было для вас вполне естественно, не так ли? А что это у вас такой вид? А-а, вот оно что… Теперь до меня дошло… Вы меня боитесь. Вы охвачены тревогой — еще бы, ведь вы разговариваете с сумасшедшим… И притом, кажется, буйным, а? Несомненно, какой-то благодетель вас предупредил. А кстати, мне кажется, что кто-то вам недавно звонил по телефону… Уж не моя ли это была жена?.. Ну-ну, не надо, что это вы так растерялись? Теперь уже лгать поздно. Так что она там насплетничала вам, моя супруга?

— Ничего она не насплетничала. Это был просто короткий разговор… Хотела удостовериться, пришли вы уже или нет…

— Скверно, скверно… Знаете, сэнсэй, как это ни странно, вы удивительно искренний человек. У вас на физиономии явственно проступает нечто прямо противоположное тому, что вы сейчас говорили. Ведь она вам сказала, будто я — буйный, всего три дня из больницы, не так ли? Ну вот, теперь все понятно. Ей же ничего не стоит наплести всякой ерунды. И вы, сэнсэй, — тут он внезапно наклонился вперед, — вы ей не верьте. Не хотелось бы мне рассказывать о нашем семейном позоре, но… Дело в том, что в действительности-то сошла с ума она, моя супруга. На вид она совсем обыкновенная женщина, и я бы не сказал, что она причиняет мне много хлопот, но что-то у нее там с наследственностью… Вы не обратили внимание на ее голос? Он несколько необычный…

— Гм… пожалуй. Какой-то этакий… пронзительный…

В ту же секунду он пристукнул по краю стола сложенными пальцами.

— Опять вы лжете! Прошу вас, сэнсэй, постарайтесь впредь не раздражать меня. А то у меня возникает такое чувство, будто под моей кроватью устроили себе гнездо полосатые москиты. Вы, разумеется, верите не мне, а моей супруге, и это вполне естественно, не так ли? Раз уж я, подозреваемый, утверждаю это, значит, так оно и есть, и нечего вам здесь путать. И прошу вас, давайте теперь говорить серьезно.