Счастье по случаю - Габриэль Руа

Он шел широким пружинящим шагом. Его фигура сильно выиграла от строевых упражнений. Походка стала тверже, голову он держал прямее, хотя она все же немного склонялась набок, как только он покидал строй и его не сковывала жесткая дисциплина.

Когда он дошел до улицы Бодуэн, глаза его светились радостной уверенностью. Он думал о том, что все-таки правильно поступил, не зайдя в магазин «Пятнадцать центов». Для этой первой встречи, которая отметит начало их новых отношений, лучше всего зайти к Флорентине домой, как положено, если они собираются встречаться по-настоящему. И он улыбнулся, подумав о том, что до сих пор просто боялся этих слов.

Он сразу же узнал нужный домик, хотя видел его всего один раз, в то утро — как оно ему запомнилось! — когда после церкви провожал сонную Флорентину. Он сразу же узнал его, но только сейчас заметил, какой это маленький и убогий домик, и к его влюбленности примешалась даже не жалость, а огорчение: «Как ей, такой кокетливой, такой впечатлительной, должно быть тягостно жить в этой лачуге!»

Не находя звонка, он нетерпеливо ударил кулаком в дверь; потом поднял голову и сунул пальцы за воротник мундира. На его лбу выступили мелкие капли пота. Он вытер их платком и улыбнулся, слегка выпятив губы, словно посмеиваясь над своей нервозностью.

Наконец какая-то незнакомая женщина с сердитым и усталым лицом отворила ему дверь.

Нет, Лакассы здесь больше не живут. Они переехали. Она не знает куда. Может быть, знает ее муж. Она сейчас его спросит.

Через бесконечно долгую минуту она вернулась с адресом, нацарапанным на клочке бумаги. Эманюэль схватил его и, бормоча слова благодарности, быстро ушел. Ему не сразу удалось отыскать этот дом — пришлось расспрашивать нескольких прохожих. Он находился в тупике, выходившем на улицу Дю-Куван. Тротуара не было. Дом прилепился к самому железнодорожному полотну, в какой-нибудь сотне шагов от станции.

Эманюэль был растроган при мысли о том, что недавно, когда он прогуливался по набережной, он, сам того не подозревая, подошел совсем близко к дому, где жила Флорентина.

В первую минуту он заколебался, постучать ли в переднюю дверь. Чтобы добраться до нее, надо было пройти вдоль самых рельсов, а на двери лежал такой густой слой сажи, словно ее не отворяли уже многие месяцы. Наконец он решился, осторожно постучал по косяку, и почти тотчас же появилась запыхавшаяся Роза-Анна.

Она сразу узнала его, хотя не видела с той далекой поры, когда ходила к ним делать всякую домашнюю работу. Лицо ее засветилось радостью.

— Ах, это вы, мосье Эманюэль! — сказала она.

На ней был просторный, не стянутый поясом халат, и, по-видимому, она только что оторвалась от уборки — ее лицо было в пыли.

Она захотела, чтобы он обязательно вошел и посидел у них. Настаивая на этом, она провела его в единственную комнату, которую успела сделать чистенькой и приветливой, в комнату, где портреты родителей и изображения святых в сотый раз воскресили их обычную семейную атмосферу. Он не смог отказать Розе-Анне в этом знаке уважения и вежливости, но, сидя перед ней, мучительно ждал, когда же она его успокоит. Наконец она заговорила о том, что его волновало. Ибо по застенчивости он ни слова не сказал о цели своего визита, надеясь, что Роза-Анна догадается и сама.

— Вы хотели повидаться с Флорентиной? — спросила она, заметив выражение его лица.

Эманюэль улыбнулся и быстро кивнул.

— Она еще не вернулась, — проговорила она и опустила глаза.

Наступило молчание. Роза-Анна в полном смущении ломала голову над тем, как бы объяснить странное поведение Флорентины в последние дни, не огорчив молодого человека и, главное, не оттолкнув его. Но как могла она сказать, что Флорентина возвращается домой только для того, чтобы есть и спать, и даже в эти минуты замыкается в пугающем безмолвии? Как сказать ему, что Флорентина — уже не та веселая, беспечная девушка, с которой он познакомился как-то вечером? Однако она видела во взгляде Эманюэля такую искренность, такую твердость характера, что готова была признаться ему в том, о чем не могла бы рассказать даже Азарьюсу. А кроме того, быть может, именно Эманюэль и сумеет вернуть Флорентине ее прежнюю веселость, ее утраченную живость. Ведь, судя по всему, она могла скучать все это время как раз о нем. Розе-Анне только и оставалось, что строить догадки — Флорентина уклонялась от каких-либо объяснений с того дня, как убежала из дому. Вернувшись на другое утро, она ни слова не сказала о своем странном поступке; она заявила только, что слишком устала, слишком изнервничалась и потому вовсе не думала о том, как себя ведет.

Роза-Анна подняла голову, и на мгновение в ее глазах загорелась надежда.

— А вы не заходили в магазин? — спросила она. — Может быть, она задержалась на работе дольше обычного. В субботние вечера…

Он недоверчиво улыбнулся, отчетливо понимая, что Флорентина никак не могла оставаться в магазине так поздно. Роза-Анна продолжала:

— Иногда она ночует у своей подружки, Маргариты Летьен. Может быть, она и сегодня к ней пошла. Иногда они ходят вместе в кино, ну, или там гуляют, если погода хорошая…

Она умолкла в полном замешательстве: Эманюэлю, разумеется, должно показаться странным, что мать понятия не имеет, где проводит вечер ее дочь. Тогда — чтобы переменить тему, а может быть, чтобы поблагодарить его за визит, показать ему, как она рада и как уважает семью Летурно, — она принялась расспрашивать молодого человека о каждом из его родственников. Но она все еще говорила очень сдержанно.

— Как поживает ваша сестрица Мари и ваша матушка? — сказала она. — Передайте им, пожалуйста, что я всегда помню о них.

— И они тоже вас не забывают, — поспешил ответить Эманюэль несколько рассеянным тоном, так как из всего, что ему говорила Роза-Анна, он обратил внимание только на одно: Флорентина сейчас, наверное, у своей подружки Маргариты.

Он поднялся с места — не резко, но настолько нетерпеливо, что Роза-Анна сразу все поняла и не стала его удерживать. Она проводила его до двери и еще раз довольно неловко попросила его передать наилучшие пожелания родителям. Потом она постояла на пороге, глядя ему вслед, как это делают в деревне, и крикнула:

— Теперь вы уже знаете дорогу, так наведывайтесь к нам! Может быть, в другой раз вам повезет больше.

Внезапно с чувством щемящей нежности она вспомнила, как в давние времена прощалась с Азарьюсом, вот так же прислонясь к дверному косяку, и кричала ему вслед сквозь ветер, пригибавший траву перед домом: «Возвращайся… теперь ты уже знаешь дорогу…» И ее вдруг охватило такое волнение, что она поспешно бросилась назад в комнату, ослепленная каким-то непонятным сожалением, неожиданным возвратом юности.

Тем временем Эманюэль, разбрасывая тяжелыми башмаками гравий насыпи, уже почти скрылся из виду. На переезде, где железнодорожная линия пересекается с улицей Дю-Куван, он на минуту остановился, раздумывая. Он тут же решил искать Флорентину, если понадобится, даже у Маргариты. Затем он снова пустился в путь, на сей раз по направлению к переулку Сент-Зоэ, так как помнил одну Маргариту Летьен, жившую в этом дальнем конце квартала, и был почти уверен, что это и есть подружка Флорентины. Он продолжал идти бодрым шагом, но сердце его печально сжималось. Правда, пока еще он не очень тревожился. Он только опасался, что ему предстоит провести этот прекрасный вечер без Флорентины. Без Флорентины, которая шла бы рядом с ним, как это представлялось ему в мечтах. Но уже из-за одного этого вечер показался ему бесцветным и скучным. У него было так мало времени. Две недели отпуска пройдут быстро. Нужно было превратить каждую минуту в две.

Маргариты дома не оказалось. Ее тетка не знала, куда она ушла.

В глубине души Эманюэль весь вечер опасался этой минуты, когда доводы холодного рассудка возьмут над ним верх и он неминуемо столкнется с мучительными сомнениями. Думает ли еще о нем Флорентина? Ведь их дружба была такой краткой! Не появились ли у нее новые друзья за время его отсутствия?

Он побрел по улице Нотр-Дам, то отбрасывая все мысли, способные ввергнуть его в отчаяние, то, отдаваясь сомнениям, как отдается стихиям открытое, распаханное поле, обнаженная земля. Но он отказывался от надежды только для того, чтобы минуту спустя цепляться за нее с еще большим упрямством. Временами его охватывала уверенность, что он сегодня же вечером встретится с Флорентиной. Тогда он начинал присматриваться к девушкам, которые прогуливались, потом стал обращать внимание только на тех, которые шли с молодыми людьми. В словах Розы-Анны, вдруг вспомнилось ему, чувствовалась какая-то недоговоренность — может быть, Флорентина ушла гулять с каким-нибудь другом? Он подумал о Жане Левеке, и лоб его пересекла морщина. Но возможно ли, что Жан и Флорентина — друзья? Ведь они беспрестанно ссорились? Однако случается и такое. Бывает, что люди постоянно ссорятся, все время причиняют друг другу боль и тем не менее не могут преодолеть взаимного влечения… Но, подумав, он решил, что дружба между Флорентиной, чье самолюбие было ему хорошо известно, и язвительным насмешником Жаном совершенно невозможна. К тому же Жан прислал ему короткое письмо, в котором сообщал, что навсегда покидает Сент-Анри и будет теперь работать в Сен-Поль-Лермит. Внизу стоял постскриптум: «Меня ждут большие дела».