Воины Новороссии. Подвиги народных героев - Михаил Иванович Федоров

ну где-то месяц, полтора. Потом ему что-то начало не нравиться. «Я — Пересвет, — говорит. — Я буду Пересветом». И все, взял себе позывной «Пересвет». Еще могу сказать: нечеловеческой силы человек. Прошу прощения за тавтологию. Очень сильный. Очень целеустремленный. Очень верующий человек. То есть у него каждый прием пищи был ритуалом. Любил он кушать очень много. Любил он кушать долго. Любил он кушать по церковным канонам. Я просто далек от церкви и особо не знаю, но подмечал всегда: вот, перед тем как попить водичку, он ее покрестит. Еду какую, перед тем как есть, перекрестит. Юморок у него был своеобразный. Мы с ним люди немножко разных поколений, ему тридцать шесть лет, а мне двадцать один, понимаете. И на войну я поехал в двадцать, и мы с ним немножко с разных планет, грубо говоря. Жорик, он консервативный человек, он очень запасливый, кстати, был. Это я в командировке подметил. Любил бокс, спорт. Для него бокс вообще одно из его увлечений. Я помню, как он показывал на двери, как Тайсон бьет. Это было на Гостомеле в Киевской области. Вот так…

— Мне мама рассказывала, что когда на срочке был, там выяснял отношения с дагестанцами…

— Я даже не удивлен, на самом деле…

— Вот видите, он огромный дяденька Гулливер, и тут вы. Он для вас папаша или брат?

Спецназовец Авраменко

— Скорее как брат. То есть мы с ним на дружеских отношениях. С ним хорошо общались, вот конкретно я. Потому что я сам по себе такой человек: либо нейтралитет, либо мы друзья. Никак иначе. То есть мы ни с кем не враждуем, кроме явных врагов, понятно, что да, он враг. А Жорик таким не был. Общались мы с ним очень хорошо, и я помню в самом начале, когда только-только познакомились, мы часа два с ним потратили. Ну, про футбол общались, как он раньше в футбол играл и все остальное. И не только про футбол. Но про спорт в основном.

— Мне мама рассказывала, что он фанатиком был, должен знать все про оружие. И по физподготовке, то есть не шланговал.

Сергей:

— Он все: «Я — спецназ. Я — спецназ». И все соответственно. А чтобы быть в спецназе, надо спецназу соответствовать. Жора соответствовал.

— А какие-то случаи расскажите… Ну, где Жора удивил, что ли…

— Ну это надо сидеть и лопатить всю командировку…

— Я сначала не придал значение Гостомелю, а когда вник: Отважные ребята там бились. Как назвали «Двести спартанцев»…

Сергей:

— Представляете, сколько там событий за день произошло, особенно на Гостомеле.

— За день! А еще вокруг… Можно испугаться, и боязнь какая-то. Мы же люди. Как такие события переносил Жора?

— Жора переносил спокойно. Это я точно помню. Спокойно. У него не было какой-то излишней суеты. Паники. Может, он это не показывал. Хотя все равно чужая душа — потемки. Но все вот эти тяготы, обстрелы очень спокойно переживал.

— А, может, потому что в Бога верил?

— Возможно. Просто мы с ним на том направлении не плотно вместе работали. Мы в разных дозорах с ним, поэтому каждый дозор держал свой отведенный участок. А наши участки с ним не пересекались. Поэтому я особенно и не расскажу. Да, мы ходили на задачу, но тоже сильно не пересекались, потому что я в главном дозоре. Я группу веду, я хожу в голове группы. Ну, по названию понятно. Жора ходил, по-моему, в правом или в тыловом дозоре. Но это не значит, что он сзади где-то там отсиживался. В правом дозоре он ходил. Да, правый дозор. У нас вся группа, она мобильная. Вне зависимости левый ты дозор, правый дозор, он в любой момент может головным стать. Даже если ты тыл, даже если ядро, потому что в любой момент могут с любой стороны напасть, особенно со спецификой нашей работы.

— После Гостомеля он был в Первомайском, где и погиб. Вы с ним в тех боях участвовали?

— Нет, в этих боях я был не с ним. В эти моменты, особенно, когда он погиб, он был в другой группе и в другом отряде. Такая история…

— Но бригада та же самая?

— Да, просто он был в другом отряде. И работал с ними. А в момент его гибели я уже был по ранению в госпитале.

— Скажите, вы же и пленных брали, в Гостомеле том же… Что можете сказать о них…

— Честно, я даже удивлялся, что у нас пленные слишком вальяжно себя чувствуют. И курит он сидит, и руки у него не связаны. И он лицом в пол не лежит. С ними такое бережное отношение, я даже удивлялся порой. Но тоже зависит от категории пленного. Если это просто дядечка, которого просто забрали в армию, соответственно, он будет дядечкой и в плену. Особой информации он не даст. Ничего особенного не сообщит. А если это человек, так скажем, нацистских наклонностей и мировоззрения, да, ему будет немножечко похуже. Как-то вот так…

— Скажите, вот названа улица в честь Георгия, мемориальная доска на школе, а у вас в части он как-то отмечен? Вот есть танковый батальон, он с Северного флота, с Печенги. Так у них сделали мемориал и там фото погибших…

Сергей:

— У нас было два мемориала, у нас и храм на территории части, в который Жора любил ходить, насколько я помню. Вокруг храма у нас аллея, где люди и в чеченскую… Короче, начиная с чеченской кампании и до 2020 года — погибшие были. И они там отражены. А о новых, кто в этих событиях нас покинул, пока ничего не делали, но это сделают обязательно. У нас в бригаде ценят память о людях. У нас людей любят, ценят и берегут. Поэтому каждая потеря для нашей бригады — это очень больной удар. Память о наших пацанах священна. Поэтому у нас два мемориала: один вокруг храма, второй прямо на плацу. Большой гранитный памятник. Там, например, Герой России Анатолий Лебедь.

— Мне про него мама Георгия сказала. Яркий воин…

Сергей:

— В нашей бригаде был.

— Он погиб в 2012 году, а Георгий служил с 2009 по 2012-й в бригаде. И видимо, знал его.

— Да, с ним пересекался…

— Но у вас и Вадим Иванович…

— Вадим Иванович Паньков. Это командир, которому любой человек нашей бригады хоть каждый день может говорить огромнейшее спасибо, и, мне кажется, один из самых уважаемых людей в стране.

— А почему «спасибо»? Это же великая