Декабристы. Перезагрузка. Книга вторая - Алексей Леонидович Янов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Успех начавшей разгон императорской конницы Константину Павловичу, все это время находящемуся при главнокомандующим 1-й армии Остен-Сакене, казался несомненным. Император любовался порядком, с каким кавалерийские корпуса, сперва шагом, затем рысью, а потом, наконец, и во весь опор, непрестанно громимые батареями мятежников, понеслись напролом, нацелившись на бывшие гвардейские полки, быстро перестраивающихся в каре. Мятежные гвардейцы успели дать два-три залпа по атакующей на галопе кавалерии, но и этого хватило, чтобы шедшие в авангарде кирасиры начали отворачивать коней, их латы оказались слабой защитой от новых пуль. Шедшие во второй волне конные егеря попытались исправить неудачу кирасир, но и они отгребли, а несколько десятков смельчаков осмелившихся доскакать до кареев были выбиты из седел штыками и прикладами. Третья атака улан оказалось такой же безуспешной, как и первые две попытки. Обогнув гвардейцев, под огнем укрепленных флешами и редутами артиллерийских батарей, императорская кавалерия поскакала дальше, в поисках более слабого противника. Но если быть честным, все висело волоске, стоило лишь, хоть на самое короткое время, в рядах гвардейцев водвориться паники, то они были бы моментально втоптаны в землю.
Ринувшись вперед, московские кавалерийские дивизии, сразу же оказались в крайне невыгодном положении, в какое только может попасть кавалерия перед лицом неприятеля. Закрепившиеся на возвышенностях егерские полки, доминируя над местностью, с высоты своих холмов незамедлительно открыли перекрестный кинжальный обстрел. В зоне пулевого поражения совершенно неожиданно для противника оказалось всё поле. Поначалу слабый, больше беспокоящий огонь по мере продвижения роялистской конницы вперед становился для нее все более и более губительным, в дополнении ко всему к новым винтовкам и пулям присоединилась артиллерия. Ряды перешедшей на рысь конницы редели прямо-таки с пугающей скоростью, ежесекундно. Высокий темп стрельбы нашей артиллерии, конечно, не мог поддерживаться бесконечно долго, но, тем не менее позволял делать около тридцати залпов картечью по батальонной колонне, атакующей быстрым шагом, около восемнадцати по атакующей бегом и в среднем восемь-девять залпов – по атакующей на галопе кавалерии. Такая скорострельность была убойным средством как против пехоты, так и против кавалерии при условии достаточного количества орудий на длину атакованного фронта, а пушек у нас хватало – полгода их выдавала «на гора» как петербургская промышленность, так и резко активизировавшиеся зарубежные поставки.
Но, тем не менее, царские эскадроны, проявляя завидные храбрость и упорство, продолжили начатую атаку. Лихой кавалерийский наскок на стоящие уступами укрепленные пехотные редуты, люнеты и флеши, как и следовало ожидать, оказался крайне малоэффективным. Укрытые земляными насыпями пехотинцы, артиллеристы непрестанной стрельбой и пироксилиновыми гранатами выкашивали обступившую укрепления кавалерию со страшной силой.
Упёршись в непреодолимую стену огня, царская конница начала было оттягиваться назад, ожидая подхода подкреплений в лице собственной пехоты, но неожиданно для себя оказалась под ударом наших засадных гвардейских эскадронов. Московская кавалерия, на уставших конях, дезорганизованная начавшемся отступлением, развалившись отдельными группами, в состоянии физического и морального упадка встретила разящий удар свежих гвардейских конных частей.
Последовал кавалерийский бой, где своё веское слово сказало лучшее вооружение революционной кавалерии. Как только митральезы, существенно проредив ряды противника замолчали, израсходовав весь боезапас, следом произошло то, что военная наука XIХ в. называла «кавалерийским шоком». Посредством подзорной трубы я смог лично убедиться, что столкновения кавалерийских масс по праву и вполне заслуженно во все времена считалось одним из самых жестоких военных эпизодов. Страшное, холодящее кровь столкновение, сразу переросло в чудовищную по своим масштабам мясорубку. Всё происходило быстро, на скорости и в постоянном движении. В первые же секунды боестолкновения - "шока", под громовое «ура!», конское ржание и звуки ломаемых саблями костей, наземь упали сотни людских и конских тел, корчащихся в ужасных муках или же недвижимо замерзших на месте, но все равно затаптываемых копытами разогнавшихся, забрыженных кровью коней. Целые конские табуны без всадников, разметав гривы, ржали, бегали посреди мёртвых и раненых. Зрелище было по-апокалиптически жутким, но, к счастью, недолгим.
Часть вражеской конницы, под давлением их визави, неожиданно выплеснулась на наш хорошо укрепленный монастырь так еще и не принявшему участие в бою, но зато под завязку набитый московцами.
Что именно произошло - сразу было не так просто понять. Началась ружейно-винтовочная стрельба, заполошно заработала наша монастырская артиллерия. Кони, на которых мы сидели, оглядывая с возвышенности батальные сцены беспокойно заржали. Высокопоставленные представители ставки переглянулись.
- Похоже, наш монастырь подвергся атаке! – воскликнул начальник Генштаба Волконский.
Оспаривать очевидные факты никто из числа здесь присутствующих не собирался, а между тем, стрельба и артиллерийская канонада усиливалась с каждой секундой. Волконский пытался ещё что-то говорить, но из-за грохота разобрать его уже было невозможно. Совсем рядом послышался свист пуль, дальше изображать из себя мишень в мои планы не входило, поэтому я совершенно рефлекторно, не думая о последствиях, соскочил с коня, укрывшись за его корпусом, а из седельной кобуры вытащил пару пистолетов. Однако, следовать моему примеру никто не спешил, штабисты, придав себе для пущего эффекта побольше хладнокровия, продолжали как ни в чём не бывало восседать на лошадях. Выглядеть трусом в чьих бы то ни было в глазах в мои планы совершенно точно не входило, а потому, выход виделся только один. Взмахом пистолета я привлек внимание Фонвизина и жестами, поскольку из-за грохота боя говорить было совершенно невозможно, указал ему, что направляюсь к переднему краю редута, к ведущим там бой стрелковым подразделениям. И, стараясь не пригибаться, держа спину прямой, как кол, размеренным шагом пошёл к ведущей бой ближайшей стрелковой роте.
С ног до головы покрытые пылью фузилеры расположившись на банкетах (ступеньках для стрелков) вели огонь без перерывов. С тупым ожесточением перезаряжали и снова стреляли. От ответного огня на гребне вала их защищал бруствер из фашин, за которым помимо стрелков размещалась еще и артиллерия. И результаты этой стрельбы были просто превосходными - внизу у подножия редута и во рву глубиной около двух метров и шириной четыре метра ежесекундно росло и множилось конно-людское кладбище.
Обступившие монастырь громады неприятельской кавалерии, испытав на прочность монастырские укрепления, обломавши здесь зубы, бросились опрометью во всех возможных открытых для отступления направлениях.
Царская же кавалерия в целом, подвергшаяся за столь короткое время сначала губительному обстрелу дальнобойным оружием, затем
