Призрак - Ю Несбё

— Она страдает, — сказал Олег. — Ветеринар усыпит ее одним уколом. Ей совсем не будет больно.

— Никто не станет колоть Руфусу дешевый звериный наркотик, — сказал я, заряжая шприц.

— Ты спятил? — спросил Олег. — Здесь «скрипки» на две штуки.

Может быть. Но как бы то ни было, Руфус покинул этот мир хреновым бизнес-классом.

Кажется, я помню, что по пути домой было пасмурно. Во всяком случае, не было ни Синатры, ни песен.

Когда мы вернулись в Осло, Олег стал бояться того, что будет дальше. Сам же я был на удивление спокоен. Как будто знал, что старикан не станет нас трогать. Мы ведь были двумя безобидными джанки,[44] опускающимися все ниже и ниже. Нищими, безработными и постепенно лишившимися запасов «скрипки». Олег выяснил, что слову «джанки» больше ста лет. Оно появилось, когда первые героинисты украли из Филадельфийского порта металлолом и продали его, чтобы потратить выручку на наркотики. И мы с Олегом делали в точности то же самое. Мы стали пробираться на строительные площадки у порта в Бьёрвике и красть все, что попадалось под руку. Медь и инструменты были бесценным уловом. Медь мы продавали торговцу ломом в Калбаккене, инструменты — паре литовских рабочих.

Но со временем, когда и другие начали заниматься тем же, заборы стали выше, сторожей больше, в картине появились легавые, а покупатели пропали. И вот мы остались ни с чем, с жаждой, хлеставшей нас, как взбесившийся погонщик рабов, сутки напролет. И я знал, что мне надо придумать по-настоящему хорошую идею, окончательное решение наших проблем. И я придумал.

Конечно, Олегу я ничего не сказал.

Я готовил свою речь целый день. А потом позвонил ей.

Ирена только что вернулась домой с тренировки. Казалось, она почти рада слышать мой голос. Я говорил без остановки в течение часа. Когда я закончил, она плакала.

На следующий вечер я пошел на Центральный вокзал Осло встречать поезд из Тронхейма.

Когда она обнимала меня, по ее щекам текли слезы.

Такая юная. Такая заботливая. Такая ценная.

Я уже говорил, что никогда никого не любил по-настоящему, я это знаю. Но я был очень близко к тому, чтобы полюбить, потому что сам чуть не расплакался.

Глава 33

Через приоткрытое окно в номере 301 Харри услышал, как где-то в сумерках церковные колокола пробили одиннадцать раз. В том, что горло и шея болели, был один положительный момент: они не давали ему заснуть. Харри встал с кровати и сел на стул, прислонившись к стене возле окна, чтобы оказаться лицом к двери с винтовкой в руках.

Он остановился у стойки портье и попросил дать ему мощную лампочку, чтобы поменять перегоревшую в комнате постояльца, который очень устал и не может спуститься, и молоток, чтобы прибить пару гвоздей, вылезших из дверной коробки. Харри сказал, что сам все починит. После этого он заменил слабую лампочку в коридоре над своей дверью и воспользовался молотком для того, чтобы оторвать дверную коробку.

С того места, где он сейчас сидел, в дверных щелях он увидит тени, когда они придут.

Харри снова закурил. Проверил винтовку. Докурил оставшиеся в пачке сигареты. Церковные колокола пробили в темноте двенадцать раз.

Раздался телефонный звонок. Это была Беата. Она сказала, что добыла копии четырех из пяти списков, составленных патрульными машинами, курсировавшими по району Блиндерна.

— Последний экипаж уже передал свой список в Оргкрим, — сказала она.

— Спасибо, — ответил Харри. — Ты забрала пакеты у Нади из «Шрёдера»?

— Да-да. Я сказала судмедэкспертам, что это срочно. Они сейчас анализируют эту кровь.

Пауза.

— И? — спросил Харри.

— Что «и»?

— Я знаю эту интонацию, Беата. Есть что-то еще.

— Анализ ДНК невозможно сделать за несколько часов, Харри, потребуются…

— …дни, прежде чем мы получим окончательный результат, — закончил Харри.

— Да, пока он не окончательный.

— Насколько не окончательный? — Харри услышал звук шагов в коридоре.

— Как минимум пять процентов вероятности, что результат окажется неверным.

— Ты получила предварительный результат анализа на ДНК, так ведь?

— Мы используем предварительные результаты, только чтобы выяснить, кем этот человек точно не может быть.

— Ну и какие же у тебя получились совпадения?

— Я не хочу ничего говорить, пока…

— Давай.

— Нет. Но я могу сказать, что эта кровь не принадлежит Густо.

— И?

— И она не принадлежит Олегу. Доволен?

— Очень доволен, — произнес Харри и почувствовал, как дыхание его стало тише.

— Но…

Тень на полу под дверью.

— Харри?

Он положил трубку. Направил винтовку на дверь. Подождал. Три коротких удара в дверь. Он ждал. Слушал. Тень не уходила. Харри прокрался вдоль стены к двери, стараясь не выходить на вероятную линию огня. Выглянул в дверной глазок.

Он увидел мужскую спину.

Прямая куртка была такой короткой, что из-под нее выглядывал пояс брюк. Из заднего кармана торчала какая-то черная тряпка, должно быть шапка. Но ремня на нем не было. Руки плотно прижаты к бокам. Если у человека было оружие, оно, вероятно, находилось в кобуре на груди или на внутренней стороне бедра. Ни то ни другое не являлось обычным способом ношения оружия.

Мужчина повернулся к двери и дважды ударил, на этот раз громче. Харри, затаив дыхание, изучал искаженное глазком лицо. И все же в этом искаженном лице было что-то знакомое. Характерно выступающая вперед нижняя челюсть. Человек почесывал свой подбородок карточкой, висевшей на шнурке у него на шее. Похожей на удостоверение личности полицейского, отправляющегося на задержание. Черт! Полиция опередила Дубая.

Харри помедлил. Если у парня имеется ордер на арест, то у него должна быть и голубая бумажка с ордером на обыск, которую он уже предъявил портье в обмен на мастер-ключ. Мозг Харри работал. Он прокрался обратно, прислонил ружье к платяному шкафу. Вернулся к двери и открыл ее. Спросил: «Что вам надо и кто вы такой?», быстро осматривая коридор в обоих направлениях.

Мужчина не отрывал от него глаз.

— Черт, ну и видок у тебя, Холе. Можно войти?

Он предъявил удостоверение полицейского. Харри прочитал его.

— Трульс Бернтсен. Ты работал на Бельмана, так ведь?

— Все еще работаю. Тебе привет от него.

Харри сделал шаг в сторону и позволил Бернтсену пройти вперед.

— Уютненько, — заметил тот, осматривая номер.

— Садись, — сказал Харри, указывая рукой на кровать.

Сам он опустился на стул у окна.

— Хочешь жвачку? — спросил Бернтсен, протягивая ему упаковку.

— Дырки в зубах будут. Что тебе надо?

— Как всегда, море дружелюбия?

Бернтсен разразился хрюкающим смехом, свернул пластик жвачки, опустил в ящик нижней челюсти и уселся.

Мозг Харри регистрировал интонации, язык тела, движения глаз, запах. Мужчина был расслаблен, но представлял собой угрозу. Открытые ладони, никаких резких движений, но глаза собирают информацию, читают ситуацию, ведут подготовку к чему-то. Харри уже пожалел, что выпустил винтовку из рук. Отсутствие разрешения на ношение оружия в данный момент было не самой большой его проблемой.

— Дело в том, что мы нашли кровь на рубашке Густо Ханссена после осквернения его могилы на Западном кладбище вчера вечером. Анализ ДНК показывает, что это твоя кровь.

Харри наблюдал, как Бернтсен аккуратно складывает серебряную бумажку из-под жвачки. Теперь он вспомнил этого полицейского. Его называли Бивис. Мальчик на побегушках у Бельмана. Глупый и умный. И опасный. Плохой вариант Форреста Гампа.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь, — сказал Харри.

— Ладно, — со вздохом произнес Бернтсен. — Может, в регистре ошибка. Тогда бери свои обноски, и поехали в Полицейское управление, возьмем новые анализы крови.

— Я ищу одну девушку, — сказал Харри. — Ирену Ханссен.

— Она похоронена на Западном кладбище?

— Во всяком случае, ее ищут с лета. Она — неродная сестра Густо Ханссена.

— Это новость для меня. Все равно тебе придется поехать со мной в…

— Она посередине, — продолжал Харри. Он достал из кармана пиджака фотографию семьи Ханссенов и протянул ее Бернтсену. — Мне нужно немного времени. Не много. Потом вы поймете, почему я должен был поступить именно так. Я обязуюсь сдаться добровольно через сорок восемь часов.

— Сорок восемь часов, — произнес Бернтсен, изучая фотографию. — Хороший фильм. Нолти и тот негр. Макмёрфи?

— Мёрфи.

— Точно. Он стал каким-то несмешным. Странно, да? У тебя было что-то, и вдруг в один прекрасный день ты просто взял и потерял это. Как тебе кажется, что бы ты почувствовал в такой ситуации, Холе?