Шри Ауробиндо. Тайна Веды - Шри Ауробиндо

ūrdhvā naḥ santu komyā vanānyahāni viśvā maruto jigīṣā ǁ

3. Восхваленные, Маруты, будьте благосклонны к нам, восхваленный, владыка изобилия, стал всецело благодатным. Да вознесутся ввысь наши желаемые услады[74] , о Маруты, ввысь – все наши дни через волю к победе.

asmādahaṁ taviṣādīṣamāṇa indrād bhiyā maruto rejamānaḥ ǀ

yuṣmabhyaṁ havyā niśitānyāsan tānyāre cakṛmā mṛḷatā naḥ ǁ

4. Я, покоренный этим могучим, дрожа от страха перед Индрой, о Маруты, убрал прочь приношения, которые были приготовлены для вас. Будьте милостивы к нам.

yena mānāsaś citayanta usrā vyuṣṭiṣu śavasā śaśvatīnām ǀ

sa no marudbhirvṛṣabha śravo dhā ugra ugrebhiḥ sthaviraḥ

sahodāḥ ǁ

5. Ты, благодаря кому движения ума становятся сознательными и светоносными[75] с рассветами, благодаря яркой силе[76] непрерывающихся Зорь, о Бык стад[77] , утверди в нас с помощью Марутов вдохновенное знание – с помощью их в их силе ты силен, тверд и даруешь мощь.

tvaṁ pāhīndra sahīyaso nṝn bhavā marudbhiravayātaheḷāḥ ǀ

supraketebhiḥ sāsahirdadhāno vidyāmeṣaṁ vṛjanaṁ jīradānum ǁ

6. Ты, о Индра, защити Силы[78] в их умноженной мощи; усмири свой гнев, направленный против Марутов, ибо ими, в исполненности силы твоей, поддерживаются те, у кого правильные восприятия. Да обретем мы стойкое побуждение, которое принесет нам быстрый прорыв.

В продолжение беседы Индры и Агастьи этот гимн есть мольба Агастьи об умилостивлении Марутов, поскольку он прервал жертвоприношение им по требованию более могущественного божества. Косвенным образом гимн связан по мысли с гимном 165 из той же первой мандалы, с беседой Индры и Марутов, в которой заявлено верховенство Господина Небес, а сонмы этих менее значимых сияющих божеств признаются в качестве подчиненных сил, которые наделяют людей устремленностью к высшим истинам, принадлежащим Индре. «Давая энергию вашего дыхания их мыслям яркоцветным, станьте в них побудителями к познанию моих истин. Всякий раз, как вершитель деяний готовится приняться за труд, а разум мыслителя творит в нем нас, о Маруты, направляйтесь непременно к этому озаренному провидцу», – приказывает Индра подчиненным ему божествам в заключение беседы.

Эти стихи с достаточной ясностью устанавливают психологическую функцию Марутов. Маруты, в полном смысле, не есть боги мыслительного процесса, скорее они боги энергии; тем не менее, именно в уме их энергии приобретают действенность. Для несведущего арийского богопочитателя Маруты были силами ветра, бури и дождя; чаще всего они ассоциируются с образом бури, о них говорят, как о Рудрах, яростных и порывистых, – это имя они разделяют с богом Силы, с Агни. Хотя подчас Индра и описывается как старший из Марутов, indrajyeṣṭho marudganaḥ, все же представляется, что вначале Маруты соотносились с Ваю, с Богом Ветра, который в ведийской системе является Владыкой Жизни, вдохновителем того Дыхания или динамической энергии, именуемой Прана, которая в человеке проявлена в виде его витальной и нервной деятельности. Но это только часть их облика. Блистательность не менее характерна для Марутов, чем порывистость. Сияет все, что с ними связано, – они сами, их сверкающее оружие, их золотые украшения, их великолепные колесницы. Они не только посылают дождь, воды, щедрость небес, не только сокрушают все устоявшееся, чтобы расчистить место для новых движений и новых формаций, – эти функции они разделяют с другими богами, с Индрой, Митрой, Варуной, – но, как и эти боги, Маруты тоже являются соратниками Истины, творцами Света. И это то, о чем молит их риши Готама Рахугана: «О вы, обладающие блистающей силой Истины, проявите ее своим могуществом; пронзите ракшаса своею молнией. Скройте сокрывающую тьму, прогоните всех пожирателей, сотворите Свет, которого мы жаждем» (I.86.9, 10). А в другом гимне Агастья говорит им: «Они несут с собой сладость (Ананды) как вечное свое потомство и разыгрывают свою игру, блистательные в деяниях знания» (I.166.2). Следовательно, Маруты – это энергии разума, энергии, которые способствуют познанию. Они связаны не с установленной истиной, не с рассеянным светом, но с движением, поиском, вспышками молний, когда же Истина обнаружена – с многообразной игрой ее отдельных озарений.

Мы видели, что в беседе с Индрой Агастья неоднократно упоминал Марутов. Они – братья Индры, а потому бог не должен карать Агастью, который борется за обретение совершенства. Маруты – орудия бога в достижении этого совершенства, и Индра должен использовать их в этом качестве. В заключительном стихе, выражающем смирение и примирение, Агастья просит бога вновь вступить в беседу с Марутами и договориться с ними, дабы жертвоприношение могло быть продолжено в порядке и согласии с божественной Истиной, к которой оно и направлено. Это значит, что тот критический момент, столь сильно потрясший ум провидца, носил характер яростной борьбы, в которой высшая божественная Сила воспротивилась слишком поспешному продвижению Агастьи и Марутов. Гнев и ярость бушевали в столкновении божественного Разума, управляющего миром, с неистовыми силами, побуждающими устремления ума Агастьи. И те, и другие желают, чтобы человек достиг цели, но продвижение к ней должно идти не так, как хочется более низким божественным силам, а по твердой воле и высшим предначертаниям сокровенного Разума, который всегда владел тем, чего еще только ищет проявленный разум. Таким образом, ум человека превратился в поле битвы великих Сил и все еще трепещет в благоговейном страхе и тревоге от пережитого.

Агастья поручил себя воле Индры; теперь он обращается к Марутам, прося их согласия с условиями примирения, чтобы могла восстановиться полная гармония его внутреннего мира. Он обращается к ним с тем же смирением, которое уже выказал более великому божеству, а теперь готов выражать и сияющим легионам Марутов. Совершенство ментального состояния с его возможностями, которых Агастья желает, – ясностью, правильностью, энергией, направляемой истиной, – недосягаемо без стремительного движения этих Сил Мысли, устремленного к высшему знанию. Но это движение, ошибочно направленное, недостаточно озаренное, было остановлено мощным противодействием Индры, и на некоторое время оно покинуло ум Агастьи. Отвергнутые им Маруты оставили его ради других жертвователей, где-то в других местах блистают их великолепные колесницы, по другим полям разносится стук копыт их ветроногих коней. Провидец умоляет их умерить свою ярость, опять возрадоваться поиску знания и его действий; пусть они больше не обходят его стороной, пусть распрягут своих коней, низойдут и займут свое место на алтаре жертвоприношения, примут свою долю в приношениях.

Ибо он вновь готов утвердить в себе эти блистательные энергии, и он преподносит им этот гимн провозглашения или утверждения, называемый ведийскими мудрецами stoma. Согласно системе древних мистиков, отчасти сохранившейся в школах индийской йоги, Слово есть всесозидающая сила. Ибо само творение есть, по сути, выражение: ведь и так все уже существует в тайной обители Беспредельного, guhā hitam, оно должно лишь быть проявлено здесь в зримой форме через активное сознание. Некоторые школы ведийской мысли даже утверждают, будто миры были сотворены богиней Речи, считают, что звук, как первое колебание эфира, предшествовал образованию форм. В самой Веде есть места, где поэтические метры священных мантр – ануштубх, триштубх, джагати, гаятри – рассматриваются в качестве символов тех ритмов, в которых осуществляется вселенское движение.

Следовательно, через словесное выражение мы творим, и даже говорится, что мантрами люди созидают в себе богов. Тогда то, что создано в нашем сознании Словом, мы можем укрепить там через Слово, чтобы оно стало частью нас самих и воздействовало не только на нашу внутреннюю жизнь, но и на окружающий физический мир. Через выражение мы формируем, через утверждение мы устанавливаем и укрепляем. Слово как энергия выражения именуется gīḥ или vacas, как энергия утверждения – stoma. В любом из этих аспектов слово называется manma или mantra – выражение мысли в уме и brahman – выражение из сердца или души: именно таким, видимо, было первоначальное значение слова брахман (brahman)[79] , впоследствии применяемое по отношению к Высочайшему Духу или Вселенскому Существу.

Процесс формирования мантры описан во втором стихе вместе с описанием условий, обеспечивающих ее действенность. Агастья возносит к Марутам гимн (stoma) одновременно утверждения и смирения. Сложенный сердцем, утвержденный умом, гимн получает свое место в ментальности. Хотя мантра и выражает мысль в уме, она по сути не является творением интеллекта. Священным и действенным словом она может стать, только если пришла как вдохновение с супраментального уровня, который в Веде именуется ṛtam, Истина, и была воспринята поверхностным сознанием либо через сердце, либо через озаренный разум, manīṣā. Ведийская психология не сводит роль сердца к одним эмоциям, сердце включает в себя всю обширную область спонтанной ментальности, наиболее близкую к нашему подсознательному, из которой исходят ощущения, эмоции, инстинкты, импульсы и все те интуитивные знания и вдохновения, которые проходят через этих посредников, прежде чем обрести форму в разуме. Вот таково «сердце» в Веде и Веданте, hṛdaya, hṛd или brahman. При нынешнем состоянии человечества там, в центре, должен восседать Пуруша. Через сердце, близкое к безбрежному подсознательному, в обычного человека – человека, еще не поднявшегося на высший уровень озаренной, глубокой и непосредственной связи с Беспредельным, – легче всего нисходят и быстрее всего овладевают индивидуальной душой вдохновения Вселенского Духа. Именно поэтому через силу и энергию сердца мантра обретает форму. Но она, так же как и в ощущениях сердца, должна быть принята мыслью и удержана в разуме; ибо пока разум не принял или, скорее, не выносил ее, истина мысли, которая есть истина творящего Слова, не может быть прочно обретена или по-настоящему действенна. Сформированная сердцем, она утверждается разумом.