Генерал его величества - Андрей Величко

— Самодур, — подсказал я.

— Вот именно. В общем, я категорически против и менять своего мнения не собираюсь.

— Что с вами сделаешь, — вздохнул я, — придется лететь на «Кошке»…

Вообще-то главной причиной моего желания оседлать «Кондор» была не его скорость и дальность. Мне просто хотелось прилететь во Владик, а потом в Артур на четырехмоторном гиганте! Но спорить с Густавом дальше было уже нельзя — он, как главный конструктор, еще не считает свои изделия доработанными. Значит, так оно и есть…

— Вот и замечательно! — оживился Миронов, — у последних «Кошек» улучшенная отделка, то есть плюс пять километров скорости, и дополнительные баки в крыльях. Не придется в фюзеляж две бочки с бензином заталкивать.

— Ладно, готовьте «Кошку» на послезавтра. Сначала летим в Питер, у меня там еще дел дня на три-четыре. Самолет за это время как следует проверяется, а потом — во Владик. Какую-нибудь откидную кушетку в фюзеляже соорудите, чтобы спать можно было и лежа — раз уж летим без бочек…

— «Летим» — это кто и докуда? — не понял Густав

— Это мы с вами до Питера. Вам же спокойней будет, если перед моим полетом во Владик лично моторы проверите. Да и еще одно небольшое дело у вас в Питере есть, заодно и решим в рабочем порядке…

Это небольшое дело состояло в том, что просто Тринклером Густаву осталось ходить три дня — за выдающиеся успехи на ниве конструирования движков Гоша решил произвести его в князья и даже попросил меня придумать прилагательное для титула. Я отказался, сославшись на занятость, Гоша тоже не родил ничего умного, и в результате Густаву предстояло стать просто князем Тринклером, без уточнения, что это князь Тринклер-какой-то там.

Смысл данного преобразования был несколько шире награждения Густава — Гоша решил начать, если так можно выразиться, национализацию своих предприятий. Ведь тот же моторный завод, крупнейшее в мире предприятие данного профиля, по сути представлял из себя частную лавочку некоего Георгия Романова и примкнувшего к нему Найденова. Но Романов вдруг стал императором, что подразумевало смену статуса принадлежащих ему заводов, газет, пароходов и прочего… Так что руководитель государственного моторного завода должен иметь соответствующий статус, ведь по табели о рангах такая должность тянет как минимум на четвертый класс. А раз Густава все равно придется снабжать титулом и званием, рассудил Гоша, то почему бы не приурочить это событие к какому-нибудь достижению, чтоб меньше возни и расходов? Следующими в очереди были Миронов с Гольденбергом, их предполагалось украсить довесками к именам по сдаче «Кондора» в эксплуатацию.

На «Кошке» мы с Тринклером долетели до Гатчины за четыре с половиной часа. Густав рулил, а я занимался испытаниями дополнительного оборудования, то есть установленной вместо бомбодержателя кушетки. Ничего так получилось, спать вполне можно, только одеяло подсунули какое-то колючее, а подушку надо будет сделать малость пожестче…

Гоша уже решил, что резиденция канцлера будет именно в Гатчинском дворце. Там же будут организованы малые императорские покои, в данный момент конкретно на случай очередного раунда переговоров с Вилли. Значит, и официальный «Дом», и полуофициальный «СИБ» тоже должны быть рядом, так что в правом крыле дворца уже обживалась Татьяна. Ну, а Беня нашел для своей службы приличный особняк на Мойке и осел там.

Густав таки не удержался от сюрприза. Когда полет уже подходил к концу, а я как раз задремал и даже видел какой-то сон, он спокойно встал с пилотского кресла, подошел ко мне и потряс за плечо:

— Ваша светлость, вставайте, а то мы уже почти прилетели!

— Ага, — буркнул, просыпаясь, сел и тут проснулся окончательно. В некотором обалдении я смотрел на стоящего рядом Тринклера, пустое место пилота и самостоятельно двигающийся штурвал…

— Автопилот? — допер я. — Электрический или гидравлика?

— Электрический. Раз уж он стоит на самолетах-снарядах, то почему бы и просто дальний самолет им не оборудовать? На «Кондоре» он будет штатно, а тут пока в порядке исключения… Это мы совместно с Корнеем такую смелость на себя взяли, доработать одну «Кошку».

— Протокол испытаний вы захватили?

— Обижаете. Но мы уже подлетаем, кто садиться будет?

— Вы и садитесь, если не устали… Я лучше пока с мыслями соберусь.

Эти мысли — сразу скажем, не самые возвышенные, я додумывал по дороге с аэродрома в Аничков дворец — сегодня мне надо было именно туда. Мысли, были, естественно, о любви — но не вообще и даже не о нашей, если она есть, с Мари — объектом был великий князь Кирилл Владимирович, Гошин двоюродный брат.

В свое время Гоша, прочитав о февральских семнадцатого года и далее послеоктябрьских загибах «царя Кирюхи», а также о том, что этот персонаж причастен еще и к гибели Макарова (обеспечить протраливание мин было приказано именно ему, но он был занят очередной пьянкой), вроде как в шутку спросил меня:

— Слушай, а не пора ли с ним приключиться несчастному случаю?

Тогда было еще не пора, но полгода назад стало самое время, и случай, естественно, приключился… Правда, не совсем тот, про который интересовалось высочество. Ну упал бы, положим, этому Кирюхе на голову кирпич. Так ведь его папа, фигура весьма влиятельная, поднял бы совершенно неприличный визг и без всяких доказательств утверждал бы — мол, это происки Георгия с его Найденовым, больше некому… Если не верите, найдите портрет этого князя и оцените морду лица. А как противник князь Владимир был весьма серьезен…

По сути, при Николае в Российской империи имелось три двора. Собственно Николая, которым заправляла Аликс, двор того самого Владимира Александровича и двор Мари. Причем в последний год позиции двора моей ненаглядной малость пошатнулись…

В нашей истории князя Володю подкосила скандальная женитьба его непутевого сыночка, и он тихо сошел со сцены. Так что мне даже не надо было ничего изобретать, только самую малость ускорить и подкорректировать события…

Итак, с Кирюхой произошел несчастный случай — он влюбился. А вот в кого — это был блестящий триумф Татьяниной службы! Идеал звался Изольдой Нахамсон (если чуть поточнее, то Сарой Собельсон) и являлся сомнительного происхождения мексиканской графиней, ныне подвизающейся в качестве журналистки во Франции. Так что первым итогом операции было то, что в данный момент Кирилл находился не в Порт-Артуре, а вовсе даже в Ницце.

Специализировалась Изольда на великосветских скандалах и сплетнях, причем не оставляла вниманием и Россию — ох, как не оставляла! Генерал-адмирал, прочитав ее статейку про себя, рвал, метал и рычал. Обвинения московского генерал-губернатора в педерастии тоже не прошли незамеченными, потом она проехалась по беспросветной тупости Николай-Николаича младшего… Про нас с Гошей она тоже писала какую-то хрень, чтобы не выделять из общей массы. Так что личность в высшем свете Питера это была довольно известная… И вот вчера я получил радиограмму, что клиент окончательно спекся и был затащен под венец! С такой новостью я и ехал к Мари на предмет обсуждения реакции на это вопиющее, подрывающее устои монархии безобразие.

В Аничковом меня ждало аж два величества — не только Мари, но и Гоша. Ему, как императору, материалы по этой истории были представлены еще вчера, но вообще-то у меня создалось впечатление, что тут что-то личное — больно уж активно, едва став величеством, он принимал участие в судьбе своего двоюродного брата. Сейчас они с Мари скрашивали ожидание меня написанием высочайшей бумаги.

— Ну-ка, что у вас тут, — заинтересовался я.

По мере чтения меня охватывала законная гордость учителя за в чем-то превзошедшего его ученика — документ был составлен блестяще, демонстрируя полную компетентность автора в высоком искусстве демагогии. С глубокой скорбью Гоша извещал, что в то время, когда весь народ, за исключением немногих отщепенцев, напрягает все силы в борьбе с сильным и коварным врагом, находятся люди, вступающие в связь с пособницами этого врага. Особенно его величество огорчает тот факт, что данный человек принадлежит к императорской фамилии и позорит своими действиями не только себя… Это вместо того, чтобы быть опорой трону. Дальше шел перечень причин, по которым данный брак ну никак не мог быть признан допустимым. Тут был и насквозь фальшивый графский титул избранницы, и ее неопределенная национальность (так в тексте), и то, что дама ни разу не православная…

В общем, Кириллу отныне запрещалось появляться в России — до исправления своих прискорбных ошибок и принесения официального раскаяния в их свершении. В конце бумаги рукой Мари было дописано мягкое, буквально отеческое сожаление его величества о том, что великий князь Владимир Александрович в силу своей бесконечной занятости не смог уделить должного внимания воспитанию отпрыска.