Экспедиция в один конец - Андрей Молчанов

Некоторое время он оторопело размышлял о причинах своего внезапного пробуждения, а потом облегченно и нервно хохотнул, мотнув головой: невроз… Подсознательное беспокойство о невыключенной, кажется, электроплитке в санчасти, на которой он кипятил чай.

Так выключил он плитку или же нет? Может, и забыл. В любом случае волноваться нечего, пожара не будет. Плитка стоит на широкой мраморной подставке, проводка надежная… С друтой стороны, если судно тряхнет или еще что‑нибудь… А там — беспомощный Филиппов, накануне пришедший в сознание, но все еще недееспособный, а присмотра за ним уже нет.

Определенно невроз!

Горестно вздохнув, он присел на постели, провел ладонью по лицу, словно стирая остатки сна. Затем торопливо оделся и вышел из каюты.

В коридорах, застланных однотонным серым линолеумом, в пугливой ночной тишине мутно и ровно тлели матовые толстостенные плафоны.

Он открыл дверь санчасти. Филиппов мирно спал, выключенная плитка стояла на месте, и Каменцев, укоризненно качнув головой, отправился восвояси обратно. Однако у трапа, ведущего на палубу, решил переменить маршрут, вдохнуть на сон грядущий свежего воздуха и поднялся наверх,

Океан был спокоен и темен. Огромная прозрачная луна висела в чутком черном небе — отчего‑то совершенно беззвездном. В рубках уютно горели лампы. Палубы были пусты. В следующий миг Каменцев заметил две согбенные тени, крадущиеся вдоль нижней палубы. Машинально он последовал за ними.

Таинственные фигуры скрылись в каком‑то неизвестном тех ническом отсеке, закрыв за собой стальную дверь. Таясь в тем ноте, Каменцев замер, ожидая невесть каких событий.

Внезапно по корпусу судна пробежала дрожь, за дверью отсека различился невнятный звяк, а вскоре на верхней палубе вспыхнули прожектора и оглушительно завыла сирена.

Из отсека вышли двое. Полоса неверного света скользнула по их лицам, и Каменцев неожиданно признал в незнакомцах Сенчука и Крохина.

Сбросив за борт нечто, похожее на огромный искореженный лом, парочка опрометью скользнула прочь от входа в отсек.

С полминуты Каменцев ошарашенно соображал, что делали в отсеке старпом и его бывший приятель Вова, а после также двинулся прочь, однако, едва ступил несколько шагов, в глаза ему ударил свет мощного фонаря и чей‑то язвительный голос констатировал с издевкой:

— Тебе же, Ахмед, говорили, что за этим лекаришкой надо следить круглосуточно, а ты его проморгал…

В следующее мгновение в одежду Каменцева вцепились сильные руки, и, не успел он сообразить, куда его тащат, очутился уже на верхней палубе, где перед ним предстала свирепая физиономия второго помощника Еременко.

— Тащите его в санчасть, — распорядился тот в сторону матросов.

— Я ничего не понимаю… — промямлил Каменцев.

— Поймешь, сука! — многообещающе рявкнул второй помощник.

Дверь санчасти была раскрыта. На койке лежал Филиппов, болезненно жмуря глаза на суетящихся в помещении людей.

Люди, как без труда понял Каменцев, производили в подведомственном ему хозяйстве подробный обыск. Бородатый парень, со свисающими до плеч сальными лохмами, с узкой и сутулой спиной, затянутой в тельняшку, заправленную в протертые до явственных проплешин на заднице грязные джинсы, энергично шуровал в шкафу, где хранились медикаменты.

— Вот, нашел! — повернувшись, объявил он присутствующим, демонстрируя две ампулы. Блеснули свирепо и радостно безумные, с покрасневшим белком, глаза.

В следующую секунду взгляд парня приобрел бескомпромиссную озлобленность устремленного к жертве хорька. Он даже оскалил выжидающе зубы, глядя на Каменцева.

— И что? — спокойно произнес тот. — Это всего лишь инсулин. В санчасть вошел Еременко. Следом за ним — Ассафар.

— Ты — сволочь! — ударив Каменцева по лицу ладонью, прошипел второй помощник, и на губах его выступили пятна белой плотной слюны. — И с тобою пора разобраться!

— Успокойся… — Каменцев примирительно выставил перед собой ладони. — В чем я, в конце концов, виноват?

— Тебе рассказать?! — взвизгнул Еременко, дрожа всем телом.

— Да, мне интересно послушать.

— Он еще издевается! — Еременко внезапно полез в карман джинсов и вытащил оттуда выкидной нож.

Щелкнула пружина, и блеснуло узкое граненое лезвие.

— Я все понял! — медленно приближаясь к Каменцеву, проговорил он. — Это все ты! Ты убил штурмана! Я все понял!

— Да тихо ты! — Прикрикнул на него Каменцев.

— Кто твои подельнички, говори?! — повысил голос Еременко. — Иначе, клянусь, твои гнилые потроха увидят солнечный свет!

— Убери нож, — внезапно раздался сухой и ровный голос Ассафара.

— Сволочь, — уже спокойно повторил второй помощник, подчиняясь приказу.

В дверь заглянул боцман. Сообщил:

— У нас проблема с турбиной. Кажется, серьезная…

— Не сомневаюсь, — произнес в его сторону Ассафар безучастным голосом. Разберитесь и побыстрее предоставьте мне выводы. — Затем, устало присев на крутящийся табурет, внимательно посмотрел на Каменцева. Сказал: — Итак. Зачем вы вывели из строя турбину?

— Я не выводил из строя никаких турбин, — отозвался тот. — Я попросту не умею этого делать. Я вышел подышать воздухом и вдруг увидел на нижней палубе крадущегося по ней человека. Пошел за ним. Почему — сам не знаю. Человек на некоторое время канул в технический отсек. После завыла сирена, он вышел оттуда, бросил за борт какую‑то железяку типа лома и скрылся.

— И вы, конечно, не опознали его? — спросил араб.

— Нет! — решительно выдохнул Каменцев.

— Предположим, — наклонил голову араб. — Вы ни в чем не виновны. В том числе — не вы устроили пожар в каюте Кальянрамана?

— Конечно, не я.

— Вы считаете себя большим умником, мистер, — произнес Ассафар. — Но это не так. В своей деятельности вы допустили массу проколов. Во–первых, вы попали на судно благодаря исключительной настойчивости чиновников Морфлота. Но я примерно представляю, какую вы за это заплатили взятку. Она куда больше того, что вы сумели бы заработать в качестве судового врача. А может, вы не платили взятку, может, вы были направлены сюда весьма компетентными людьми. Какая версия правильна?

— Та, что у моих родственников есть личные отношения с министром.

— Складно, — сказал араб. — Но вернемся к пожару. Инсулин частью своей действительно был поврежден. Но — не столько огнем. Ампулы попросту разбили. И господин Еременко, у которого, кстати, недюжинные способности к сыску, уяснив данный факт, пересчитал осколки. И понял, что не хватает двух десятков ампул. Объясню, почему вы взяли эти ампулы себе. Вас подвел гуманизм врача. Вы действительно неплохой врач. Вы решили, что больной может погибнуть. Вы не знали, каков тип диабета у Кальянрамана, а он, кстати, тоже имеет медицинское образование. Так вот. Ампулы вы взяли на всякий случай… Поскольку, и это мы проверили по компьютеру, инсулина в вашем арсенале нет, есть средства, весьма неэффективно его замещающие. Тем не менее инсулин в санчасти обнаружен.

— Я брал с собой много личных медикаментов, — сказал Каменцев.

— Нет, — поджал губы араб. — Данный инсулин в России достанешь едва ли. Однако не в этой частности дело. Дело в маркировке партии. Такие совпадения исключаются. Кроме того, есть еще одна пустяковая частность: наблюдательный господин Еременко заметил пластырь на ваших пальцах и выдвинул дополнительную версию… Мы ее также проверили. И обнаружили в кармане вашей куртки остатки стекол от ампул. Маленькие, оставшиеся в шве, однако подтвердившие данное предположение… Судя по всему, устроив пожар, вы занервничали и опрометью бросились прочь. Боком задели за какой‑нибудь выступ, затем, поняв, что часть ампул повреждена, машинально и опрометчиво сунули руку в карман…

— Пальцы я порезал собирая разбившееся предметное стекло, — сказал Каменцев, — а что касается моего кармана, то…

— Позвольте я продолжу, — перебил араб. — Ваша главная ошибка состояла в том, что вы клюнули на провокацию Кальянрамана. Который, кстати, мог бы действительно перебиться и безо всякого инсулина. На таблетках. Но он ловко провел вас за нос, господин гуманист, и теперь мы твердо знаем одно: вы готовы любыми путями попасть в Америку, пусть для этого будет необходимо изувечить всю исследовательскую аппаратуру и механизмы судна. Но — вот проблема! Господин Еременко уверен, что исчезновение штурмана — ваших рук дело. А я думаю, что это сделал ваш сообщник. Из каких только соображений? Но, полагаю, данный вопрос мы проясним. Потому что имя сообщника вы, безусловно, нам назовете.

Каменцев равнодушно хмыкнул. Произнес:

— Бред… — И подумал: "А что, если рассказать о Сенчуке? Но ведь по всему выходит, что старпом действовал наперекор всей этой кодле, а значит… Вот бы Сенчуку рассказать, что я знаю о нем, тогда бы появился шанс…"