Тафгай 3 - Владислав Викторович Порошин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Вам товарищ грузчик по специальности носить полагается! - Топнула ножкой ассистентка, – Да, сначала мы планировали делать запись в живую. Но было решено, от такой затеи отказаться.
- Ну и бардак у вас на телевидении, - пробурчал я. – Куда это всё нести?
- Не нервничайте, у меня тоже нервы есть, - женщина посмотрела по сторонам и, небрежно махнув рукой, указала на дверь, - складывайте всё в гримёрку. Через десять минут жду вас на площадке. Перед записью будем делать прогон.
Миша Плоткин куда-то пропал, музыканты стоят на месте топчутся, как не родные. Я тяжело вздохнул и взял командование в свои руки. Из одной гримёрки выгнал каких-то циркачей и распорядился, чтобы Ирина переодевалась тут.
- А вам товарищи из цирка пора на прогон, - мотнул я головой в сторону дверей в большую студию, над которыми висела надпись «Тише идёт запись». – А вы что встали, за мной! – Скомандовал я остальным музыкантам.
Ровно через десять минут, которые я засёк, мы уже были внутри студии. Никаких, мне привычных по другим «Голубым огонькам», столиков с гостями не было и в помине. Одинокая сцена, елка с блестяшками, на полу, словно черные змеи роилась куча проводов, и безразличные к общей суете операторы перекатывали несколько здоровенных камер на колёсиках. Имелся так же один телевизионный кран с отдельным сидящим на маленькой площадке телеоператором. А под высоким потолком висели целые ряды объёмных светильников, от которых в студии было необычайно жарко. И тут появился Миша Плоткин и, судя по важному деловому виду, режиссёр всего этого предновогоднего безобразия.
- Какой типаж, - присвистнул, увидев меня, режиссёр, худой высокий мужчина средних лет одетый в модный кожаный пиджак. – Вы на каком инструменте играете? Подожди Миша, - остановил мужчина Плоткина, который хотел сказать что я – совсем не музыкант. – А давай мы приклеим вам усы и дадим в руки большой барабан! Хотя нет, усы нам клеить в этом году нельзя. Значит, возьмёте барабан и будете изображать бум, бум и так далее. Ой, какая прелестная барышня, - подмигнул режиссёр Ирине Понаровской. – Вы встанете в центр этой маленькой сцены. Сашенька подсвети барышню. И чтоб всё было без синяков под глазами.
Минут пятнадцать всю нашу музыкальную команду ставили то сюда, то туда. Мне сначала дали басовый барабан, затем его отняли и сунули трубу, но товарища телевизионщика труба стала раздражать, потому что она блестела и отвлекала его внимание, и мне принесли контрабас и шляпу. В мою задачу входило следующее, когда камера проезжала всех музыкантов на словах «всё, что в жизни есть у меня», я должен был осклабиться во все тридцать два зуба и подмигнуть. Режиссёр аж взвизгнул от удовольствия, когда я это исполнил. Однако когда первый репетиционный прогон был нами пройдён, кто-то из телеоператоров меня узнал.
- Леонид Львович, можно мне сказать? – Вмешался он после репетиции. – Этот высокий товарищ не музыкант.
- Ну, какая разница! – Вскипел режиссёр. – Это всё условность! Мы должны создать хорошее настроение для телезрителей, которые сели за стол, открыли шампанское, а тут такой амбал с контрабасом. Правда, неожиданный ход?
- Этот амбал, как вы выразились. – Пояснил свою мысль оператор. - Хоккеист сборной СССР Иван Тафгаев, я матч его вчера снимал с чехами на приз «Известий».
- Ну, что ж вы Сашенька раньше-то молчали? – Всплеснул руками Леонид Львович. – Такой кадр коту под хвост. Иван, а вы-то чего молчали?
- А я хотел как лучше. – Пожал плечами я. – Сказали, чтоб было весело, вот я и старался. Люди же в новогоднюю ночь шампанское откроют, а тут хоккеист с контрабасом, правда - неожиданный ход?
- Нас телевизионщиков за такие неожиданности, - тяжело вздохнул Леонид Львович, - могут из тёплой студии отправить в объятья тундры снимать жизнь чукотских оленеводов. Поэтому давайте не будем будить лихо, пока оно спит.
Глава 21
На последнюю игру «Известинского» турнира вновь пожаловало всё руководство страны. Во-первых, счастливые советские люди хоть изредка должны созерцать вершителя их судеб. Во-вторых, уж очень хотелось посмотреть товарищу Брежневу, Андропову и другим членам ЦК на разгром шведов и вручить главный приз своей команде. Ведь в том, что будет разгром никто и не сомневался. Шведская сборная «Б», как её именовали в протоколах, сгорела чехам 8 : 1 и финнам 4 : 1, поэтому если продолжить числовой ряд, мы должны были забрасывать хоккеистам «Трёх корон» 12 шайб.
И примерно к одиннадцатой минуте первого периода, под оглушительный крик «гол!» переполненных трибун дворца спорта, я в третий раз поднял свою клюшку высоко вверх. И главное не сказать, чтоб шведские хоккеисты были слишком молоды, большинству ребят, которые приехали в Москву, были старше двадцати одного года. Просто перепугались игроки в жёлтых майках грозного соперника, то есть нас.
- Третья шайба как под копирку, - усмехнулся, встречая нас на скамейке запасных Сева Бобров. – Набросили, клюшку подставил, вынимай. Молодец Тафгай.
- Не об этом матче нужно думать Михалыч, завтра важнейшая игра будет, чует моё сердце, - ответил я, принимая дежурные поздравления партнёров по сборной.
- Ладно, ладно, тройку Федотова сейчас почаще буду выпускать, отдыхай. – Похлопал меня по плечу Всеволод Михалыч.
- А я когда буду забивать, - обиженно забухтел под ухо Саша Мальцев, когда мы уже уселись на лавку. – С чехами отбегал по нулям, и здесь опять по нулям?
- «Малыш», - толкнул я Борю Александрова. – Поможем легенде советского спорта не ударить в грязь лицом?
- Так я и не ударяю, - засмеялся Борисик. – Одну шведам положил, две чехам. Или ты кого-то другого имел в виду?
- Ну, мать твою, совсем обозрел, - обиделся на юного партнёра Мальцев. – Паса больше от меня не получишь!
«Да, плохо, когда в тройке два солиста», - подумал я, не желая влезать в пустой спор. Меня больше взволновала сегодняшняя маленькая статейка в газете «Труд», в колонке «Происшествия» не называя имен, написали про некрасивую драку в ресторане «Юность», где отдыхала наша сборная СССР после матча с чехословацкими друзьями. Что там была за драка? Это я что ли Васильева в снег окунул, так
