Русские боги. Подлинная история арийского язычества - Анатолий Абрашкин

В целом арийско-иранскую (зороастрийскую) мифологию от иных индоевропейских традиций отличает этическая окраска, резкое противопоставление добра и зла, добрых духов во главе с Ахурамаздой (Ормуздом) и монстров во главе с Ангро-Манью (Ариманом). Наряду с дуализмом этическим (борьбой добра и зла) зороастризму был присущ и дуализм гносеологический (теоретико-познавательный): мир разделялся на две сферы – земную, телесную и духовную потустороннюю, где также происходила борьба добрых и злых сил. На «механизм» происхождения подобных представлений указывают имена верховных богов, олицетворяющих противостоящие силы, – Ормузда и Аримана. Как уже говорилось, в учении Зороастра единый бог Яр «разделился» на враждующие темную и светлую «половины». Этим по существу и определялась новизна зороастризма, возникшего на основе древнейших арийских представлений как один из вариантов истолкования космического закона «rta». Согласно «Авесте», существуют три эпохи в истории вселенского противостояния добра и зла, изначальных сил творения (Ормузда и Аримана): Золотой век, царство первочеловека и культурного героя Йимы и эпоха ожесточенной борьбы между духами добра и зла и их приверженцев на земле. Эта борьба закончится мировой катастрофой; перед концом света наступит чудовищная зима, мир погибнет в огне, но затем возродится в изначальном состоянии.

Пребывая в вавилонских краях, евреи познакомились с учением Зороастра, и оно повлияло на формирование их собственной религии. Дуализм мировосприятия и эсхатологические настроения ессеев, очевидно, сформировались под воздействием иранской мифологии. В более поздней христианской традиции они развились в учения о противостоянии Бога и дьявола (сатаны), который в библейской Книге Иова назван в числе «сынов Божиих» (1:6), и о втором пришествии Христа. Что же до идеи избранности «сынов света», то здесь, безусловно, отразилось извечное (бессознательное) ощущение еврея пупом Земли и центром Вселенной.

Члены кумранской общины называли себя «эйвонимы» («эвиониты»), что обычно переводят как «нищие». Такая характеристика соответствует образу кумранитов. Они исповедовали общность имущества, обязательный труд, совместные трапезы и изучение религиозных текстов. Жизнь была строго регламентирована: большую часть времени они должны были работать, а «треть ночи» посвящали изучению священных текстов. За любое нарушение полагались наказания: сокращение пищевого довольствия, временное отлучение или изгнание из общины. И все-таки название «эйвоним», как нам кажется, имело другое значение.

В представлениях кумранитов особое место занимало почитание основателя общины – «учителя праведности». Этот человек реально существовал. Согласно кумранским документам, он знал истину «непосредственно из уст Бога». Кумраниты ставили его выше ветхозаветных пророков, и преданность его заветам была залогом спасения во время последнего суда. Зная все это, почему бы не предположить, что имя этого учителя было Иван, и общины, подобные кумранской, назывались по его имени «иванитами»? Вы скажете – невероятно, но не будем торопиться.

Во-первых, напомним, что имена «Яхве» и «Иван» происходят от одного корня (в последнем из них «ан» служит суффиксом). Ведь и христиане стали называть себя по имени Бога, которому поклонялись! Конечно, при этом одна из моисеевых заповедей (не произноси имени Господа напрасно) нарушалась, но ведь ессеи разорвали связь с Иерусалимским храмом и заключили Новый Завет с Богом.

Во-вторых, прочитаем слово «Иван» справа налево, как это делают евреи. Получится «нави»; по-еврейски это слово означает «пророк». Скажете, случайность. Но мы так не думаем. Вот, к примеру, еврейский закон – это Тора. Арийцы же называли универсальный закон мироздания «Rta» (Рота, Арта). Как видим, в этих словах присутствуют одни и те же согласные, но порядок их расположения у арийцев и семитов различен. Не возникло ли и еврейское название Пятикнижия в результате прочтения справа налево имени арийского закона? Приведем еще один пример. Книга Второзакония по-еврейски называется «Деварим», что переводится как «Речи». Но прочитаем это название наоборот: получится «Миравед», то есть «ведение Мира». Мало того, что наш вариант названия в тысячу раз точнее характеризует содержание этой библейской книги. Мы обнаруживаем также, что свод божественных установок Яхве изначально был назван на арийский манер «Ведой». Вот они настоящие тайны Библии!

В-третьих, Библия рассказывает нам о знаменитом ессее по имени Иван – Иоанне Крестителе. Он появляется и действует в пустыне Иудейской (Матфей 3:1), то есть в той местности к западу от Мертвого моря, где ессейских поселений было более всего. Он питался акридами и диким медом, что тоже позволяет сопоставить его с ессеями, трапезы которых были весьма скудны. Иоанн крестил людей водою, и это напоминает те священные омовения, которым ессеи придавали очень важное значение. Новый Завет видит в Иоанне Крестителе, с одной стороны, предтечу Иисуса, а с другой – наилучшего из пророков. По словам Иисуса: «Истинно говорю вам: из рожденных женами не восставал больший Иоанна Крестителя; но меньший в Царстве Небесном больше его» (Матфей 11:11). Иоанн – избранный среди избранных (пророков) посредник между земным и горним миром. Он должен был ведать истину «непосредственно из уст Бога», и кому, как не ему, более подходит роль «учителя праведности» для правоверных ессеев?

Традиционно считается, что «учитель праведности» жил значительно раньше Иоанна Крестителя, предположительно во II в. до н. э. Но это опять-таки лишь гипотеза, не имеющая никаких серьезных оснований. И, к тому же, даже, если это было действительно так, мы с полным правом можем утверждать, что евангельский Иоанн воспринимался ессеями в качестве правопреемника «учителя праведности». Ведь именно он должен был возвестить еврейскому народу о приходе Мессии. На особый статус Крестителя указывает и приход к нему Иисуса. Евангелисты говорят, что Иоанн был призван крестить Иисуса и провозгласить Его Мессией. Но было бы странно, если бы два выдающихся проповедника не использовали свою встречу для общения и духовных бесед. «С нашей естественно-человеческой точки зрения, – пишет немецкий философ и религиовед Д.Ф. Штраус, автор книги «Жизнь Иисуса», – само собой разумеется, что Иисус мог при этом не только усвоить себе нравственные принципы Крестителя, но и научиться у него многому, что впоследствии ему пригодилось на поприще народного Учителя».

Но не все в проповедях Иоанна, видимо, соответствовало духу того нового учения, которое нес людям Христос. Точно так же и Креститель не был уверен в тождестве Мессии с Иисусом. Оказавшись в темнице, Иоанн посылает двух своих учеников к Иисусу и наказывает им задать вопрос: «Ты ли Тот, Который должен придти, или ожидать нам другого?» (Матфей 11:3; Лука 7:20). Неуверенность Крестителя, вероятно, проистекает оттого, что Иисус принял из ессейского учения отнюдь не все, отвергнув «все ограниченное и стеснительное» (Д.Ф. Штраус). Да и поведением своим они были весьма несхожи. Иоанн был аскетом и сторонился людей, тогда как про Иисуса говорили, что Он «любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам» (Матфей 11:19). Согласимся, что для Крестителя объявить столь непохожего на него пророка Мессией было крайне непросто.

Тем не менее, их, безусловно, сближало то, что оба они стремились к религиозно-нравственному возрождению своих соотечественников, к созданию такой народной общины, которая могла бы похвалиться более существенными заслугами, чем происхождение от Авраама. Деятельность Иисуса следует рассматривать как продолжение миссии Иоанна. Согласно преданию, сообщенному Матфеем (4, 12–17), первое открытое выступление Иисуса совпало с моментом заточения Иоанна в тюрьму. Причем, Иисус начал проповедовать в точности то же, что и Креститель: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное». Ирод-четверовластник после того, как приказал обезглавить Иоанна, «услышал молву об Иисусе и сказал служащим при нем: это Иоанн Креститель; он воскрес из мертвых» (Матфей 14: 1, 2). Таким образом, нельзя отрицать, что Иоанн выступил в роли учителя и наставника и для самого Иисуса.

У нас нет никакого априорного желания записывать Иоанна в неевреи, но само имя указывает на какую-то связь его с ханаанейской средой, для которой имя Иван было родовым. Не забудем и то, что новое учение было чуждо иудеям и опиралось в значительной степени на арийскую культурную традицию. Один из наиболее блестящих комментаторов Библии – Эрнест Ренан – в своей книге «Жизнь Иисуса», проводя сравнение Иоанна с «индийским йогом» и «браминским гуру», задается вопросом: «Не направили ли свои стопы в Иудею некоторые из тех бродячих буддийских монахов, которые обходили весь свет, подобно францисканцам впоследствии, проповедуя своим внешним поучительным видом и обращая людей, не понимавших их языка, и которые несомненно заходили и в Сирию и в Вавилон?» Русский человек, прочитав это, непременно вспомнит, что рождение Иоанна Крестителя приходится на Иван-день, Иван Купала – известнейший славянский праздник, приуроченный к летнему солнцестоянию. Обычно его название связывается с именем Иоанна Крестителя. Но по сути это глубоко языческий праздник. Главный персонаж праздника – Иван, выступает воплощением «незакатного» солнца, почти не уходящего в эти дни с неба. В Ивановскую ночь славяне взывали к Ивану (Яну): «Великий Боже! Свети Ян!» Исследователь славянского фольклора А.Я. Фаминцын в книге «Божества древних славян» прямо говорит: «Здесь святой Иоанн Креститель, несомненно, заместил божество солнца». Отсюда, кстати, становится ясно, почему ессеи, будучи духовными последователями своего «учителя праведности» Иоанна, называли себя «сынами света». Но для нас опять-таки важнее подчеркнуть, что важнейший христианский обряд возник на основе более древнего славянского ритуала. Для большинства исследователей-мифологов это совершенно очевидный факт, но как говорить об этом вслух, если историки не верят в присутствие предков русских и славян в древней Палестине?