Йомсвикинг - Бьёрн Андреас Булл-Хансен

14

Морское сражение

На следующее утро я решил пойти пристреляться. Я ушел на луг, где мы поставили шатер, чтобы никто меня не видел, вместо мишени воткнул в землю шест, но оказалось, что я утерял сноровку, и мне пришлось стрелять много раз, прежде чем я вновь обрел то особое «чувство» мишени, ощущение, которое знакомо любому хорошему лучнику. Прошел целый год с тех пор, как я уплыл с торжища, а с тех пор браться за лук мне особо не доводилось. Но со стрельбой из лука дело обстоит так же, как и с плаванием. Если уж один раз научился, никогда не забудешь. Вскоре я уже отошел еще на несколько шагов от мишени, и, хотя стрелял я не так метко, как раньше, на небольшом расстоянии от мишени почти все мои стрелы попадали в цель.

Когда мы вышли в море, день только начинался. Накануне шкиперы позаботились, чтобы бочки наполнили водой из ручья, а Альфред, казалось, был доволен исполнением своего священнического служения, я видел, что он уселся с кружкой пива на корабле Олава. Но остальным пива не досталось. Крышки на пивных бочках забили, а нам, лучникам, приказали повесить колчаны за планширь. Потом мы сели на весла. Утро выдалось совершенно безветренным. Вода в заливе была прозрачной и неподвижной.

Мы, дружинники, мало что знали о намерениях Олава, но позже я слыхал, что он вовсе не собирался заявиться к ярлу, потрясая обнаженным мечом. Олав подготовился как следует и отправил в Норвегию своих людей, которые разожгли недовольство в бондах, подтолкнули их к восстанию и распространили слух, что во фьордах у Олава спрятана сотня кораблей. Тот мореход, который прошлым летом приплывал на Оркнейские острова и рассказывал о похотливости Хакона ярла и недовольстве среди норвежцев, был одним из таких людей. Они также докладывали Олаву о том, где стоят корабли ярла, сколько у него войска и какие роды по-прежнему хранят ему верность. Разузнав все это, Олав, посоветовавшись со своим дядей Сигурдом, решил поначалу отправиться к ярлу и поговорить с ним. В обмен на мир он собирался потребовать земли, достаточно, чтобы прокормить себя и свое войско, и лучше всего в Вике, исконной вотчине рода Олава. Утвердившись на норвежской земле, Олав собирался строить интриги и покупать за серебро верность хёвдингов, пока не сочтет себя достаточно сильным, чтобы захватить Трёнделаг и убить ярла с сыновьями.

В саге, которую впоследствии написал об Олаве Альфред, об этом не упомянуто ни единым словом. О хитрости Олава в ней не повествуется, зато немало рассказов о его героизме и благочестии.

Когда мы отплывали от Морстра, Асгейр Штаны объявил нам, что мы направляемся в сторону Тронхеймсфьорда. Гребцы начали перешептываться, ведь мы знали, что это – вотчина ярла Хладира и в его глубине, по слухам, скрывается весь флот ярла. Мы и не догадывались, что в это время ярла уже изгнали, а в Тронхейме оставался только его сын Эрленд с несколькими кораблями. Помню, что грести в то утро должен был я, а Бьёрн стоял рядом со мной и правил мой сакс. При этом он постоянно поглядывал на меня и на мою искалеченную ногу. Я давно не вспоминал о ноге, наверное, потому, что почти все время находился на корабле, а ведь там бегать особо негде. Но теперь я понимал, что Бьёрн думает о моем увечье, и мне пришло в голову, что меня поставили лучником вовсе не потому, что я хорошо управляюсь с луком, а потому, что не так хорошо умею драться, как остальные.

Вскоре мы доплыли до южной оконечности Бёмло, корабли вновь повернули в открытое море, и на сердце у меня полегчало. Меня пугало будущее, и больше всего хотелось, чтобы мы переплыли море и вернулись на Оркнейские острова. В открытом море чувствовать себя храбрым было нетрудно, но теперь, когда Бьёрн стоял подле меня с саксом и точилом, все это вдруг стало слишком реальным.

Мы шли прежним курсом, пока земля не пропала из виду. Тогда мы повернули на север и шли так весь оставшийся день и всю ночь. К ночи задул сильный ветер с берега, будто Норвегия решила, что не хочет нашего возвращения. Но паруса всю ночь не опускались, драккары Олава были быстры, а когда наступило утро, на корабле Олава убрали парус и спустили весла. Теперь мы держали курс на восток.

Чужестранцам трудно себе представить, с какой скоростью мы можем передвигаться на наших судах. От Морстра до Тронхеймсфьорда расстояние почти такое же, как и до Шотландии, но для нас этот путь недолог. Это всего лишь одна смена гребцов и одна ночевка под навесом. Не успел оглянуться, как ты на месте.

Но последний участок пути через Тронхеймсфьорд был нелегким. Мы шли против сильного течения, так что за каждое весло пришлось посадить по два человека. Весь тот день наш корабль то и дело зарывался носом в волны. Поскольку то было ранней весной, морская вода была ледяной, и мы с Бьёрном, сидевшие довольно близко от носа, вскоре промокли до нитки и замерзли до костей, а ведь нам предстояло грести до самого вечера.

Здесь Олав совершил свою первую ошибку, которая чуть было не стоила жизни ему и всем нам. Он вошел в Тронхеймсфьорд против волны, посадив за каждое весло по два гребца, что вымотало всех его воинов. Вторая его ошибка была в том, что он поплыл со всеми пятью кораблями. Ему следовало оставить четыре из них на Морстре, ведь пять кораблей – это уже маленький флот, а следовательно, угроза, а в Тронхеймсфьорде на палубе корабля стоял Эрленд, сын Хакона, и с ним его лучшие воины. За несколько дней до этого к нему явились могущественные ярлы с ратными стрелами в руках и без стеснения вступили в палаты ярла, требуя, чтобы Эрленд рассказал, где прячется его отец. Во главе восставших шел человек по имени Орм, он был исполнен ненависти и злобы, утверждал, что ярл изнасиловал его жену, и было сказано, что он не опустит меч, пока не отрубит ярлу голову и мужское достоинство в придачу.

Я знаю, что Эрленда Хаконссона помнят как мужественного человека, но по тому, что я о нем слышал, отнюдь не мужество вынудило его поднять якорь и отплыть из Тронхейма тем же вечером. Дружинники отца прибыли к нему в тот же день с просьбой плыть в Мёр. Его отец,