Собрание сочинений. Том 3. Путешествие в Китай в 2-х частях - Егор Петрович Ковалевский

В Пекине есть еще училище русского языка, которое содержится на счет китайского правительства. Цель его – доставить драгоманов русского языка для Палаты Внешних Сношений, которая, по трактатам, состоит в сношениях с нашим Правительствующим Сенатом. Что в этой школе ровно ничего не знают по-русски, об этом и говорить нечего. Замечательны здешние экзамены в русском языке… но я умалчиваю о них, не желая выносить сору из избы. Тем не менее, однако, маньчжуры и монголы всячески стараются попасть в это училище, потому что окончившие в нем курсы получают ход в Палате Внешних Дел. Впрочем, был случай, что воспитанники школы поплатились дорого за незнание русского языка: это было во время нашего русского посольства Головкина в Китай, которое, как известно, принуждено было вернуться из Урги. Ургинские правители потребовали из Палаты Внешних Сношений для переговоров с русскими людей, сведущих в русском языке. Палата нисколько не затруднилась в исполнении этого требования: она отдала приказание послать четырех лучших воспитанников русской школы в Ургу, что и было приведено в исполнение. Переводчики явились; но каково было положение их, когда их заставили говорить с русскими? Разумеется, сейчас же открылось, что они ничего не смыслят и, по донесении об этом ургинских правителей, переводчики были отправлены в ссылку.

Нам оставалось немного дней жить в Пекине, и потому мы решились разом осмотреть все те общественные заведения столицы, которых еще не видали. Нам удалось-таки кое-куда проникнуть; мы были в тюрьмах, в богадельнях, на фабриках, даже на монетном дворе, куда и самих китайцев не пускают. Нечего много говорить о всех этих заведениях. Тюрьмы находятся в жалком положении. Богадельни содержатся хорошо, большей частью добровольными пожертвованиями; только на некоторые из них прибавляет правительство, но их вообще немного; они предназначены преимущественно для стариков и далеко не соответствуют огромному населению столицы. Есть приюты на ночь для нищих и не имеющих своего крова – вот еще одна благодетельная мера начальства, которую вполне может оценить только житель Китая, где бедность доходит до крайности, где, действительно, человек может умереть с голоду; эта мера подала было повод к самым нелепым басням в Европе; сначала и мы хорошенько не понимали ее. Каждый день, рано утром, раздавался необыкновенный скрип колес. Однажды мы вышли посмотреть, что это такое? и увидели огромную телегу, запряженную быком или даже коровой. Эта телега собирает тела умерших младенцев, которых родители не в состоянии похоронить, и отвозит их на общественные кладбища: она совершает обычные объезды по всему городу, и всякий день возвращается с добычей жилищу смерти. Заслышав скрип ее, навстречу выходит отец или мать умершего, кладет на нее завернутое в холсте тело и удаляется, не говори ни слова, много что иногда сунет десяток чохов в руку суровому и безмолвному возчику. В Европе говорили, что родители часто клали в эти телеги живых младенцев – не знаю, делается ли это где-нибудь на Юге, хотя очень сомневаюсь в том, видя разительные примеры привязанности китайцев к детям; но в Пекине этого никогда не бывает.

Не стану много говорить о фабрикации индиго, которого обработка здесь очень несовершенна и производится на открытом воздухе в цементованных ямах, где оно осаждается посредством раствора извести. Упомяну мимоходом о производстве писчей и обверточной бумаги. Она выделывается по мелочам в бесчисленном множестве фабрик или, правильнее, простых сараев и домов. Главное бумажное производство в Нанкине и далее на юге, откуда доставляется лучшая бумага в Пекин. Остановлюсь несколько на фабрикации искусственных цветов. Эта отрасль промышленности развита здесь в высшей степени. В Китае каждая женщина, как бы бедна ни была, украшает свою голову цветком, сообразно времени года; только богатые могут носить натуральные цветы, и то не всегда; все же прочие довольствуются искусственными; и надо заметить, что эти цветы, по своей необыкновенно дешевой цене, доступны для всех. Они одинаковы для знатных и бедных; и, действительно, цветы так хороши, что их не стыдно носить хоть кому. Стоят они – этому трудно поверить – копеек десять ассигнациями за цветок с зеленью! Цветы здесь фабрикуются из древесной сердцевины, которую обрезывают винтообразно и потом расправляют на парах; она превосходно принимает краски, подобно чистой слоновой кости, только еще нежнее ее. В Европе несправедливо называют ее рисовой бумагой. При фабрикации цветов, разделение работ доведено до удивительной дробности: целые улицы занимаются этой промышленностью; но каким образом? Один дом, например, делает только лепестки какого-нибудь цветка, другой – листья, третий – тычинки, четвертый – ветви и так далее; а сколько всех доступных фабрикаций цветков! И этот дом передает свое ремесло детям; иное семейство, может быть, целые столетия только и производит, что листочки розы, и знания его не простираются за пределы этого ремесла; да еще, разве, посвятит он часть времени на изучение нескольких иероглифов, нужных для сведения счета по своему делу. Наконец, есть дома, которые занимаются собиранием частей цветка в целое. Особые скупщики цветов рассылают их с носильщиками по всему городу. Невозможно заказать что-нибудь отличное в этом роде; потому что ремесленник не может сделать ни хуже, ни лучше того, как он делает, и притом, чтоб заказать букет цветов, надо иметь дело с целым населением какой-нибудь улицы. Китайцы смеются над такой прихотью европейцев. И в самом деле, разве вам не предлагают именно тот род цветков, который носят в известное время года все, и самые знатные – так чего же вам еще нужно? Эти цветы дурны? Да, может быть, вы пожелаете иметь камелию, когда носят лань-хоа? Но нет, в Китае вы невольно плывете с общим потоком и не станете выходить из порядка, не нарушая приличия. Китай все и всех переваривает в своей варе.

Проходя по улицам, вы почти на каждой из них встречаете дома, огражденные толстой решеткой: это закладные лавки. В Китае нет государственных банков, нет того, что называется в Европе ломбардом: известные купцы открывают банки, выпускают ассигнации и принимают за них металл; так как монеты в Китае не существует, кроме медной, то каждый находится в необходимости менять у них золото и серебро прежде, чем пустить их в оборот. Правда, в больших лавках с товарами также принимают металлы на вес; но почти по тому же курсу, который существует у менял. При начале месяца, при конце года, курс на металл обыкновенно несколько понижается; в первом случае, потому что выдается жалованье военным, а во втором, потому что повершаются все расчеты. Впрочем, в настоящее время, как я уж заметил, серебро чрезвычайно возвысилось в цене. Частные банки нередко банкротятся, и тогда ваши ассигнации ничего не стоят; конечно,