Я разорву эту помолвку! (СИ) - Джейкобс Хэйли

— Погоди, не шевелись. Я помогу, а то ты еще больше запутаешься, — он потянулся вперед и взял меня за руку, чтобы придать устойчивое положение. Не одеяло, а ловушка.

— Не трогай меня! — вырвала руку и полетела вниз вслед за Джеймсом на пол.

Его туша смягчила падение.

Он тихо вздохнул, прикрыв глаза.

Я заглянула ему в лицо.

— Эй.

Нет ответа.

— Эй, ты в порядке?

Ненароком подалась поближе, чтобы проверить дыхание.

Вдруг две руки сжали меня в своем плотном кольце. Сначала на губах мужчины возникла победная улыбка, а уж затем он довольно открыл глаза.

Я уже устала краснеть. Пусть я и с Земли, и нравы там отличаются свободой, но за время жизни здесь привыкаешь к этикету и вежливости, а поведение моего нареченного ни тем, ни другим сейчас не отличалось.

— Джеймс… отпусти.

— Нет, не отпущу. Ни за что не отпущу!

Настроение у кого-то было замечательное. Как жаль, что не у меня.

Я положила руки на его грудь и постаралась их выпрямить, чтобы увеличить расстояние между нами и быстренько встать и убежать. Но меня лишь прижали сильнее. Сердце гулко отбивало учащенный ритм под моей ладонью. Рубашки на мужчине не было, сейчас нас разделяла только ткань моей сорочки, одеяло скомкалось где-то в ногах. Опасно.

Разве ему удобно так лежать? На полу, с грузом в виде меня давящим сверху?

— Ты не представляешь, как мне сейчас хорошо.

— Тогда я имею все основания подозревать, что у тебя что-то не то с головой.

Он бархатисто рассмеялся.

Его дыхание щекотало мне шею.

Глаза Джеймса потемнели. Он рассматривал мое лицо словно старающийся запечатлеть в памяти образ художник. Его взгляд упал на мой рот и надолго остановился в этом месте. Я тоже оценивала его лицо.

Джеймс облизал губу и от этого действия у меня пуще прежнего заалело лицо, а по рукам пробежались мурашки. Фло, угомонись. Это все вина этого тела! Предыдущая его обладательница в женихе души не чаяла, а мне значит с последствиями разбираться?! Нет в мире справедливости. Звучало все это как жалкие оправдания, но принимать истину я пока отказывалась.

— Послушай, Джеймс, что тебе снилось?

Он нахмурился и потерял всю веселость. Игривое настроение пропало. Руки, удерживающие меня мгновение назад, разжались.

Прости меня, но это был единственный вариант. Иначе было страшно представить, что могло произойти дальше. Я ведь уже чувствовала, что еще немного и его губы… Я встала и неловко отвела взгляд.

Мужчина поднялся следом. Он опустился на кровать и в мою сторону не смотрел.

— Я услышала крики и… извини, ты был весь в поту, я хотела разбудить, но ты не просыпался… а потом схватил меня за руку и не отпускал.

Он поднял голову. Рукава моей ночной рубашки были выше локтя, летом погода ночью хоть и прохладнее дневной, но все же бывало душно. Только сейчас я заметила вокруг левого запястья синяки в виде очертания чужих пальцев…

— Прости… Флоренс, прости я не хотел причинить тебе боль, — Джеймс зарылся рукой в волосы и отчаянно корил себя.

Я оглянулась. Дверь была так близко. И все же я не могла уйти. Он выглядел таким несчастным.

Присела рядом. Его голый торс меня немного смущал, но это было терпимо.

— Все в порядке, — осторожно протянула руку и коснулась его сжатого на бедре кулака. — Правда, мне не больно… Так, а что тебе снилось? Мы можем об этом поговорить, если хочешь. Честно, я не убегу и выслушаю, все, что ты захочешь рассказать.

Джеймс замотал головой.

— И это тоже пройдет, — вздохнула я.

Он слабо улыбнулся.

— «Даже если все очень плохо — когда-нибудь это кончится. Ничто на свете не вечно»?

Я кивнула.

— Я ненавидел тебя за эти слова, — усмехается он. — такие хладнокровные и жестокие строки, совсем не переживала, и не ждала.

Вспомнила, как вывела три строчки на обратной стороне письма и отправила его назад. Это было так давно, а он все еще помнит.

— Ты ведь сам не хотел, чтобы тебя ждали.

— Это так. И все же, я хотел, чтобы вопреки моей просьбе…

Он не договаривает, но этого и не нужно.

Я его прекрасно понимаю. И даже когда Джеймс молчит, мне кажется, что все его чувства передаются и мне. Это удивительное взаимопонимание.

— Но именно из-за этих слов я не мог сдаться. Мне казалось, что если я сдамся, то ты точно решишь, что я последний придурок. Я боялся, что может случится с девушкой, от которой я убежал на войну и встретил там свою гибель… Что она подумает, что подумают другие… будет ли ей грустно, если я выживу, захочет ли она, чтобы я вернулся к ней, примет ли она меня такого… Я много думал о тебе, Флоренс.

Я выдерживаю его напряженный взгляд.

— Там все было по-другому. Я понял, каким оказался дураком…

Джеймс начинает свой рассказ. Он говорит много, но без подробностей. Иногда его голос срывается, иногда пауза затягивается, а затем он продолжает снова. Я слушаю молча. Ему и не нужны мои слова утешения или вопросы. Он должен выговориться. Сам.

Он не скрывает некоторые моменты, которые леди лучше не знать, не пытается быть равнодушным, в его голосе много чувства вины и сожалений, горечи; но с каждым предложением его лицо будто становилось светлее, уходили прочь из глубины глаз мутные водовороты темноты и следы печали…

После того, как он замолчал мы еще долго сидели рядом, не касаясь друг друга. Физически. Но я продолжала ощущать это единение, понимание, которое вышло на иной уровень.

Однако свой язык я продолжала держать за зубами. Отчаянно хотелось все рассказать и в то же время похоронить этот секрет в глубинах собственной души.

В конце концов я встала и пузырь, отгораживающий нас от всего остального мира лопнул. Связь была прервана. Возможно, так даже лучше. Это утро открыло мне глаза. Оказывается, «соблазнить» Джеймса будет проще, чем я думала. Главное, не утонуть в его глазах и выстоять самой — в этом уверенности у меня было меньше.

Сегодня была пятница, а значит день обещался быть загруженным. После завтрака я собралась, но не успела даже спуститься по лестнице вниз, как меня окликнул жених, интересующийся куда же я так спешу. В поместье было скучно, провинциальная аристократическая жизнь была размеренной и однообразной, и быстро надоедала.

Я позвала мужчину с собой.

После утреннего инцидента стало немного проще. План с «обольщением» был не вариант. Я поняла, что мне не хватает информации. А ее лучше получать из первоисточника. Так что сегодня моя цель — выяснить какие сейчас отношения между Джеймсом и Гидеоном. Если все не радужно, то открыться жениху станет проще. Если же все чудесно — мир, дружба, жвачка — то… о таком варианте думать не хотелось.

Раз в месяц, порой чаще, я объезжаю деревни в наших землях. Чем живут, чем дышат простые сельские жители, какие у них проблемы и нужды, я искренне верила, что землевладелец должен не только собирать налоги, но и заботиться о своих людях. Надел Винтеров не был огромен, за день вполне можно объехать верхом вдоль и поперек.

Джеймс с радостью согласился меня сопровождать. Погода была чудесной. Выехали мы после завтрака, солнце распалялось все сильнее и сильнее, но соломенная шляпка с широкими полями спасала мое лицо от прямых лучей, а кожу от появления новых веснушек.

Мы не торопились, до ближайшего поселка было пятнадцать минут спокойного лошадиного шага, это время Джеймс провел, спрашивая меня о мощении новых дорог в баронстве, о распорядке дня отца и брата, рассказывал о своем детстве в графстве и интересовался моим.

Эмоции на его лице были искренними и на душе стало отрадно, что напряжение и отчаяние с которыми он рассказывал сегодня о войне, покинули его.

В поселениях как всегда было оживленно. Многие взрослые были на полях, но часть из них сегодня специально ждала моего приезда. О визитах я прошу Лару предупреждать всех старост деревень заранее.

Крестьяне жаловались на обмеление реки, эта проблема зрела уже давно. Протекающая сквозь земли баронства речушка с годами становилась все уже и уже, пусть в деревнях и были колодцы, но водный источник был жизненно необходим для полива полей и огородов, а также для выгула скота. К тому же ребятня любила купаться и загорать на песочке у воды.