Штука - Владислав Выставной

Я менял тяжелую, словно из свинца, «обойму», и ждал, когда пригонят следующую партию «подопытных кроликов».

Все это время Тома вместе с охранниками находилась у меня за спиной. Поговорить наедине никак не представлялось случая.

И дни напролет я, словно раб, двигал громоздкую установку, таскал тяжелые обоймы и жал на рычаг. Так я, вместе со многими другими, приближал день всеобщего кошмара, как это делали когда-то совсем другие люди.

Те, что создавали атомную бомбу.

Я думал, что хуже быть уже не может. Но вскоре меня перевели в другой бокс, теперь уже под литерой «R». Здесь шла работа над прототипом боевого устройства «раскаяние-2». Предполагалось, что попавшие под его «огонь» вражеские войска мгновенно теряют волю к победе и бодро идут сдаваться.

Устройство никак не желало работать нормально. Как тонко говорили специалисты из этого бокса, функционировало некорректно. На практике же это означало, что срабатывало оно вообще через раз, и в результате испытуемые, вместо того, чтобы, подняв руки, идти сдаваться в руки лаборантов, массово валились без сознания. И мне, вместе с такими же, как я, чернорабочими прогресса, приходилось грузить тела на носилки и откатывать в медицинский блок.

Страшно подумать, что же представляло из себя «раскаяние-1»…

Сидя на лавочке под хмурым небом мы с Хиляком устало обменивались впечатлениями. Появилось новое, не очень приятное ощущение: будто мы давным-давно смирились с происходящим, опустили руки, и просто мотаем свой бесконечный срок, даже не рассчитывая на досрочное освобождение.

Моя инициатива возымела последствия и для моих друзей: к общественно полезному труду привлекли всех. И надо сказать, им повезло меньше: их припрягли к погрузочным работам. Не знаю, злились ли за это на меня Крот с Доходягой, но Хиляк все воспринимал стоически.

– Сегодня привезли первую партию деталей для «ступора», – сказал Хиляк, тоскливо кутаясь в потертый плащ. – Единиц на пятьдесят единиц, не меньше. На хорошую армию хватит…

«Ступор» – простейшая, но первая эффективная модель оружия на основе концентрата жалости. Действует предельно просто: оглушенные им вражеские солдаты на добрых десять минут отказываются жать на курок – просто «зависают» в раздумьях о разумном, добром, вечном. Вполне достаточное время, чтобы без излишних усилий превратить их в кровавый фарш.

– Это, значит, первая поставка намечается, – сказал Хиляк. – Максимум неделя на сборку, накачку, пристрелку – и все. Считай, начало новой военной эры. Здорово, что мы приложили к этому руку, правда?

Хиляк говорил насмешливо, но в голосе его слышалась горечь.

Еще бы. Мало того, что слабаки потеряли все, так еще и подтолкнули человечество к новому, неизбежному конфликту. Кто удержится от возможности использовать такой мощный козырь, как наше новое оружие? Как известно, между испытанием первой атомной бомбы и ее боевым применением практически не было временного промежутка…

На меня же эта новость подействовала, как инъекция адреналина. Захотелось пробить кулаками стены, броситься на охранников, бежать куда-то с яростными криками…

Для нас, анималов, придти в бешенство – нормальное явление. Главное получить хороший пинок под зад.

Глубокий вдох, выдох. Спокойнее, спокойнее…

– Ты только ничего не предпринимай без моей команды, – тихо сказал я.

Хиляк удивленно посмотрел на меня, сказал неуверенно:

– Даже и не собирался… А что…

– И ничего не спрашивай. Жди.

12

На это надо было решиться.

Я не слишком верил бывшей подруге. Хотел бы – но доверие ушло вместе с ее прежним образом. Агент Рысь могла сколько угодно просить у меня прощения – я-то прекрасно понимал, что актриса она превосходная. Искусство обмана она усвоила мастерски.

Но другого шанса просто не было. Кто сказал, что надежда умирает последней?

Надежды уже не осталось.

Нужно просто заставить себя верить.

Во время очередного испытания «раскаяния-2», я выбрал момент и «неловко» зацепил большой стеллаж с отработанными «обоймами». Обоймы я специально складывал так, чтобы держались они «на честном слове».

Конструкция рухнула. Я никак не желал покалечиться, но, видимо, переоценил свои возможности. Меня здорово придавило, и я заорал. Даже играть особо не пришлось.

Я рассчитал правильно. Из всей моей охраны быстрее ко мне подскочила Тома.

– Есть разговор… – прохрипел я.

И отключился.

На этот раз я угадал. Придти к уложенному в постель пострадавшему бывшей подруге вполне дозволительно. Поэтому я даже не удивился, когда она зашла в медицинский бокс, где мне было отведено вполне комфортабельное койко-место.

Она зашла, одетая в просто – в джинсы и свитер. Будто старалась подчеркнуть, что ее визит не носит служебного характера. Эдакий родственный визит к больному – только кулька с фруктами не хватает.

Придвинула стул, села рядом. Неподалеку медсестра возилась с каким-то потерпевшим из числа «подопытных». Я надеялся, что она не подслушивает. И еще – что в этой импровизированной больничной палате нет вездесущих ушей. Ну, не могли же они предусмотреть все на свете?!

Я, конечно, усердно изображал тяжелобольного. Но приподняться на локте, все же, стоило некоторых усилий: возможно, что ребро-таки треснуло.

Тома смотрела на меня большими влажными глазами, и глупые чувства убеждали меня, что все замечательно, и предательство любимой женщины – просто дурной сон.

Отогнал неуместные мысли, сказал тихо:

– Спасибо, что пришла. Ты обещала помочь.

Тома чуть заметно кивнула. Глаза ее расширились.

– Мне нужно найти одного человека, – сказал я. – Просто скажи ему где я…

– Хорошо, попробую. Кто он?

Я сказал – очень тихо, но внятно. Она закрыла и открыла глаза: «Хорошо».

Я добавил тихо:

– Понимаю, это непросто. Где мы сейчас находимся? Наверное, где-нибудь на Урале, или в Сибири…

Тома чуть улыбнулась:

– Мы Подмосковье. Час езды до столицы.

Я опешил. Однако! В голове все смешалось – там перестраивалась сложная картина, нарисованная воображением. Все-таки, человек, оторванный от источников достоверной информации, живет в совершенно виртуальном мире.

– Что-то я не пойму… Мы же так долго летели!

– По кругу летели. Руководство следы запутывало. Все здесь думают, что находятся у черта на рогах. Чтобы мыслей о побеге даже не возникало.

Так вот, почему меня возили в закрытой машине! Значит, Обитель – не так уж далеко отсюда.

И новое оружие производится в самой населенной местности…

Я помолчал, лихорадочно прикидывая, что дает мне этот новый расклад.

– Ты можешь раздобыть план комплекса? – сказал, наконец, я.

– Постараюсь…

Она чуть помолчала и спросила – совершенно неожиданно, и как-то по-детски:

– Ты простил меня, Леша?..

На следующий день я покинул медицинский бокс. И тут же ощутил, что вокруг что-то изменилось.

Похоже, Хиляк прав. В стенах комплекса нарастало нездоровое оживление. За глухими окнами ничего толком не видно, но рев тягачей слышен прекрасно. Наверное, уже грузили первую партию нашей экзотической продукции.

Количество вооруженных людей в коридорах удвоилось. Свободное передвижение стало невозможным. В один прекрасный день крепкий сержант с автоматом остановил меня на выходе из комнаты и сообщил, что работа моя закончилась. На все вопросы он хмуро отмалчивался. Я потребовал встречи с полковником. Сержант терпеливо объяснил мне, что тот занят. Тогда я пожелал увидеть Альберта. Толстопуз, по словам сержанта, был в отъезде. Когда я спросил его про Тихоню, сержант попросту не понял, о ком речь.

С друзьями встречаться также запретили. Тома пропала из поля зрения, но ее я старался не упоминать без надобности, так как все еще надеялся на помощь с ее стороны.

Я оказался в изоляции. Это невыносимо: меня трясло от избытка энергии, мне хотелось броситься на охранников, что дежурили у дверей, отобрать оружие, утроить дерзкий побег…

Часами сидел перед телевизором, пытаясь в потоках информации выловить что-нибудь про Клан или какие-нибудь аномалии в поведении людей. Все глухо. Очевидно, те, кто вовсю пользовался тайными ресурсами слабаков, умело маскировал свою деятельность. Видимо, по той же причине до сих пор не всплыла информация про Клан.

Телевизор бубнил одно и то же: экономический кризис, борьба с терроризмом, футбол… В какой-то момент я заснул беспокойным, поверхностным сном.

Проснулся от болезненного удара: я лежал на полу и скула горела от нежданной встречи с грубым кафелем. Поднялся, шипя от боли и потирая ушибленные места. Телевизор продолжал свое бессвязное бормотанье. Ужасно хотелось пить. Пошатываясь, открыл дверь, вышел в коридор.

Странно: охраны не было. Дошел до туалета в конце коридора, напился из крана отдающей железом водой. Вернулся к двери в свою «камеру». Постоял, подумал. Меня посетило странное, не очень приятное предчувствие.