Сцены страсти - Дина Джеймс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Миранда смутно вспомнила, как Шрив говорил ей, что ее семья, должно быть, сходит с ума от беспокойства. Он пытался заставить ее покинуть труппу и вернуться в Чикаго. Он даже предлагал ей деньги, но она отказалась.
– А где были вы, когда она плакала? Ездили по стране? Одевались в красивые платья? – Рейчел окинула взглядом нарядное платье Миранды. – Весело проводили время? Ну, позвольте мне сказать вам, что нам было вовсе не до веселья.
У Миранды задрожали руки. Предвкушаемая радость встречи рассеялась как дым. Голубое платье, которое она так тщательно выбирала, чтобы произвести хорошее впечатление, сослужило ей плохую службу. Ей надо было прийти к сестре в рубище и умолять о прощении.
– Мне очень жаль, – прошептала она.
Рейчел направилась к двери. Миранда увидела безобразные ботинки и толстые синие чулки, выглядывавшие из-под подола платья.
– Я не хочу идти в театр, чтобы смотреть ваш спектакль. Я больше не хочу видеть вас. Я скажу миссис Уилкокс, что если вы опять придете, я не хочу вас видеть.
Миранда сидела, опустив голову. Шаги приблизились к двери. Раздался скрип, потом дверь закрылась. Топот шагов превратился в бег и постепенно замер в отдалении.
Миранда закрыла лицо руками и заплакала.
Сцена вторая
Так я дурак?[28]
– А чего ты ждала? Возвращения блудной сестры?
– Да, – сквозь слезы вымолвила она. – Да. Да! Да!
Шрив развел руками.
– Я и не представлял, насколько ты оторвалась от реальной жизни.
Она посмотрела на него опухшими от слез глазами.
– Неправда. Я жила и работала в театре бок о бок с тобой. Если я оторвалась от реальной жизни, то как же ты сам?
Он грустно посмотрел на нее и покачал головой.
– За очень многое в твоем характере должен отвечать я.
Миранда сделала усилие, чтобы взять себя в руки, вытерла слезы тыльной стороной ладони и постаралась придать своему лицу привычное спокойное выражение. Дальнейшие ее слова были сказаны уже ровным тоном:
– Тебе не в чем себя упрекать. Он опять покачал головой.
– Ты не понимаешь. Ты всегда знала лишь то, что я говорил тебе. А я намеренно многого тебе не говорил. Ты постоянно жила в моей тени.
Она гордо подняла голову.
– Как ты можешь так говорить? Я каждый день играю на сцене, и каждый день встречаюсь со зрителями.
– Вот именно. Ты встречаешься со зрителями. Но ты не живешь среди этих людей. Я всегда стою рядом с тобой, пока они восхищаются тобой и поздравляют тебя. Джордж ведет твои дела, Ада одевает тебя. Мы все ограждаем тебя от всяческих неприятностей.
– Ты говоришь обо мне как о слабоумном ребенке, – пожаловалась она. – По-твоему, я почиваю на постели из лепестков роз. Я много работаю…
Он нежно коснулся ее плеча.
– Я знаю. Но ты актриса. Актеры и актрисы не живут как все прочие люди. Они живут в вымышленном мире, в мире героических поступков и счастливых финалов, радостных встреч и триумфальных побед. В мире длинных фраз и искусственных речей.
– В мире многочасовых репетиций и тяжелой работы, грубой публики и скверных театральных менеджеров, – сердито прервала она его.
– Это верно, но в конце концов все благополучно завершается. Пропавшие дети находятся и возвращаются к своим любящим родителям. Бывшие любовники встречаются через двадцать лет. В жизни все не так. Родители, дети, любовники продолжают жить каждый своей жизнью. Они становятся другими. Давай, расскажи мне. Чего ты ждала от своей сестры?
Миранда медлила. Она обиженно поджала губы, но сейчас они начали дрожать.
– Я предполагала, что она может не поверить мне. Я думала, что мне трудно будет убедить ее в том, кто я такая.
– Но это не вызвало никаких затруднений, верно?
– Да. Она узнала меня.
– Надо быть полоумной, чтобы не узнать тебя. Я уверен, что она видела твои портреты. Ты почти не изменилась. А твоя мать наверняка устроила дома алтарь в память о своей дорогой умершей дочери. И что она сделала после того, как узнала тебя?
Его слова болью отозвались в ее сердце, усилив ее отчаяние.
– Она повела себя так, будто она н-ненавидит меня. Ты бы видел ее. Она обвиняла меня в ужасных поступках. Говорила, что я покинула ее и маму.
– Разве нет? Разве твой побег не означал, что ты их покинула? Ты ни разу не поинтересовалась, что с ними стало. Твоя мать, вероятно, пережила страшные дни, не зная, жива ты или умерла. И всегда надеялась. Плакала в твой день рождения, плакала в канун Рождества. Плакала…
Миранда сжала кулаки.
– Перестань!
– А счастливый конец? – серьезно спросил Шрив. – Он все-таки был?
– Нет. Она сказала, что больше никогда не хочет меня видеть. Моя родная сестра. Когда она была малышкой, я так любила ее. Она обнимала и целовала меня. – Миранда боролась со слезами. – Я не буду плакать. Правда.
Шрив посмотрел на ее склоненную голову.
– Забудь об этом как можно скорее. Мы должны подумать, что нам теперь делать.
– Почему мы?
– Потому что у нас может возникнуть большая проблема. Как нам теперь спрятать этот котел с гнилой рыбой?
Миранда быстро справилась со слезами и сделала несколько глубоких вдохов – свое привычное упражнение, которому научил ее Шрив, чтобы избавиться от страха перед сценой. Она промакнула глаза влажным от слез платком.
– Я не хочу ничего прятать.
– Как же!
Она повернулась к нему, гордо вскинув голову. (Беатриче из «Много шума из ничего»).
– Я говорю серьезно.
Он посмотрел на нее, его презрение отразилось в усмешке, появившейся у него на губах.
– Миранда, ты же хочешь, чтобы она держала в секрете твой непрошенный визит к ней.
– Как ты можешь такое говорить? Я надеялась, что мы станем друзьями. – Она наклонилась вперед и протянула руки, как умоляющая Изабелла.
Он процитировал ей строки из Шекспира:
– «Но нет соблазна опаснее того, что нас ведет на путь греха, пленив нас чистотою…»[29]
Миранда спрятала руки за спину и бросила на него сердитый взгляд.
– Что ты хочешь этим сказать? Если бы ты видел все собственными глазами! Моя маленькая сестренка живет в этой ужасной школе, носит отвратительную форму и уродливые ботинки.
– Директриса бьет ее кнутом?
– Нет.
– Твоя сестра выглядит изможденной? У нее на лице синяки?
– Нет.
– Она умоляла забрать ее оттуда?
– Нет.
Он очень театрально пожал плечами.
– Твои собственные слова обвиняют тебя.
– Черт возьми, это не пьеса!
– Нет, не пьеса. Но ты не можешь перестать играть. Это жизнь твоей сестры. Она заслуживает жить так, как считает нужным. Она ведь не собирается бежать?
