Сожженые мосты ч.5 - Маркьянов Александр

Проспект?

— Выворачивай! Выворачивай на проспект! Выворачивай, сын шакала!

Проклятый слабак! Нельзя было брать Ахмада в танк!

Танк, тем не менее, повиновался. Сминая оставленные в страхе бежавшими водителями машины — многие уже поняли, что произошло на площади — танк вырвался на проспект. Собрав последние силы, майор поднял таки снаряд "флашет" и из последних сил бросил его в лоток. Почти неслышно, в реве двигателя лязгнул затворный механизм пушки. Майор отключил блокировку — в автомате танк не мог вести огонь, если ствол орудия повернут более чем на девяносто градусов от носа танка. Сейчас в этой блокировке не было никакого смысла. Он с садистской радостью наблюдал, как на проспект выбегают, бессмысленно бегут за танком все больше и больше офицеров САВАК и Гвардии Бессмертных. Эти тоже — погрязли в грехах…

Целься!

Стальной вихрь вольфрамовых стрелок, энергия каждой из которых превосходила энергию пули, выпущенной из крупнокалиберного пулемета, как метлой вымел проспект, разом убив не меньше двадцати человек. Еще столько же, жутко искалеченные — такая стрелка отрывала конечность — остались лежать в лужах крови. Никто не ожидал того, что в танке остался еще один снаряд, бросились с автоматами в погоню, рассчитывая, что танк рано или поздно остановится, они выковыряют из него заговорщиков, бросят их к ногам будущего шахиншаха и тем самым спасут свои жизни, ведь их жизни висели на волоске, после того как они допустили подобное. Добыча была уже близка, самые глупые бежали за кормой танка, да еще и стреляли в него из автоматов, бесцельно тратя боеприпасы — самые умные чуть поотстали. Кое-кто бежал совсем близко к стволу — их контузило ударной волной выстрела, сбило с ног. Остальных стрелы смели всех…

— Стой! Стой, останавливай машину! Нет, давай направо!

Направо от шоссе — осыпь, их какое- то время не будет видно. Дальше — городские кварталы, если Аллах сегодня с ними — там они встретят братьев. Они принесут им радостную весть — шах мат, тиран мертв — а братья за это укроют их.

Шах Мат!

Нос танка провалился вниз и вбок, майор не удержался — и его бросило на броню, в глазах на секунду потемнело от боли, затошнило. И в этот момент танк остановился…

Собрав последние силы, майор повернул рычаг кремальеры, которая держала башенный люк над местом наводчика. Толкнул его — но люк не поддавался, он весил целую тонну.

Аллах Акбар!!!

Командирская башенка!

Там тоже есть люк! Он совсем рядом! Его проще открыть…

Этот люк поддался сразу — и раскаленный, пропахший бензином воздух Тегерана ворвался в танк. Измученный, раненый майор посмотрел на виднеющийся в люке обрывок безжалостно-голубого неба — и понял, что еще жив.

Жив — и может сражаться…

В револьвере САВАКовца было целых четыре патрона, два надо было оставить для себя — четыре патрона все равно немало. Привычно — от усилия он снова чуть не потерял сознание — подтянувшись на руках — майор вывалился на исковерканную, засыпанную бетонной пылью и обломками бетона броню танка. Растянулся на ней, замер на миг — остро ощущая, какое же это блаженство, просто так лежать под солнцем. Под их солнцем, потому что тиран мертв и что бы не было дальше — такого как было, уже не будет.

Надо идти…

Майор заколотил рукояткой пистолета, изрыгая проклятья — по люку механика водителя, опасаясь, что Бехрузи сошел с ума. Почти сразу люк откинулся в сторону…

— Надо уходить! Пошли!

— Надо забрать Ахмада! Мы не можем оставить его здесь!

— Он мертв! Пошли!

— Нет! Я должен спасти сына! Оставь меня и уходи!

— Аллах Акбар!

Револьвер в руке майор плюнул огнем — и в середине лба подполковника Бехрузи появилась черная, потекшая красным точка. Подполковник повалился на сына, пережив его не больше чем на пять минут.

Аллах с тобой, брат…

Читать молитву было некогда, майор соскочил с брони — и раненая нога предательски подвернулась, в глазах потемнело от боли, он покатился вниз по насыпи, в грязную канаву. По указанию шахиншаха весь Тегеран в нескольких направлениях напрямик пересекали построенные на насыпях огромные, бессветофорные автострады, это позволяло передвигаться по Тегерану быстрее, чем по любому другому городу мира. Вот как раз под такой автострадой и лежал, приходя в себя, майор.

Вставай! Вставай, во имя Аллаха!

Под руку попалась какая-то палка, опираясь на нее, он тяжело поднялся — палка в правой руке, револьвер он перехватил левой и опустил в карман. Надо только дойти вон туда… и все, и он уйдет, смешается с толпой… братья найдут и укроют его.

В последний миг своей жизни майор Мухаммед Техрани обернулся — как будто кто-то подсказал ему: обернись! Солнце было у него за спиной — но он воспаленными, уставшими глазами все же разглядел одинокого стрелка на автостраде, целящегося в него из автомата.

Но это же хорошо! Он выполнил то, что должен был, и попытка спастись — не более чем проявление слабости! Придет время — и имя шахида Мухаммеда Техрани будут знать все, кто придет вмедресе, чтобы познать Аллаха и слово его! Они будут помнить его — как праведника, отдавшего свою жизнь за то, чтобы правоверные больше не жили в угнетении и рассеянии. Ведь Махди грядет, и он, ничтожнейший из ничтожных, будет один из многих, кто вымостит дорогу для пришествия его. Аллах Акбар! Махди Рахбар!

— Да-да-да! — подтверждающее простучала короткая автоматная очередь, и раскинув руки как птица, майор Мухаммед Техрани стремительно полетел навстречу сияющему в небе солнечному диску.

15 июля 2002 года

Виленский округ сектор Ченстохов

Поросшая высокой, некошеной травой заброшенная сельская дорога уходила куда-то вдаль, к лесу, чуть в стороне, левее был столб от дорожного указателя, но самого дорожного указателя не было. Только в Европе даже на сельских дорогах есть дорожные указатели, в России не дождешься и на основных.

Небольшой травяной холмик по левую сторону дороги начал шевелиться…

— Пошли!

Поручик Комаровский и сотник Велехов остались одни. Только так можно было быть уверенным, что, по крайней мере, либо в одной группе, либо в другой — предателя нет. Та группа, в которой предатель будет принесена в жертву, хотя и необязательно. Скоро, совсем скоро начнется общее наступление, и тогда кто предатель, а кто нет — значения иметь не будет. Когда говорят пушки — предательство девальвируется…

Высохшая от жаркого лета трава неприятно хрустела под ногами…

Перебежками они добежали до какого-то сарайчика — в таких обычно хранят крестьянский инструмент. Залегли слева.

— Впереди! Трое и собака! Триста метров! Справишься? — зашептал сотник

— Да — Граф Ежи поднял автомат

— Не сейчас. Жди, я подберусь поближе. Сделаем вместе.

— Когда?

— Делай, как я начну. Начинай с последнего. Я — с первого.

— Понял…

Сотник змеей скользнул вперед…

У казаков не было бесшумного оружия, ни единого ствола — и это тоже было проблемой, ножами много не навоюешь, это тебе не тридцатые. Граф Ежи отдал сотнику бесшумный пистолет-пулемет, который у него был, сам остался со снайперской винтовкой, к которой тоже был глушитель. На двоих бесшумного оружия было вполне достаточно — хотя граф еще раз вспомнил о брошенном Скорпионе — вот бы сейчас пригодился…

Похоже, что это был патруль — он первый раз видел патрулирование местности повстанцами, видимо здесь было что-то важное для них, если они применяли патрулирование местности. Три человека, одетые в форму с какими-то странными, похоже, самодельными знаками различия и красно-белым повязками спокойно шли по дороге, на поводке у одного из них трусила, высунув от жары язык немецкая овчарка. Граф Ежи где-то слышал, что в жару собаки частично теряют чутье…

Началось неожиданно — собака вдруг оживилась, рванула поводок. Перекрестье прицела было на последнем из патрульных — каком-то деревенском увальне, он даже не смотрел по сторонам, а автомат нес так, как люди носят охотничью двухстволку. Убивать его было преступлением, но еще большим преступлением было бы не выстрелить, предать того, кто с тобой в одном строю. Поэтому граф Ежи выстрелил, пуля достигла здоровяка меньше чем через секунду и опрокинула его, так и не понявшего, что происходит, в сухую пыль сельской дороги. Изображение в прицеле на мгновение смазалось, а когда восстановилось — лежали уже все. Противно, громко взвизгнула собака — и замолкла…

Все.

Какое-то время оба они — и сотник и поручик находились на своих местах, ожидая тревоги, граф Ежи попытался "прощупать" через прицел деревню, ожидая что там может быть или снайпер или пулеметчик, или просто наблюдатель, способный поднять тревогу. Но ничего этого не было — только безоружные гражданские… а, нет. Похоже, в костел, на колокольне кто-то все же есть. И не просто так там сидит…