Звуки Шофара - Франсин Риверс

— Я знаю, что папа не был идеальным, мам. Но мы должны уметь прощать. Мы с отцом нашли общий язык. Я думал, ты все поняла.

— Да, конечно, я заметила в тебе разительную перемену.

— Нам следовало сделать заявление для прессы.

Она опустила руку, и штора плавно вернулась на свое место.

— Неужели ты думаешь, что вот этих вот слов ведущей — «Скорбящая по утрате семья покинула церковь, не сделав никакого заявления» — было недостаточно?

—Да.

Губы ее чуть тронула грустная улыбка.

— Почему?

— Потому что он хотел бы большего.

— Может, устроить общегосударственный праздник в его честь?

— Не шути, мам.

Молчание повисло в воздухе. Пол старался подавить душащие его слезы. Он так разозлился, что ему нестерпимо захотелось что‑нибудь расколотить. В какой‑то момент Пол ощутил на себе взгляд матери, изучающий, ждущий. Он почувствовал себя маленьким и жалким под ее добрым пытливым взором. Она медленно выдохнула и откинула голову.

— Он как раз собирался в Чикаго, чтобы обсудить детали своего последнего предприятия.

— Очередная книга? — Полу очень не хотелось, чтобы в его голосе были слышны нотки зависти или горечи, но он прекрасно осознавал, что оба эти чувства буквально пожирали его.

— Его альма–матер предложила ему стать преподавателем. Дейвид собирался проводить семинары для христианских лидеров, учить их, как строить церковь.

— Мне он только сказал, что у него намечается что‑то новое. — Отчаяние завладело Полом. Вот оно как. А он‑то думал, что у него с отцом наконец наладились отношения. — Я думал, в последние годы мы с отцом стали ближе.

Он так и не оправдал ожиданий своего отца. Дейвид Хадсон так и не поставил сыну высшую отметку. Несмотря на все, что он успел сделать, Пол чувствовал себя незначительным.

— Отец был грешником, Пол, как ты и я. Я не хотела, чтобы ты говорил с прессой, потому что Дейвида и так уже довольно высоко вознесли. — Лоис покачала головой. — Я не хотела, чтобы ты произнес некие слова, которые могли бы доставить ему удовольствие. И так уже достаточно сказано. Даже слишком. А все, что ты мог добавить, было бы ложью.

Пол резко поднял голову:

— Что ты имеешь в виду?

— Если ты не понимаешь, значит, ты забыл все, чему я тебя учила, что я рассказывала о Боге и о том, чего Он ждет от нас. — Она говорила еле слышно. — Это огорчает меня даже больше, чем смерть твоего отца, Пол.

Похвалы отца он так и не сумел заслужить, а вот теперь, оказывается, потерял одобрение и матери. Его глаза наполнились слезами.

— Я бы говорил о том, что он сделал правильно, а не о его ошибках.

— Я хотела, чтобы на похоронах твоего отца было произнесено Слово Божье. Чтобы истина прозвучала просто. Чтобы восхваляли Христа, — сказала она осипшим от горя и напряжения голосом. — Хотела, чтобы последними словами, произнесенными на поминальной службе, были слова о Том, Кто освободил нас и указал, как вернуться в объятия Господа.

— Разве я возражаю против этого?

— Я и не думала, что ты захочешь возразить. Может, теперь ты наконец сможешь стать пастором, каким Бог хочет тебя видеть.

Пол зажал руки между коленями.

— Я надеялся… — Он заплакал.

Наделся на что? Услышать слова «Я горжусь тобой, сын?»

Мать подошла к нему, притянула его голову к себе, как в те времена, когда он был маленьким мальчиком. Поцеловала его. В ее строгих глазах стояли слезы.

— Нужно только одно, Пол. Скорби, но не забывай, Кому ты служишь.

Оставшись наедине с собой, Пол задумался, почему у его матери возникло желание напомнить ему об этом. Ее слова оказали то же действие, что и соль, посыпанная на открытую рану.

Он пастор. Кому, как не ему, знать, что спрос с него велик.

Юнис и не пыталась уговорить Пола остаться в Южной Калифорнии. Зачем просить, если он даже не станет слушать? Она просто объявила о своих собственных планах.

— Я собираюсь некоторое время пожить с твоей матерью. Я уже сделала необходимые звонки и договорилась с несколькими женщинами, которые заменят меня в церкви на время моего отсутствия.

— Весьма мило с твоей стороны, что ты дала мне знать.

— Маме будет легче, если мы не все сразу уедем, Пол. Я думала, что ты с радостью воспримешь эту идею и что будет намного лучше, если домой Тима заберешь ты. Дорога неблизкая. У вас будет время поговорить.

Пол бросил одну из книг отца в коробку. Еще три коробки уже стояли крепко перетянутые веревкой.

— Не надо принимать решений за меня, Юнис. За последние четыре дня Тим не перемолвился со мной ни единым словом. Меня не вдохновляет перспектива провести с ним пять часов наедине.

— Но ты и не искал возможности поговорить с ним. Бо́льшую часть времени ты провел в кабинете своего отца.

Пол кинул еще одну книгу в коробку.

— А что, по–твоему, я должен делать? Торчать с ним у бассейна? Я не ребенок, чтобы тратить время впустую. Мама позволила взять из библиотеки отца все, что мне нужно. — Пол жестом указал на книги. — Как видишь, у меня полно работы.

Как мне достучаться до него, Господи? Как пробиться сквозь толстенные стены, которые он воздвиг вокруг себя? Юнис оглянулась вокруг. На небольшом столике стоял макет церкви Дейвида Хадсона. Она подошла ближе, посмотрела на него, затем подняла глаза на увешанную фотографиями стену. Дейвид Хадсон за руку здоровается с президентом Клинтоном. Дейвид Хадсон с популярным актером, который приобрел известность благодаря владению искусством рукопашного боя, и с еще одной кинозвездой, прославившейся благодаря своему роскошному телу. На другой фотографии Дейвид Хадсон пожимает руку китайскому послу. Вот Дейвид Хадсон стоит перед входом в свою церковь, сложив молитвенно руки и приветствуя гуру, того самого, который в день отпевания пришел в церковь и сказал, что Дейвид Хадсон был самым просвещенным религиозным деятелем двадцатого века, настоящим человеком мира и любви. Все фотографии были напечатаны на дорогой матовой бумаге, вставлены в роскошные рамки. Памятная стена Дейвида Хадсона.

Смущенная Юнис медленно осмотрела комнату пытливым взглядом. Нигде она не обнаружила фотографии жены Дейвида Хадсона, единственного сына Дейвида Хадсона, единственного внука Дейвида Хадсона. Не было здесь и изображения Иисуса Христа.

— Ты можешь простоять здесь хоть весь день, Юнис, но я не собираюсь менять своего решения. И не надейся, что сможешь вызвать у меня чувство вины. У меня нет времени контролировать Тима. Отвозить его в школу, забирать из нее, а потом следить за тем, куда он тайком удирает.

— Это забота матери. Так?

Пол любил напоминать ей, что с родительскими обязанностями она не справлялась с самого начала.

— У меня дел невпроворот. — Он выбрал еще одну книгу для своей личной библиотеки и бросил к остальным.

«Когда он собирается прочитать их при тотальной нехватке времени?» — подумала Юнис.

— Меня не было четыре дня, — продолжал Пол, стоя к ней спиной. — И ты прекрасно знаешь, что по приезде меня ожидает огромное количество почты, с которой придется разбираться. — Он тщательно осматривал полки в поисках ценных изданий. — И мне еще надо провести совещание со старейшинами и убедиться, что они выполняют мои распоряжения. Стивен Декер потребовал свои деньги. Вообще‑то, мог бы и потерпеть недельки две. — Он достал очередную книгу с полки и запихнул ее в коробку. — Как видишь, это тебе не пару песенок пропеть в воскресное утро, а оставшуюся часть недели провисеть на телефоне.

Еще одное колкое замечание, чтобы задеть ее за живое.

— Если ты считаешь, что я не должна консультировать женщин в твоей общине, только скажи мне, Пол, и я направлю их к выбранному тобой человеку.

— Буду я еще возиться с этим.

Юнис отчетливо поняла, что разговор с ним ни к чему не приведет.

— Поскольку мой труд не представляется архиважным, ты и твоя церковь даже не заметите моего отсутствия, если я вдруг приму решение задержаться на неделю, а не на пару дней.

— Оставайся хоть на месяц, если хочешь!

Кто же тот глупец, который утверждал, что камнем и палкой можно сломать кости, но слова не могут причинить боли?[52]

— Ладно, слушай, извини. — В голосе Пола послышалось больше недовольства, чем искреннего признания вины. — Я не хотел быть грубым. Ты же знаешь, я вовсе так не думаю.

— Нет, я не знаю этого, Пол. Я больше ничего не знаю. Я уже и тебя не знаю!

— Я же извинился. Чего ты еще от меня хочешь?

— Искренности. «Извини» — это всего лишь отговорка. После твоего «извини» ничего не меняется к лучшему.

Он поймал Юнис раньше, чем она успела выйти из комнаты. Притянув к себе, он обнял ее за талию.

— Я потерял отца несколько дней назад, я сам не свой. — Очередные оправдания. — Прости меня.

Она еле удержалась от желания вонзить ногти ему в руки, чтобы освободиться от него. Прощайте до седмижды семидесяти раз, так сказал Господь[53]. До седмижды семидесяти раз.