Республиканские Коммандо 2: Тройной Ноль - Карен Трэвисс

– Нормально. – Сейчас он был в лучшем настроении. Наверное, он посчитал инцидент между ней и Ордо исчерпанным. – Да. Он за тобой присматривает.

– Он хороший парень. Но он должен выспаться. – Он провел пятерней по волосам и зевнул. – Усталость влияет на твою соображалку.

– Но не на твою. – тихо заметил Вэу.

Скирата в мгновение ока оказался наготове и скинул ноги со стола на пол. Вэу мог завести его, в точности так же, как механическую игрушку.

– Если я не буду двигаться достаточно быстро, когда начинается стрельба – то это моя проблема. Я к этому привык.

– Да, мы все знаем. – Вэу обернулся к Этейн. – На этом он обычно начинает читать мне лекцию про его тяжелое детство голодного сироты военного времени, жизнь дикаря в каких-то развалинах, и о том что я сбежал, чтобы стать наемником просто потому, что мне надоела моя богатая, праздная семья.

– Ну, мне это сэкономило немного времени. – с оттенком раздражения заметил Скирата. – То, что он сейчас сказал.

– У вас есть семья, Вэу? – Этейн внезапно была зачарована людьми, у которых были родители и родня. – Вы поддерживаете с ними отношения?

– Нет. Они отвергли меня, когда я отказался выбрать ту карьеру, которой они для меня хотели.

– А жена? Дети?

– Милая девочка, мы Куэ'валь Дар. Люди, которые должны исчезнуть на восемь лет или больше – не того рода, у которого бывают семьи. За исключением Кэла, конечно. Но твоя семья тебя не ждет, не так ли? Впрочем, все в порядке. Теперь у нас куда больше сыновей.

Даже если бы Этейн ничего не знала о Скирате или Вэу – это была насмешка того рода, которая гарантирует начало драки. Скирата внезапно стал совершенно белым от гнева. Одной из вещей, которые она знала про мандалориан, было то, что клан являлся вопросом чести. Скирата очень медленно пошел на Вэу, и стрилл с поскуливанием проснулся.

Этейн посмотрела, чтобы убедиться, что жилет Скираты со смертоносным набором клинков все еще переброшен через спинку его кресла.

Скирата покачал головой, медленно и веско. Вэу был куда выше и на несколько килограммов тяжелее, но Скирату такого рода подробности, похоже, никогда не волновали.

– Но в бытии Мэндо есть хорошие стороны. Если у тебя нет семьи, которой ты хочешь – ты можешь пойти и найти ее сам. – Внезапно он показался куда старше и ниже ростом, печальным и сломленным временем. – Ты собирался ей рассказать? Хорошо, Этейн, мои сыновья отреклись от меня. По мандалорианским обычаям, дети могут законным образом отказаться от родителя, который опозорил их, но это редкость. Мои сыновья ушли с их матерью, когда мы расстались; и когда я исчез на Камино, а они не могли меня найти – они обьявили меня дар'буир. Больше не отец.

– Ох… О, простите меня. – Этейн понимала, насколько серьезно это должно было быть для Мэндо'ад. – Вы обнаружили это, когда покинули Камино?

– Нет. Джанго привез новости о том, что они меня искали.

"…да, четыре года? Может быть три? Забыл. Два сына и дочь. Тор, Иджаат и Руусаан."

– Почему они искали вас?

– Моя бывшая жена умерла. Они хотели, чтобы я знал.

– Ох…

– Да.

– Но вы могли бы сказать им, где вы были в то время. Джанго мог бы поговорить с ними.

– И?

– Вы могли бы помириться с ними.

– И?

– Кэл, ты мог бы как-то обьяснить им, и не допустить этого…

– И раскрыть, что мы готовим армию? И поставить под удар безопасность моих парней? Никогда. И ни слова никому из моих мальчиков, слышишь? Это единственная вещь, которую я когда-либо скрывал от них.

Он пожертвовал своим добрым именем и последней возможностью на прощение и любовь семьи – ради людей, которых он обучал. Это потрясло Этейн словно удар в грудь.

Она обернулась к Вэу.

– А ты смотришь на своих людей, как на сыновей?

– Конечно. Других у меня нет. Вот почему я делал их выживальщиками. Не думай, что я их не любил, лишь потому что я не баловал их, как детей.

– А на этом месте, – полным презрения голосом подхватил Скирата. – он начнет рассказывать тебе, что его отец выбил из него осик, и это сделало из него мужчину. И ему это никак не повредило, никак нет, сэр.

– Я потерял только троих из моего потока, Кэл. Мне это многое говорит о моих методах.

– Я потерял четырнадцать. Будешь комментировать?

– Ты сделал своих мягкими. У них не было убийственной остроты.

– Нет, я всего лишь не зверил их, как ты это делал со своими, хат'уун.

Этейн шагнула между ними, разведя руки, обрывки старых разговоров начинали складываться вместе с пугающей ясностью. В глубине глотки стрилла послышалось рычание, и он соскользнул на пол, чтобы встать перед Вэу, защищая его.

Хорошо, что двери спален были закрыты.

– Пожалуйста, прекратите это. Мы не хотим, чтобы наши люди услышали вашу стычку прямо сейчас, не так ли? Как говорит Найнер – приберегите это для врага.

Скирата повернул голову, внезапно став настолько сосредоточенным, что она ощутила возмущение в Силе. Но это была не гневная реакция человека, которого задело нелестное замечание. Это была искренняя тоска. Он взглянул на Мирда, словно раздумывая не дать ли ему хорошего пинка, а потом, хромая, вышел на посадочную платформу.

– Не поступай так с ним. – сказала она Вэу. – Пожалуйста. Не надо.

Вэу просто пожал плечами и поднял тяжелого стрилла на руки, словно тот был щенком. Тот с обожанием лизнул его в лицо.

– Ты можешь драться холодным, как лед, или же можешь драться раскаленным докрасна. Кэл дерется раскаленным. Это его слабость.

– Ты говоришь в точности, как мой бывший учитель. – заметила Этейн и вышла на платформу вслед за Скиратой.

Воздушные трассы Корусканта протягивались над ними и под ними, создавая иллюзию бесконечности. Этейн оперлась на поручни ограждения, опустив голову на один уровень с головой Скираты. Она вгляделась в его лицо.

– Кэл, если ты хочешь, чтобы я что-то сделала насчет Вэу…

Он чуть покачал головой, все еще опустив глаза.

– Благодарю, ад'ика, но я сам могу разобраться с этой грудой осика.

– Никогда не позволяй провокатору манипулировать тобой.

Челюсть Скираты беззвучно пошевелилась.

– Я виноват.

– В чем?

– В том, что отправляю парней на смерть.

– Кэл, не обвиняй себя.

– Я взял кредитки, разве не так? Джанго свистнул, и я примчался. Я тренировал их с детства. Маленьких детей. Восемь, девять лет – ничего, кроме тренировок и боев. Ни прошлого, ни детства, ни будущего.

– Кэл…

– У них нет отпусков. Они не напиваются. Они не волочатся за женщинами. Мы их натаскиваем, латаем и кидаем их из боя в бой – ни выходных, ни отпуска, ни развлечений, а потом соскребаем их с поля боя и отправляем то, что осталось и может стоять, обратно на фронт.

– Но ты среди них. Ты дал им наследие и семью.

– Я так же плох, как и Вэу.

– Не было бы там тебя – твое место занял бы кто-то другой, вроде него. Ты же подарил своим людям уважение и привязанность.

Скирата глубоко вздохнул и сложил руки, все еще упираясь локтями в ограждение балкона. Далеко внизу под ними проревел гудок спидера.

– Ты знаешь подробности? Тренировки под реальным огнем. В их обучении они начинаются с пяти лет. Это значит что я посылал десятилетних детей на смерть. И одиннадцатилетних, и двенадцатилетних и так далее, до тех пор пока они не стали мужчинами. Я потерял четверых из моего потока в несчастных случаях на тренировках, и некоторые из них погибли от моей руки, от моей винтовки, из-за моего желания максимально приблизиться к боевым условиям.

– Я слышала, что такое случается в любой армии.

– В таком случае задай мне вопрос. Почему я так и не сказал "ладно, хватит!"? У меня были нелестные мысли на ваш счет, ад'ика, насчет того, почему же ваша братия не отказалась руководить армией рабов. А потом я подумал – Кэл, ты хат'туун, ты же точно такой же, как она. Ты никогда не протестовал против этого.

– Твои солдаты тебя обожают.

Скирата закрыл глаза и на секунду крепко стиснул веки.

– Думаешь, мне от этого легче? Этот вонючий стрилл любит Вэу. В чудовищ всегда влюбляются – вопреки рассудку.

Этейн подумала – не стоит ли утешить его, осторожно повлияв на его разум, так, чтобы он не терзался виной. Но Скирата был человеком независимым, жесткого склада ума – достаточного, чтобы заметить влияние на его разум и отбить ее манипуляции. Если она предложит ему добровольно… нет, Скирата никогда не выберет такого легкого пути. У нее нет утешения, которое она могла бы ему предложить – такого, что не сделает все лишь хуже.

Это была часть его исключительной – и привлекающей – отваги. Первые ее впечатлением было – что его грубовато-добродушная манера держаться была всего лишь реакцией, вызванной смущением. Но Скирата совершенно не смущался своих чувств. У него было мужество для того, чтобы оставить открытым забрало. Наверное это и делало его настолько искусным в умении убивать: он мог любить так же твердо, как и сражаться.