Рулетка судьбы - Аркадий Карасик

Вообще-то гражданину великой французской республики, пусть даже российского происхождения, особенно беспокоиться нет причин. Ксива сработана классно — прошла проверку на границе с Украиной. Александр не обнаружил ни малейшего внимания к своей персоне, ни самой немудренной слежки.

Итак, жилье. Ночевки в гостиницах или на вокзале отпадают. Слишком опасно. Кто знает, как поведут себя одесские менты. Но поиски пристанища тоже небезопасны. Придется вступать в контакты с представителями местного населения, следовательно — приоткрываться.

И все же без контактов не обойтись.

Самое безопасное — использовать справочное бюро. Там проходят сотни людей, вряд ли женщина, сидящая за окошком станет приглядываться. Для нее все пассажиры на одно лицо.

Полная, одышливая молодуха, скучающе читала журнал, на вопросы отвечала, не поднимая глаз.

— Не подскажете, где я могу снять комнату? Желательно, на окраине, не терплю шума, автомобильных гудков. Люблю природу.

Женщина оторвалась от интересного чтива, оглядела симпатичного мужчину. На полных, щедро накрашенных губах мелькнула улыбка.

— Таких справок не даем. Видите, даму в цветастой косынке — обратитесь к ней. Поможет. Конечно, не бесплатно.

Цветастая косынка принадлежит богатырше, более похожей на Илью

Муромца, нежели на женщину. Широкоплечая, грудастая, бедра будто откованны из металла, с короткой мужской стрижкой. Как сказал знаменитый поэт? Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет…

— А чего ж нельзя — можно, — прогудела она в ответ на просьбу горбоносого господина. — Вам помоложе или постарше?

— Вы не поняли, я интересуюсь жильем…

— А я о чем говорю? Жилья без хозяек не бывает. Есть мужики уважающие домовитых старушек, другие хотят видеть сдобных молодух, третии просят тех же старушек, но с молоденькими внучками.

Сводня самая настоящая сводня!

Собкову сейчас не нужна баба, его интересует надежное жилье. Максимум на несколько дней. Но особенно выпячивать мужскую невинность и высокую нравственность не стоит. Сейчас они не в почете.

— Желательно, средних лет, заботливую. Как вы выразились, домовитую.

Маклерша вытащила из дамской сумочки записную книжку, поплевывая на пальцы-сосиски, перелистала ее.

— Вот оно, что вам нужно… Платите за услуги и записывайте адресок. Киллер охотно выложил запрошенную сумму и записал адрес. Черноморская,

дом сорок пять, Костерова Татьяна Викторовна…

— Мамка, к тебе пришел дяденька!

Забавная девчушка стоит перед посетителем. Правая ножка выставлена вперед, ручки независимо заложены за спину, одна косичка с бантиком вздернута, вторая, растрепанная, опущена, голубые глазки с любопытством ощупывают «дяденьку». Крохе не больше шести лет, но держится она по-взрослому серьезно.

В груди киллера вздрогнуло сердце, забилось с такой силой и частотой — вот-вот выскочит. Единственный сын, от первой жены, Тимошка, в этом возрасте вел себя так же независимо. Живет он сейчас с матертью и отчимом во Владимире… Интересно, вспоминает ли родного отца или Анна сделала все возможное, чтобы вытравить образ первого своего мужа из мальчишеской памяти?

— Что случилось, Поленька? Кого Бог послал?

На крыльцо, вытирая передником мокрые руки, вышла хозяйка. Василиса Прекрасная из кинокартины, которую он как-то смотрел по телевизору. Высокая, статная, с гордо посаженной головой, на которой — корона из светлых кос. Морщинки в углах глаз не портят ее, наоборот, придают надежность, верность.

— Мне сказали, что вы сдаете комнату?

— Глашка расстаралась! Вот расторопная бабенка, позавидуешь. Точно, сдаю. Приходится, — с легкой иронией над собой призналась она, поправляя золотистую корону. — А вы один или с семьей? Комнатенка-то крохотная, для одного сгодится, а вот вдвоем-втроем — тесновато.

— Один я. Да и ненадолго в Одессу, не успею надоесть.

— Живите сколько захочется. Нам с Полиночкой будет повеселей. Как там не говорите, мужик в доме — защитник и работник. Вдруг придет охота руки приложить, ту же оградку подправить, скрипы в дверях убрать… Не даром, конечно, нынче это не в моде — в счет оплаты за комнату…

— Обязательно! И без всякой платы.

Собков присел на корточки, протянул Полине шоколадку. Случайно купил на автовокзале, не самому же лакомиться. Девчушка вопросительно взглянула на мать, уловила разрешающую ласковую улыбку, и, сохраняя независимый вид, приняла гостинец.

Комнатушка Голубеву понравилась. Маленькая, светлая, она походила на девичий теремок из той же самой сказки. Старая никелированная кровать, такой же старый стол, два стула, книжная полка — вся обстановка. Зато вид из окна потрясающий: за огородами до самого горизонта — морская гладь!

— Подходит. Сколько возьмете?

— Торговаться не приучены, по старинке живем. Сколько можете, столько дадите. А ежели подремонтируете собачью будку, приладите дверь в коровник да битую черепицу на краше замените, вообще живите задаром, ни копейки не возьму.

Татьяна Викторовна вопросительно смотрела на постояльца. Согласится «приложить руки» или откажется. Девочка, подражая матери, тоже не сводила с него голубых глазенок.

— Все сделаю, — повторил Александр. — Без всякой платы. Сейчас, как принятол, возьмите аванс.

Чуть ли не насильно он заставил хозяйку взять деньги. Хозяйка краснела, отнекивалась. Помогла дочка: с недетской серьезностью взяла у жильца сто баксов, положила в кармашек материнского передника…

Собков зажил спокойной жизнью главы семьи, разве только спал отдельно от Татьяны Викторовны. Утром, после умывания и непременной получасовой разминки, в столовой жильца встречали мать с дочкой. Женщина споро накрывала на стол, Полина помогала ей — расставляла посуду, ставила в центр непременную вазочку со свежими цветами.

— Пошли гулять, дочка? — после сытного завтрака Александр весело приглашал девочку. — Гляди какая стоит погода — грех сидеть в доме.

— Грех, — с неменьшей радостью согласилась девчонка. — Только переоденусь.

Они часами бродили по улицам и бульварам, серьезно беседовали. Полина рассказывала о глупой телке, которая пьет молоко только из ведра и упрямо отказывается сосать его из материнского вымени. Собков, с таким же серьезным видом, отвечал наспех придуманным «ужасным» случаем из своей жизни.

Твердая короста, выросшая на сердце наемного убийцы, постепенно давала трещины. Вначале малозаметные, они расширялись, появлялись новые. Будто Поленька смывала с души киллера жестокость и равнодушие к чужим страданиям.

Как и любая другая мать, Татьяна Викторовна смотрела на дружбу дочери и постояльца, тихо радовалась. Жилец ей тоже пришелся по душе — скромный, работящий, не пьяница, не гулена. Втайне она мечтала о таком муже. Гнала дурацкую надежду, но та не хотела уходить, по ночам донимала ее.

Дни шли за днями, недели — за неделями…

В один из теплых, погожих дней произошло, казалось бы, незначительное событие, но именно оно заставило Александра ускорить от"езд.

Александр и Полина сидели на бульварной лавочке и с удовольствием беседовали. На этот раз девочка «допрашивала» Собкова о его детях, не верила в одиночество дяди Володи. Он, в свою очередь, интересовался ее отцом. Не потому, что любил и ревновал — о таком глупо даже подумать, просто привык как можно больше знать о людях, с которыми приходится общаться.

— Говоришь, отец умер?

— Мамка сказала — его застрелили в Москве бандиты.

— И давно это произошло?

Девочка подумала, перебирая тонкие, прозрачные пальчики, будто костяшки старинных счетов.

— А я еще не научилась считать, — призналась, наконец, она. — Кажется, два лета…

Два года, ахнул про себя киллер. Значит, отца Поленьки мог застрелить и он. Поехал хохол в российскую столицу на заработки, нанялся в шестерки к Глобусу или Гансу и получил пулю в горло. От киллера, который теперь живет в его доме, прогуливается с его дочкой.

— Ты точно знаешь, что…

И вдруг застыл, не закончив вопроса. По аллее медленно шел средних лет мужчина. Бывший зек, по кликухе Фуфло, с которым киллер когда-то парился на зоне. В дорогом костюме, при золотой печатке на пальце, выхоленный, гордый, он остановился в пяти шагах, достал из нагрудного кармана толстую сигару. Огляделся и приблизился к скамейке.

— Мужик, огонька не зажжешь? Скисла зажигалка, хрен ей в фитиль. Щелкал, щелкал — аж рука заболела.

Приказав правой своей руке не дрожать, а губам — приветливо улыбаться, Александр достал зажигалку.

— Дарю, кореш. Прикуривай и вспоминай.

Фуфло кивнул, запалил зарубежное дерьмо в дорогой упаковке. Сигара не хотела прикуриваться, гасла.

Вот она, проверка! Узнает или не узнает? Ведь спали на нарах рядышком, часто чифирили на кухне, работали вместе на лесоповале. Фуфло никакой горбинкой на носу и прижатыми ушами не обманешь.