Удача – это женщина - Элизабет Адлер

– Пойдем со мной, мисси. И побыстрее. Вот сюда. Пожалуйста.

Она последовала за ним через другую дверь, также завешанную материей, спотыкаясь по пути о всевозможные обломки и выбоины. Они долго шли по бесконечному лабиринту разрушенных коридоров, пока не оказались в небольшом помещении квадратной формы. Стены комнаты были наполовину разрушены, крыша отсутствовала, и сквозь пустой проем заглядывала наполовину скрытая ночными облаками луна, слабо освещая черный прямоугольник двери и пустые глазницы окон. Фрэнси поняла, что провожатый покинул ее, Я она осталась совершенно одна. Смертельный страх пронизывал все ее существо, пока она не привыкла к темноте и не стала различать предметы. В самой середине комнаты угадывался силуэт стула, и на нем кто-то сидел. Кровь зашумела у нее в ушах, а сердце затрепыхалось с такой силой, что, казалось, вот-вот выскочит наружу.

– Джош? – прошептала она еле слышно.

– Я знал, что ты не сможешь отказаться от встречи и придешь, – прозвучал знакомый голос.

И вдруг прямо в лицо Фрэнси ударил яркий свет лампы. Она отшатнулась и зажмурилась, а когда открыла глаза, то уже знала, кого сейчас увидит. Это был не Джош. С ней говорил Сэмми Моррис.

– Узнала? Это я, – подтвердил Сэмми и поднял лампу повыше, чтобы у Фрэнси не осталось сомнений. Фрэнси в ужасе смотрела на него – она по собственной воле угодила в расставленную для нее ловушку.

– Так это вы написали записку? – наконец проговорила она.

– А кто же еще? Джошу больше не придется писать никогда в жизни. Вот я и решил передать вам, что он по-прежнему вас любит.

Глаза Сэмми загорелись мрачным огнем, и, победоносно ухмыльнувшись, он поднял лампу так, чтобы свет падал прямо на стул. На стуле сидел светловолосый человек. Фрэнси почувствовала, что сейчас упадет в обморок, она знала, что этот человек не может быть ее Джошем. Ведь она слышала собственными ушами, как он перестал дышать. Наконец она видела, как он умирал. Неужели он вернулся с того света?

Сэмми схватил ее за руку, заломил за спину и подтащил Фрэнси к стулу.

– Взгляни на него, девушка, – злобно прошипел он. – Посмотри на своего любимого. Ну, хорош он сейчас?

И снова Сэмми повернул лампу так, чтобы свет падал на лицо сидящего. Но то, что увидела Фрэнси, лицом назвать было нельзя. Это был просто кусок сморщенного, обветрившегося, багрового с синевой мяса. Сочащиеся язвы указывали на места былых ран, рот превратился в изломанную щель, застывшую в причудливой гримасе, а пустые глазницы бессмысленно смотрели в пустоту.

Фрэнси завопила от ужаса, но Сэмми держал ее крепко. Он подтащил ее еще ближе к стулу и к чудовищу, восседавшему на нем.

– Ну же, Фрэнси, поцелуй его. Ты не хочешь? Но ты же раньше целовалась с ним, ведь так?

Фрэнси снова закричала, еще громче. Неимоверный ужас придал ей силы, и ей удалось вырваться из железных пальцев Сэмми. Тот уронил лампу и разразился ругательством. Лампа разбилась, и огонь потух, оставив их в непроницаемой темноте.

Сэмми услышал шум и понял, что жертва пытается ускользнуть. Выругавшись, он бросился за ней через пустой проем двери. Фрэнси уже выбежала на аллею и теперь мчалась по ней что было духу, животный страх придавал ей силы. Она слышала топот Сэмми у себя за спиной – он нагонял ее, приближаясь с каждым шагом. Увидев впереди свет, Фрэнси поняла, что недалеко улица, и побежала еще быстрее. Внезапно она поскользнулась, и почти сразу же всем телом на нее навалился Сэмми. Она чувствовала едкий запах его пота и слышала прерывистое, хриплое дыхание. Потом она ощутила, как его пальцы с силой стали смыкаться на ее горле. Словно издалека до нее долетел звук чьих-то шагов, потом кто-то закричал, но она уже ничего не слышала, провалившись в темный колодец обморока.

Лаи Цин поминутно проверял у Фрэнси пульс, гладил ее ледяные руки и светлые волосы и молился, чтобы она открыла глаза. Он безмолвно взывал к богам и умолял их помочь – ведь она была его другом, его помощницей, его ребенком и, наконец, его любимой, без нее вся обретенная им вдруг удача не значила ничего. Когда же она, в конце концов, пришла в себя и посмотрела на Лаи Цина, тот бережно отнес ее в кеб, Я они отправились домой.

Энни и сама едва не потеряла сознание, когда увидела, как в комнату входит Лаи Цин с Фрэнси на руках. Она благодарила Бога, что Фрэнси, по крайней мере, догадалась оставить ей записку, и Лаи Цин знал, где ее искать. Когда же она взглянула на бледное как мел лицо и дрожащее тело Подруги и заметила, что та едва в состоянии говорить, она поняла, что случилось действительно что-то страшное.

– Они не погибли, – шептала Фрэнси, словно в бреду. – Я видела обоих – Сэмми и Джоша. Энни, это было настолько ужасно, что я не в силах говорить, – его лицо превратилось в сплошное месиво, и ничего не осталось от его былой красоты. Сэмми все время заставлял меня на него смотреть… у него был нож…

Энни схватилась рукой за сердце – в ней вновь затеплилась надежда:

– Неужели возможно, что Джош жив?

– Где ты его видела? – тихим голосом спросил Лаи Цин.

– В притоне, где курят опиум, на аллее Гай-Пао. В записке говорилось, чтобы я пришла туда… «Если ты еще меня любишь» – так было сказано в записке. – Фрэнси разжала руку, и Энни, завладев скомканной бумажкой, принялась внимательно ее изучать.

– Это почерк не Джоша, – сказала она. – Я готова утверждать это перед судом. Должно быть, записку написал Сэмми Моррис.

Лаи Цин обдумал все обстоятельства, связанные с запиской, которая появилась словно с того света, и однозначно решил, что Фрэнси подвергается опасности по-прежнему.

…Полуразрушенные улицы Китайского квартала оставались пустынными, когда Лаи Цин вернулся на место происшествия. Он хорошо знал аллею Гай-Пао и прилегающие к ней районы и отлично понимал, что здесь царят особые законы тайных китайских преступных сообществ, законы, по которым жили проститутки, игроки, торговцы наркотиками и наемные убийцы. Эти сообщества поделили весь город на зоны влияния и вели кровавые войны за бешеные прибыли, добываемые преступным путем. После стычек на улицах оставались десятки трупов.

Лаи Цин бесшумно прокрался по аллее зашторенной и слабо освещенной двери и, откинув плотную ткань, неслышно проскользнул внутрь. Никто не обратил внимания на его появление – такой стоял в комнате шум. К тому же там по-прежнему царил полумрак. Сквозь завесу табачного дыма и голубоватого опиумного тумана при тусклом свете керосиновой лампы с трудом можно было различить фишки и карты для игры в маджонг, кувшинчики для рисовой водки и сваленные в кучу трубки для курения опиума. Мужчина за стойкой, молодой еще человек с резкими чертами лица, на вопрос Лаи Цина, не заходили ли к нему двое белых, ответил, что не понимает, о чем говорит почтенный посетитель, но глаза его забегали.